Второй год ужесточаются меры по купированию распространения коронавируса, ВОЗ и ныне там, а русский народ вспоминает, как сейчас, «чумной бунт» 1830 г. и инициирует новое восстание.
Основной исторический источник реаниматоров -
«Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, где автор повествует о севастопольской чуме 1830-го года как не бывшей. Подчёркивается, что причиной волнений стал карантин на фоне надуманной заразы.
Экономист Сергей Глазьев, а с ним одновременно и ряд блогеров мужского пола (подробнее
здесь), приводит цитату и делает далеко идущие выводы:
Скрин: natty_bamppo
Давайте разберёмся, что было, чего не было, конспирологи пусть постоят на пирсе.
Для начала отложим в сторону произведение Сергеева-Ценского, главной целью которого было показать продажность и жажду наживы чиновников царской поры.
Из источников имеем:
- документы РГАВМФ;
- документы РГВИА;
- мемуары военврача Н.И. Закревского, работавшего в заражённом Севастополе 1930 г.
Сразу скажем главное: большинство медиков, работавших в Севастополе во время обсуждаемых событий, не видели в распространявшейся инфекции признаков чумы.
Тем не менее, медики были единодушны в том, что предпринятые карантинные меры, действительно, имели важное значение, поскольку оберегали край от распространения инфекции.
Что это была за болезнь?
Главная идея ковид-диссидентов, внезапно полюбивших историю севастопольского чумного бунта, заключается в том, что та болезнь, как и нынешний ковид, была выдумкой чиновников и заинтересованных в прибыли медиков.
Очевидно, никакой чумы, действительно, не было. Как нельзя отрицать и то, что коррупция и жажда наживы имели место.
Вероятно, в 1830 г. Севастополь столкнулся с эпидемией тифа и холеры, распространившейся в то время во многих российских губерниях. Косвенно на это указывают свидетельства доктора Закревского, обнаруживавшего у заболевших признаки холеры, но не чумы.
Сам же он прибыл в Севастополь, будучи заражённым тифом от моряков, плывших вместе с ним на борту корабля «Эриван». Так вся больная компания и поступила в уже и без того заражённый город.
Но если от тифа ещё можно было оправиться, холера для первой половины 19-го века была фатальным заболеванием. Бактериология, трансформировавшаяся в медицинскую микробиологию, начала развиваться в России лишь во второй половине 19-го в. Холерное законодательство было принято в России только в 1903 году.
Создатель первых вакцин против чумы и холеры В.А. Хавкин родился только в 1860 г.
А в первой половине 19-го века заболевшие холерой люди фактически были обречены на смерть, и единственными средствами борьбы с распространением заразы являлись дезинфекция хлором и карантин.
В общем, для Севастополя 1830-го года холерный хрен не был слаще чумной редьки.
Карантинные меры и причины бунта
Был ли у севастопольцев повод бунтовать? Да, конечно. Условия, в которых содержали заболевших и подозреваемых в инфицированности, не отличались комфортом.
Из воспоминаний Закревского о госпитализации больных моряков:
...ничего надлежащим образом не было устроено. По числу больных не доставало ни тюфяков, ни одеял, ни тёплых халатов. Необходимой посуды, перевязочных материалов не отпускали... Вследствие сей неурядицы было то, что в течение одной недели из 80-ти человек больных... умерло 60...
Понятно, что если военным уделялось такое внимание, гражданским приходилось не слаще.
Из рапортов, докладов и переписки по вопросу эпидемии чумы в 1830 г. в Севастополе мы знаем, что:
- на изоляцию в чумные отделения отправлялись целые семьи;
- после закрытия города людям - с их же слов - недоставало питьевой воды (она привозилась нерегулярно);
- продуктами население снабжала «продовольственная комиссия» (свидетельств о голоде у нас нет).
Так почему люди взбунтовались? Были на то веские основания? По сути, бунт явился реакцией на тюремный режим.
Никакой сознательности от населения ожидать не приходилось. В невидимую заразу мало кто верил, а возросшее количество умерших никого не трогало так, как нарушение прежнего уклада жизни.
События «чумы» в Севастополе 1830 года занимают всего полгода. Против нынешней эпидемии - эпизод. По уровню обеспечиваемого населению комфорта и по степени жёсткости мер - сравнение с тем, что происходит сейчас, также не в пользу эпохи Николая I.
Но чтобы сделать окончательные выводы, нужно взглянуть и на истоки, и на последствия бунта.
Кто разжёг восстание?
В литературе того времени севастопольский бунт 1830 г называли бабьим.
Разные исследователи сходятся в мнении о том, что распространением слухов и подстрекательством в основном занимались женщины. Мужчинам попросту было некогда.
В Севастополе жена унтер-офицера Кириллова заявила, что всю её семью отравил штаб-лекарь Верболозов, пощадив саму Кириллову, поскольку питал к ней пристрастие как к женщине. С этого момента слух о докторах-отравителях стал гулять по всему городу.
На самом деле, бунт стал результатом сплетен, которые о ту пору были популярны во всей России.
Севастопольцы из уст в уста передавали сплетню о том, что доктора отравляют источники и колодцы. Обывателям необходимо было объяснять себе непонятную им эпидемию простыми причинами.
То же самое будет происходить во многих регионах империи.
Во Владимире летом 1831 г. майор Гейкинг докладывает начальнику Корпуса жандармов:
...Распространилась общая молва, будто холеру везде производят люди злонамеренные, подкупленные поляками, французами и турками, кои отравляют колодцы и съестные припасы, производят смертность под видом холеры.
В перехваченном в 1831 г. полицией письме некоего отставного поручика Федота Гагаева «Василию Филипычу» читаем о волнениях в Петербурге:
...Народ черной осердился на лекарей, морят людей и говорят, что холера... это видно Польша подкупила докторов так морить.
А разрасталась инфодемия того времени не благодаря СМИ и Интернету, как сейчас, а благодаря почте и почтальонам. Историк А.К. Егоров в своей работе о распространении слухов во время эпидемии холеры приводит интересный случай, произошедший в Пскове в июле 1831 года, когда прибывший из Петербурга почтальон в частном разговоре доложил местному губернатору о том, что
болезнь холеры происходит от отравы, которую помещают в хлеб булочники.
Это примерно, как сейчас, химический пневмонит, который якобы происходит от распыляемых с помощью авиации ядовитых веществ и которым злодушные конспирологи объясняют ковидное поражение лёгких.
Бунт и его последствия
Те, кто сегодня цитируют «Севастопольскую страду» и собирают подписи против ковид-диктатуры, ведут народ к закономерному итогу - мятежу. Против чего? Против пандемии как таковой. «Отмените это всё, а мертвецов забудьте».
Восстание севастопольцев началось уже после того, как было снято карантинное оцепление.
Но спустя несколько дней умирает некая Зиновья Щеглова. Штаб-лекарь Шрамков констатирует смерть Щегловой от чумы, и местные женщины, так кстати ненавидевшие Шрамкова «за домогательства», поднимают восстание, опасаясь, что город вновь закроют на карантин. Мужья, разумеется, встают на сторону жён.
Тут же организовывается совет мятежников - «Добрая партия», и восстание начинает расти.
Разрастись успевает до захвата города и убийства военного губернатора - после этого власти подавляют восстание. Вся драма разворачивается в считанные дни.
Заметьте, всё происходит уже по окончании карантина.
Итог
- Всё население Севастополя подверглось депортации.
- Слободы, по повелению Николая I, выжжены до основания.
- Женатые матросы и рабочие высланы в Херсон, далее - в Архангельск без семей. Их жёны с детьми отправляются из Севастополя на все четыре стороны «куда пожелают». Следовать им за мужьями император запрещает лично.
Сергей Глазьев говорит, что «чумной бунт» 1830 г. в Севастополе - «поучительная история», которую хорошо бы знать всем его коллегам и академикам от медицины. Он прав. Однако изучать нужно всю историю - от начала и до конца по историческим источникам, а не по отрывку из произведения сталинского лауреата.
Но изучать её, в первую очередь, должны не они, а сам Глазьев и те, кто ведёт народ к непонятной этиологии мятежу. Ничего приличного из этой затеи не выйдет, ведь
Мятеж не может кончиться удачей,
в подобном случае его зовут иначе.
Ну, а если господа рассчитывают на удачу, подоплёка их действий исключительно политическая, как и подобает иначе называемому бунту.