Муравьиный лев и неправильные монстры
Мой ночной гость муравьиный лев (http://marjalutra.livejournal.com/48696.html) в своей личиночной ипостаси воплощает один из самых древних и сильных человеческих страхов. Монстр, которого не увидишь. Приходящий в ночи. Притаившийся в тёмной комнате. Живущий в шкафу. Внезапно появляющийся из воды или из твёрдой, надёжной, казалось бы, безопасной земли. Хуже разве что плотоядная тварь, поселившаяся внутри твоего собственного тела.
Есть, конечно, и натуральные такие хищники. Но леопард, змея, крокодил, акула свои, родные, привычные. И красивые. Они вызывают не только ужас, но и восхищение. А для чистых страшилок, специально для фантастов, природа создала червей и членистоногих. Кого из них ни возьми беспримесный кошмар в масштабе один к тысяче. Разгляди в лупу медведку, паука, ту же личинку муравьиного льва, увеличь и дельце обделано, готовое инопланетное чудовище. Можно творчески скомбинировать из частей разных козявок авторского монстра, под конкретные условия виртуального мира.
Ну лафа же творцам. Почему они так лажают?
Нет, я не о ползающих под землёй червяках размерами с товарный поезд. Не о червяках, которые питаются песчаным планктоном, который, в свою очередь, питается сушёными сбродившими какашками личинок тех же червяков. Не о кремнийорганических червяках, которые одновременно и окисляют некоторые вещества своего организма кислородом, выделяя получившийся диоксид кремния в качестве отхода жизнедеятельности, и что-то из этого отхода хемосинтезируют, выделяя свободный кислород. Великолепный Шаи-хулуд существо откровенно, демонстративно мифическое, и вся завиральная история Арракиса миф, коему и положено класть на все законы природы.
Я о тех фантастах, что стараются создать мир правдоподобный и убедительный. Живой. Разумеется, нельзя требовать от всех таланта, знаний и мастерства Хола Клемента. Его планеты идеально выверены, их обитатели адекватны условиям обитания, а капитан «Бри» Барленнан и его старпом Дондрагмер эталон инопланетных разумных существ. Это не каждому дано. Однако любому по силам слепить на коленке более-менее приличную биосферу, просто почитав учебники. Не только школьные, да. Но писатель или сценарист, по идее, умеет читать. «Грудь есть почему не носишь?»
А теперь конкретно. Один из любимых фильмов, «Враг мой». Именно фильм. В изумительной повести Барри Лонгиера, по которой он снят, герои сражаются не с инопланетными хищниками, не с космическими злодеями, не с безумными транспортёрами, а с другими монстрами: предрассудками соплеменников.
Для хищника планеты, на которой робинзонят герои, авторы позаимствовали идеи у трёх земных животных. В основе личинка муравьиного льва, её жильё ловчая воронка с сыпучими песчаными стенками. Тело букашки полностью соответствует образу жизни.
Обтекаемая форма, направленные вперёд якоря-щетинки и шесть когтистых ног позволяют муравьиному льву быстро бросаться на добычу и стремглав закапываться в песок, да ещё и втаскивать сопротивляющуюся жертву. Впрочем, недолго ей биться. Мощные челюсти одновременно и клещи, и шприцы, впрыскивающие в жертву смертельную дозу яда и пищеварительные ферменты, и трубочки, через которые личинка высасывает из хитинового панциря жертвы готовый бульон. Когда муравьиный лев сидит в засаде, из песка торчат только челюсти, они почти не видны. Высматривать добычу охотнику не нужно: он её чует по движению песчинок.
Жуткое зрелище.
Но далеко не каждая атака успешна. У муравья тоже неплохая реакция, он может и увильнуть от укола, а крупные виды умеют выпрыгивать из ловчей ямы.
Коротковат хищник, однако. Хорошо бы расширить ему зону поражения. Шею подлиннее, что ли. Тогда нужно увеличить число ног, иначе сильная жертва запросто выдернет охотника из подземного убежища в полный опасностей мир. Или удлинить тулово. Но длиннотелый охотник должен обитать уже не просто в песке, а в трубке-норке.
Извольте: обитатель коралловых склонов трёхметровая полихета Eunice aphroditois, пурпурный австралийский червь.
Как и муравьиный лев, червяк чует добычу по вибрации воды. Хватает всё, что двигается. На внутренней стенке его мускулистой глотки есть два острых загнутых зубца-шприца; охотясь, червь выворачивает глотку, выдвигает эти зубцы наружу и распахивает на 180 градусов. И мышцами же глотки схлопывает и втягивает ядовитые клещи парализованная жертва сразу попадает куда надо.
В отличие от компактного муравьиного льва, эуница умеет в броске за добычей выметнуть из норки часть тела длиной до 30 см.
Ещё одно жуткое зрелище.
Однако успешных атак у пурпурного червя случается ещё меньше, чем у муравьиного льва: хорошо, если одна из десяти. Червяк слишком заметный именно из-за того, что появляется над грунтом. И ему не хватает скорости, чтобы компенсировать свою заметность. Рыбы и соображают, и двигаются быстрее него.
Вот если бы хищник выглядел безобидным. Пусть та штука, что впивается в жертву и вкалывает ей яд, будет не мускулистой шеей с разинутыми зубищами, а, скажем, невинной трубочкой. И двигается, наоборот, замедленно. И только приблизившись к жертве почти вплотную, молниеносно выстреливает в неё гарпуном-шприцем.
Есть такое животное. Морской брюхоногий моллюск конус.
Вот у него внизу выставлена глотка, из глотки тянется хоботок, а из хоботка гарпун радулы, наполненный ядом.
Доза внушительная и впрыскивается под немалым давлением, это видно, когда жертва пробирка.
Поразив жертву, конус втягивает её в глотку, а если добыча крупная надевается глоткой на неё. Одни виды, например, Conus geographus, охотятся на поверхности дна.
Другие, как Conus monachus, зарываются в грунт. Но глотку всё равно выставляют наружу: кому охота набить кишечник илом и песком?
Разумеется, медлительный конус совершает на порядок меньше атак, чем скоростные муравьиный лев и пурпурный червь. Поэтому упускать добычу конусу никак нельзя. Его токсин входит в десятку сильнейших органических ядов. Укол этой маленькой улитки смертелен даже для такого крупного животного, как человек.
Инопланетный хищник в фильме живёт на суше. Значит, его ловчее щупальце должно выдерживать собственный вес и вес добычи оно не может быть таким тонким и мягким, как хоботок конуса и даже как тело пурпурного червя. Оденем щупальце членистым наружным скелетом. Как оно работает, мы видим в эпизоде охоты на небольшую (длиной около метра) и неторопливую многоножку с панцирем на спине. По-видимому, обычная хищникова еда: вокруг воронки разбросано множество пустых панцирей. Они настолько прочны, что герои сооружают из них дом, способный выдержать метеоритный дождь.
Жертва свалилась в воронку и неуклюже пытается выкарабкаться.
Из-под песка выныривает щупальце. Медленно-медленно. А зачем спешить добыча и сама медлительна, неловка, ей из воронки не выбраться.
Аккуратно прицеливается.
И, хлестнув, приклеивается к панцирю. Или присоски, или гарпуны. Поскольку герой должен выжить, хищник не вправе травить его ни ядом, ни желудочным соком, поэтому и добыча у гада лёгкая, не способная ни убежать, ни даже толком сопротивляться. Логично.
Дальше всё как у муравьиного льва: многоножку утаскивают в толщу песка, раздаётся душераздирающее чавканье, из песка на край воронки вылетает выеденный панцирь.
Теперь мы знаем, в какую кошмарную ловушку попал Дэвидж.
Дальше начинается лажа. Щупальце вальяжно хватает охламона Дэвиджа за ногу, тот орёт явно от боли, понимает, наконец, что у него проблема, пытается вырваться и нога заливается кровью.
Позвольте. Если на щупальце присоски, крови быть не должно: не могут присоски порвать кожу, они рассчитаны на многоножку, лёгкую (её панцири Дэвидж таскает по нескольку штук) и слабую. А если там гарпуны, пробивающие панцирь многоножки, то они проткнут обе берцовые кости насквозь. И застрянут, естественно. Но когда прибежавший на крики Шиген выстрелом перерезает щупальце, оно запросто сваливается с Дэвиджа. Что это было? Может, кровь и вопли просто чтобы нагнать страху на зрителя?
Итак, неведомый гад втянул обрубок щупальца. По идее, хищник-засадчик, неожиданно атакованный жертвой, раненый, искалеченный, лишившийся основного, если не единственного оружия, должен спрятаться.
Но не таков наш многоножковый лев! Он ещё не допугал зрителя. Из песка появляется морда разъярённого монстра.
Щупальце оказывается, его язык. Здравая идея. А остальное нонсенс. Как, скажите на милость, такими зубами выгрызть плоть из панциря? Должна быть радула (тёрка) или пила из множества мелких зубов на поверхности языка (может же быть у чудовища два языка?), расположенного внутри пасти, герметично смыкающейся вокруг добычи. А не редкие клыки разной длины по краю пасти жёсткой и раззявленной. В неё уже насыпалось столько песка, что монстр или будет полчаса отхаркиваться и отплёвываться, или так забьёт себе пищеварительный тракт, что просто не сможет проглотить вкусного Дэвиджа. И, наконец, глаза. Целых два, для бинокулярного зрения. Ну на кой глазки животному, обитающему под землёй?
Я уж не говорю о габаритах хищника. Он ведь не Колобок, у него тулово есть, и оно всяко больше головы если не шире, то длиннее. Как он ухитряется закапываться и как умещается в этой воронке? Она же ему мала на три размера.
А потом авторы и вовсе пошли вразнос. Монстр у них принялся бродить прямо под землёй и без всякой воронки вылез к героям посреди шалаша, повалив все окрестные деревья. А пока бродил не валил, ага. Трансгрессировал, наверное.
Как тут пугаться, когда смешно?
Есть, конечно, и натуральные такие хищники. Но леопард, змея, крокодил, акула свои, родные, привычные. И красивые. Они вызывают не только ужас, но и восхищение. А для чистых страшилок, специально для фантастов, природа создала червей и членистоногих. Кого из них ни возьми беспримесный кошмар в масштабе один к тысяче. Разгляди в лупу медведку, паука, ту же личинку муравьиного льва, увеличь и дельце обделано, готовое инопланетное чудовище. Можно творчески скомбинировать из частей разных козявок авторского монстра, под конкретные условия виртуального мира.
Ну лафа же творцам. Почему они так лажают?
Нет, я не о ползающих под землёй червяках размерами с товарный поезд. Не о червяках, которые питаются песчаным планктоном, который, в свою очередь, питается сушёными сбродившими какашками личинок тех же червяков. Не о кремнийорганических червяках, которые одновременно и окисляют некоторые вещества своего организма кислородом, выделяя получившийся диоксид кремния в качестве отхода жизнедеятельности, и что-то из этого отхода хемосинтезируют, выделяя свободный кислород. Великолепный Шаи-хулуд существо откровенно, демонстративно мифическое, и вся завиральная история Арракиса миф, коему и положено класть на все законы природы.
Я о тех фантастах, что стараются создать мир правдоподобный и убедительный. Живой. Разумеется, нельзя требовать от всех таланта, знаний и мастерства Хола Клемента. Его планеты идеально выверены, их обитатели адекватны условиям обитания, а капитан «Бри» Барленнан и его старпом Дондрагмер эталон инопланетных разумных существ. Это не каждому дано. Однако любому по силам слепить на коленке более-менее приличную биосферу, просто почитав учебники. Не только школьные, да. Но писатель или сценарист, по идее, умеет читать. «Грудь есть почему не носишь?»
А теперь конкретно. Один из любимых фильмов, «Враг мой». Именно фильм. В изумительной повести Барри Лонгиера, по которой он снят, герои сражаются не с инопланетными хищниками, не с космическими злодеями, не с безумными транспортёрами, а с другими монстрами: предрассудками соплеменников.
Для хищника планеты, на которой робинзонят герои, авторы позаимствовали идеи у трёх земных животных. В основе личинка муравьиного льва, её жильё ловчая воронка с сыпучими песчаными стенками. Тело букашки полностью соответствует образу жизни.
Обтекаемая форма, направленные вперёд якоря-щетинки и шесть когтистых ног позволяют муравьиному льву быстро бросаться на добычу и стремглав закапываться в песок, да ещё и втаскивать сопротивляющуюся жертву. Впрочем, недолго ей биться. Мощные челюсти одновременно и клещи, и шприцы, впрыскивающие в жертву смертельную дозу яда и пищеварительные ферменты, и трубочки, через которые личинка высасывает из хитинового панциря жертвы готовый бульон. Когда муравьиный лев сидит в засаде, из песка торчат только челюсти, они почти не видны. Высматривать добычу охотнику не нужно: он её чует по движению песчинок.
Жуткое зрелище.
Но далеко не каждая атака успешна. У муравья тоже неплохая реакция, он может и увильнуть от укола, а крупные виды умеют выпрыгивать из ловчей ямы.
Коротковат хищник, однако. Хорошо бы расширить ему зону поражения. Шею подлиннее, что ли. Тогда нужно увеличить число ног, иначе сильная жертва запросто выдернет охотника из подземного убежища в полный опасностей мир. Или удлинить тулово. Но длиннотелый охотник должен обитать уже не просто в песке, а в трубке-норке.
Извольте: обитатель коралловых склонов трёхметровая полихета Eunice aphroditois, пурпурный австралийский червь.
Как и муравьиный лев, червяк чует добычу по вибрации воды. Хватает всё, что двигается. На внутренней стенке его мускулистой глотки есть два острых загнутых зубца-шприца; охотясь, червь выворачивает глотку, выдвигает эти зубцы наружу и распахивает на 180 градусов. И мышцами же глотки схлопывает и втягивает ядовитые клещи парализованная жертва сразу попадает куда надо.
В отличие от компактного муравьиного льва, эуница умеет в броске за добычей выметнуть из норки часть тела длиной до 30 см.
Ещё одно жуткое зрелище.
Однако успешных атак у пурпурного червя случается ещё меньше, чем у муравьиного льва: хорошо, если одна из десяти. Червяк слишком заметный именно из-за того, что появляется над грунтом. И ему не хватает скорости, чтобы компенсировать свою заметность. Рыбы и соображают, и двигаются быстрее него.
Вот если бы хищник выглядел безобидным. Пусть та штука, что впивается в жертву и вкалывает ей яд, будет не мускулистой шеей с разинутыми зубищами, а, скажем, невинной трубочкой. И двигается, наоборот, замедленно. И только приблизившись к жертве почти вплотную, молниеносно выстреливает в неё гарпуном-шприцем.
Есть такое животное. Морской брюхоногий моллюск конус.
Вот у него внизу выставлена глотка, из глотки тянется хоботок, а из хоботка гарпун радулы, наполненный ядом.
Доза внушительная и впрыскивается под немалым давлением, это видно, когда жертва пробирка.
Поразив жертву, конус втягивает её в глотку, а если добыча крупная надевается глоткой на неё. Одни виды, например, Conus geographus, охотятся на поверхности дна.
Другие, как Conus monachus, зарываются в грунт. Но глотку всё равно выставляют наружу: кому охота набить кишечник илом и песком?
Разумеется, медлительный конус совершает на порядок меньше атак, чем скоростные муравьиный лев и пурпурный червь. Поэтому упускать добычу конусу никак нельзя. Его токсин входит в десятку сильнейших органических ядов. Укол этой маленькой улитки смертелен даже для такого крупного животного, как человек.
Инопланетный хищник в фильме живёт на суше. Значит, его ловчее щупальце должно выдерживать собственный вес и вес добычи оно не может быть таким тонким и мягким, как хоботок конуса и даже как тело пурпурного червя. Оденем щупальце членистым наружным скелетом. Как оно работает, мы видим в эпизоде охоты на небольшую (длиной около метра) и неторопливую многоножку с панцирем на спине. По-видимому, обычная хищникова еда: вокруг воронки разбросано множество пустых панцирей. Они настолько прочны, что герои сооружают из них дом, способный выдержать метеоритный дождь.
Жертва свалилась в воронку и неуклюже пытается выкарабкаться.
Из-под песка выныривает щупальце. Медленно-медленно. А зачем спешить добыча и сама медлительна, неловка, ей из воронки не выбраться.
Аккуратно прицеливается.
И, хлестнув, приклеивается к панцирю. Или присоски, или гарпуны. Поскольку герой должен выжить, хищник не вправе травить его ни ядом, ни желудочным соком, поэтому и добыча у гада лёгкая, не способная ни убежать, ни даже толком сопротивляться. Логично.
Дальше всё как у муравьиного льва: многоножку утаскивают в толщу песка, раздаётся душераздирающее чавканье, из песка на край воронки вылетает выеденный панцирь.
Теперь мы знаем, в какую кошмарную ловушку попал Дэвидж.
Дальше начинается лажа. Щупальце вальяжно хватает охламона Дэвиджа за ногу, тот орёт явно от боли, понимает, наконец, что у него проблема, пытается вырваться и нога заливается кровью.
Позвольте. Если на щупальце присоски, крови быть не должно: не могут присоски порвать кожу, они рассчитаны на многоножку, лёгкую (её панцири Дэвидж таскает по нескольку штук) и слабую. А если там гарпуны, пробивающие панцирь многоножки, то они проткнут обе берцовые кости насквозь. И застрянут, естественно. Но когда прибежавший на крики Шиген выстрелом перерезает щупальце, оно запросто сваливается с Дэвиджа. Что это было? Может, кровь и вопли просто чтобы нагнать страху на зрителя?
Итак, неведомый гад втянул обрубок щупальца. По идее, хищник-засадчик, неожиданно атакованный жертвой, раненый, искалеченный, лишившийся основного, если не единственного оружия, должен спрятаться.
Но не таков наш многоножковый лев! Он ещё не допугал зрителя. Из песка появляется морда разъярённого монстра.
Щупальце оказывается, его язык. Здравая идея. А остальное нонсенс. Как, скажите на милость, такими зубами выгрызть плоть из панциря? Должна быть радула (тёрка) или пила из множества мелких зубов на поверхности языка (может же быть у чудовища два языка?), расположенного внутри пасти, герметично смыкающейся вокруг добычи. А не редкие клыки разной длины по краю пасти жёсткой и раззявленной. В неё уже насыпалось столько песка, что монстр или будет полчаса отхаркиваться и отплёвываться, или так забьёт себе пищеварительный тракт, что просто не сможет проглотить вкусного Дэвиджа. И, наконец, глаза. Целых два, для бинокулярного зрения. Ну на кой глазки животному, обитающему под землёй?
Я уж не говорю о габаритах хищника. Он ведь не Колобок, у него тулово есть, и оно всяко больше головы если не шире, то длиннее. Как он ухитряется закапываться и как умещается в этой воронке? Она же ему мала на три размера.
А потом авторы и вовсе пошли вразнос. Монстр у них принялся бродить прямо под землёй и без всякой воронки вылез к героям посреди шалаша, повалив все окрестные деревья. А пока бродил не валил, ага. Трансгрессировал, наверное.
Как тут пугаться, когда смешно?