Блокадное кольцо
Ежегодно в сентябре Санкт-Петербург вспоминает те страшные дни, когда кольцо блокады вокруг города сомкнулось на долгие 900 дней.
4 сентября 1941 года на Ленинград упали первые снаряды, уже 8 сентября был взят Шлиссельбург - в тот же день загорелись Бадаевские склады и город подвергся массированной бомбёжке.
Только вдумайтесь: на Ленинград было сброшено несколько тысяч зажигательных и фугасных бомб, сгорели сотни домов. Фашистская армия была уверена в скорой победе. Немцы готовились встретить Новый 1942 год в нашем ресторане «Астория», куда высшему офицерскому составу уже осенью раздали пригласительные билеты…
Фашисты справедливо полагали, что с падением Ленинграда и Кронштадта исход войны будет предрешён. Именно поэтому важно было не просто захватить город, но стереть его с лица земли. О таких планах фюрера говорит дошедшая до наших дней фашистская директива № 1601 от 22 сентября 1941 года: «Предполагается окружить город тесным кольцом и путём обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей… В этой войне, ведущейся за право на существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения».
Но плану Гитлера не суждено было сбыться.
Советские люди проявили невероятные отвагу и мужество, отстаивая рубежи родного города. И каждый знал что позади - Россия, родной тыл, с замиранием сердца следящий за новостями из блокадной столицы. Сопротивлялись все: и воины регулярной армии, и партизаны, и солдаты народного ополчения.
Лето прошло более-менее спокойно, а с началом блокады положение Ленинграда значительно ухудшилось. Сначала покой жителей нарушали ежедневные артобстрелы, длящиеся порой до 8 часов в сутки. Их жертвами каждый день оказывались десятки и сотни ленинградцев. Бомбёжки вскоре стали частью обыденной ленинградской жизни.
Но помимо врага подступала к городу и осень. В октябре ленинградцы почувствовали нехватку продовольствия, а уже в ноябре начался настоящий голод…
На долгое время хлеб для блокадников оставался единственно доступным продуктом - иных запасов продовольствия в городе попросту не было. Норма выдачи хлеба стремительно сокращалась и уже 20 ноября составила всего 250 граммах для рабочих и 125 граммов для служащих, детей и иждивенцев…
Наступала зима и голод усугублялся холодом.
По материалам заместителя председателя Санкт-Петербургской общественной организации «Жители блокадного Ленинграда» Ю.Н. Антонова.
Из воспоминаний блокадников
Лидия Ивановна Загоровская:
«Я родилась в Ленинграде, и когда началась война, мне шёл пятый год. Летом наша семья жила на дачной квартире в Лесном на границе лесопарка Сосновка. Именно в блокаду я услышала новое слово «смерть», в дальнейшем ставшее обыденным и часто упоминаемым. Наша семья дружила со скрипачом - евреем, имени которого я не помню, солистом оркестра Театра оперы и балета им. С. М. Кирова (ныне Мариинский). Он приходил пообщаться с отцом и дать уроки музыки старшей сестре Аде.
С детства самоучкой отец научился играть на скрипке, не зная нотной грамоты, по слуху, исполнял произведения П. В. Чайковского, свою любимую «Сольвейг» Э. Грига и др. Игра отца приводила в восторг скрипача. Вели они с отцом и политические беседы…
Скрипач боялся, что фашисты смогут взять Ленинград, начнут уничтожать население, и в первую очередь - евреев. Угроза взятия немцами Ленинграда действительно была в первых числах сентября 1941 года. Музыкант не выдержал напряжения и, чтобы не быть взятым в плен, повесился, оставив записку моим родителям забрать его скрипки итальянских мастеров для Ады…»
Нина Михайловна Соколова:
«В конце августа - начале сентября 1941 года ленинградцы не страдали от холода и голода. Первым испытанием города стали бомбёжки. Сначала редкие, непродолжительные, но по мере приближения немецких войск к Ленинграду бомбежки учащались. 8 сентября Ленинград был уже во вражеском кольце фашистских полчищ.
После на редкость жаркого лета осень началась как-то сразу: свинцовое небо не пропускало ни одного солнечного лучика, казалось и природа, и люди многомиллионного города чего-то ждут, и вот издалека послышался гул. Он медленного нарастал; люди на улицах останавливались, прислушивались, озирались.
Необычный звеняще-шуршащий гул, казалось, приближался со всех сторон. Он постепенно нарастал, монотонность его иногда нарушалась свистом. Это произошло 15 сентября в 17 часов. Я с маленьким братом находилась в этот момент на углу улицы Мира и Кронверкской. Люди, как вкопанные, стояли на улицах, и как завороженные, смотрели в небо - тысячи немецких самолётов стройными треугольниками закрывали его. «Вспомни картины ужаса, чёрных машин полет…».
Да, это было так. Ужас сковал людей, ужас и недоумение читались на лицах прохожих. Почему? Что это? А это - лицо войны, лицо подлости.
Мне казалось, мы стояли вечность: самолеты всё летели и летели; летели медленно, низко над самыми крышами домов, так, что видны были лица летчиков… И машины, и летчики - чёрные, сколько их было, не знаю, до 200 мы досчитали, дальше не могли считать, сбились. Женщину рядом с нами стало рвать. Жутко! Летели как хозяева! Петроградскую сторону в этот день они не бомбили - эта туча немецких бомбардировщиков, как выяснилось позже, летела к Финскому заливу, где стоял российский флот.
С этого дня ленинградское небо защищалось аэростатными сетями, и больше ни разу немецким самолетам не удавалось так низко спуститься над городом».
Надежда Александровна Шепелева:
«Война застала меня в выходной - известие я услышала в Сестрорецке. Конечно, сразу бросилась в город. Не понятно было, с кем воюем, ведь с немцами был договор о ненападении… Уже позже я узнала из литературы, что с 4 часов утра в Смольный поступали шифровки о передвижениях гитлеровских войск. А немцы в это время бомбили на Балтике, совершали налёт на Выборгский аэродром… Но наши лётчики были начеку, и 29 раз до блокады они не пустили фашистов на Ленинград!
Вернувшись в город, я поняла, что жизнь здесь изменилась. Каждый был занят делом: кто-то спешил в военкомат, кто-то в Мединститут - сдавать кровь. Очередь там была неимоверная: все понимали, что будет много раненых, и она понадобится.
Когда пал Шлиссельбург и загорелись Бадаевские склады, по всему Ленинграду разошлась жуткая вонь, взвился дым… Мы побежали на Карповку, сели на бережок и наблюдали за пламенем… А потом - первый налёт… Правда. Фактически это был уже 29-й налёт, с которым немцы всё же прорвались в город.
Первый день блокады был самым страшным. Когда наступил отбой воздушной тревоги, стал работать метроном. Так мы жили все 900 дней: то обстрел, то налёт, то метроном… А потом начались холода и голод…».
(Полный текст интервью с Н.А. Шепелевой: http://mariusm11.livejournal.com/332344.html)
ПУСТЬ НЕ ПОВТОРЯЕТСЯ ТАКОЕ НИКОГДА!