О царевнах-несмеянах
Женщины своеобразно реагируют на чёрный юмор: им не смешно. Даже если внешне ухмыляются, в глубине души хранят строгое "фе".
Всё это происходит потому, что женщина соприкасается с пограничным состоянием жизни чаще, чем мужчина. И особенно в нынешнее время в "развитых" странах, где мужчина знает о войне понаслышке, а потому смерть видит в роликах криминальной хроники и - эпизодически - на улицах.
Женщине от тет-а-тет со смертью никуда не деться, потому как призвана рожать. Само ожидание ребёнка уже повергает будущую мать на периферийное состояние бытия (это его потенциальные "да" и "нет" в одном). Рождение также тесно смыкается с небытием, и дальнейший путь взращивания зерна непременно граничит с иномирием (прабабки носили детей на себе, чтобы смерть не унесла, т.к. дети лишь одной ногой пребывают в этом мире, и потому синдром внезапной детской смертности в до-колясочно-кроваточно-бутылочную пору был неизвестен).
Мужчина такой возможности созерцать лики инобытия в современном западном мире лишён. Конечно, война не является лучшим способом медитации над Стиксом, однако, в виду повсеместной духовной толерантности и превалирования светского над религиозным, западный человек не имеет иных путей наблюдения смерти, нежели война или потеря близких. Однако на войну идти практически никто не обязан, если она не затрагивает вашей территории (а она не затрагивает), а смерть близких, не сопряжённая с упомянутой духовно-религиозной составляющей, точнее, оставленный ею в душе след, успешно лечится психиатрами.
И только женщине никуда не деться. Даже если все роды она проспит, а ребёнком с рождения займутся опытные няньки, исключить пространство иномирия из своей жизни вовсе окажется невозможным, ибо оно входит во чрево.
Поэтому женщинам не смешно, когда кто-то шутит о смерти. Бороться и соседствовать с нею в современном цивилизованном мире становится уже практически лишь их привилегией.