(no subject)
Оказывается, лет в 14 я еще верила в сказки и уже писала "высокохудожественную" ерунду.
Глава 1.
Она закрывала глаза. Она бросала этот несовершенный мир на произвол судьбы. Она со страстью бралась за строительство новых воздушных замков. Замков, в которых она сама была королевой. Она мечтала. А что может быть прекрасней мечты? Что может быть прекрасней идеала? Ничего, ответ ясен. Она сочиняла себе новую жизнь, такую, где каждая секунда зависела исключительно от Нее самой и где каждый, кто становился кусочком Ее нового мира, поклонялся Ей. Воображение рисовало все новые и новые картины…
Сегодня я неотразима. Я великолепна и я знаю это. Все смотрят на меня, я чувствую это, чувствую кожей. Я наслаждаюсь этими тысячами взглядов, обращенных на меня и полных восхищения. Они словно наполняют меня силой и бешеной, невозможной энергией. На этом приеме в залитом светом зале я Звезда. Ха, еще бы, я заслужила этого признания! А неужели в углу Он, исподлобья смотрящий в мою сторону? Да-да, он самый, тот, кто так и не понял, что был так нужен мне целый год. А я любила. Теперь он будет кусать локти, осознавая свою ошибку. Время ушло, милый! По злой шутке судьбы сегодня я со своим молодым человеком, Любимым Молодым Человеком! Ты будешь до самого выхода провожать меня взглядом, может, даже попробуешь догнать меня, а я выйду на улицу, около меня затормозит роскошный автомобиль, дверь откроется…
- Миронова! Миронова, очнись!!!
Она открывает глаза и, ошарашенная, мотает головой из стороны в сторону.
- Миронова! Да что ты себе позволяешь?! заснуть на уроке! Да как ты только додуматься до такого смогла?!…
Весь класс заливается, падает со смеху, отовсюду, изо всех углов на Нее показывают пальцем.
- Владилен Львович, я не…
- Молчать!
Ухмылки. Корчащиеся от смеха противные рожи. Везде.
- Вон из класса! К директору, быстро!!!
- Вла…
- Молчать!!
- Я не…
- Молчать, я сказал!!!
Смеющиеся рты. Страшные гримасы. Маски, везде маски. Она сорвалась с места, больно ударившись о край парты, и, на ходу кое-как надевая на острые худые плечи старое пальто, крикнула изо всех сил:
- Я не вернусь, слышите? Не вернусь!
- Миронова, стой!
Где-то далеко за ее спиной грянул новый взрыв адского смеха, сквозь который порой еще прорывался казавшийся теперь жалобным и нелепым, а оттого смешным, голос Владилена Львовича:
- Миронова, погоди! Стой, Миронова!
- Не вернусь, не вернусь, не вернусь, - твердила Она себе под нос и улыбалась своей неожиданной решимости. Интернат становился все дальше от Нее. Да, Ее ждала ее старая верная подруга. Ее ждала Москва.
~***~
Глава 2.
Город жил своей собственной, ни от кого независящей жизнью. По серым улицам под низким давящим осенним небом текла толпа. Тысячи людей. Тысячи холодных равнодушных лиц, ожесточенных своими собственными проблемами и заботами. А Она бежала, изо всех сил продиралась сквозь толпу вперед, неистово пробивая себе путь, расталкивая своими локтями и маленькими кулачками движущуюся массу людей. Она казалась совершенно нелепой: этакое остервенелое существо с торчащими во все стороны рыжими непослушными жесткими волосами, выбившимися из хвоста, в клетчатом поношенном пальтишке, впопыхах застегнутом на одну большую пуговицу, в наверченном вокруг тонкой шеи сером шарфе. Ей было 15, выглядела она на все 12. А Москве было почти 850, и она ничуть этого не стеснялась. Казалось бы, такая разница в возрасте! Но они удивительно гармонично жили друг с другом. Она бросалась в объятия большого города, искала у него понимания и приюта. И находила его на старых вымощенных улицах, находила на набережных и на площадях, во дворах старинных домов и в зеленых парках. Москва прощала Ей Ее сумасбродство, давала выход Ее неуемной энергии и утешала, улыбаясь Ей солнечной материнской улыбкой. И сейчас Она неслась, спотыкаясь, по Маросейке, глотая холодный вкусный московский воздух, и не могла надышаться, и кружилась, глядя в небо, и кричала, срывая голос:
- Слышишь, Москва! Я пришла к тебе, я с тобой! И знаешь, Москва, я сегодня стерва! Я хочу сравниться с тобой, дура!
Она хохотала, хохотала, как сумасшедшая, а потом охрипшим голосом снова кричала небу:
- Ха! Золотая клетка, хваленая столица! Я сделаю тебя! Я буду, я стану, я сумею! Слышишь, ты?! Я бросаю тебе вызов! Хаха!
Она закашлялась, перевела дыхание и снова залилась диким, пугающим смехом. В подтверждение своим словам Она резко выдернула из кармана перчатку, огляделась, хитро прищурившись, и, подпрыгнув, бросила перчатку в умытое дождем лицо московского неба.
Москва верила каждому Ее слову. Решимость объединяла их обеих. Одиночество и решимость. Москва смеялась Ей в ответ, принимая Ее вызов, в душе, прятавшейся под неприступным каменным обликом, надеясь на Ее победу. Москва смялась шумом машин на Мясницкой, Садовом кольце и Новом Арбате, смеялась гулом толпы на Красной площади, Арбате и Тверской, смеялась непонятными песенками из окон проезжавших авто и разномастными криками у метро, громкими объявлениями на вокзалах, дребезжанием трамваев и звоном разбивающегося стекла…
Она, уставшая, брела по пустынной Сретенке, все еще посмеиваясь себе под нос, и рассеянно волокла по асфальту свой серый шарф. Город постепенно отдавался власти сумерек, в Ее растрепанных рыжих волосах запутался последний лучик заходящего солнца, кое-как пробравшийся сквозь серые тучи. На Проспекте Мира и на Садовом уже горели желто-оранжевые фонари, синие краски потихоньку сгущались. Она медленно шла по Цветному бульвару, напевала мотив знакомой песни и, улыбаясь, робко и неуверенно пританцовывала. The shadow of your smile when you are gone will colour all my dreams…папам-папам.. Она уселась на край пустой белой скамейки, устроилась поудобней, поджав под себя ноги, и закуталась в пальто. Она уставилась на фиолетово-черное московское небо и, дождавшись первой звездочки, вздохнула и закрыла глаза. Она снова убегала в свою страну грез…
Ночь. Я иду по Софийской набережной… Нет, лучше стою на Большом Москворецком мосту. Да. Подо мной несет свои воды, поблескивая под светом огней гостиницы «Россия», Москва-река. Я кутаюсь в большой бежевый шарф. Я ищу вдохновения, прошу его у реки. Я счастлива отдаленному шуму города, счастлива самой себе. «Москва-река - это больше, чем просто вода в граните, правда?». Я оглядываюсь. Сзади меня Он. Черные волосы, большие глаза, широкие скулы. «Откуда Вы знаете?». «Я сам частенько прихожу к ней за советом». «И что же она Вам советует?». «Следовать своему сердцу. Поэтому я подошел к Вам. Прошу Вас, назовите мне свое имя!…». «А … Вы не знаете меня?». «Знаю, разумеется. Но я знаю в Вас, как и все, человека искусства и высшего света. Мне же хотелось бы узнать в Вас женщину…». Бог мой! Ведь это Он, мужчина моей жизни! Неужели я буду совершенно счастлива? Неужели ты поможешь мне, Москва?…..
Москва знала каждую Ее мысль. И улыбалась Ей, и гладила Ее по рыжей голове своими туманами. Москва понимала. Романтичность объединяла их обеих. Одиночество и романтичность. Москва шептала Ей о любви шорохом бегущих по асфальту сухих листьев в уютных Арбатских переулках, шептала тихим поскрипыванием старых качелей на ветру в маленьких двориках Замоскворечья, шептала мерным потрескиванием фонарей на пустынной ночной Никольской и тихим джазом, доносящимся из какого-то невидимого окна в доме на Садовнической.
Они были вместе - большой город и маленькая девочка.
- Знаешь, я ведь люблю тебя, Москва… - тихонько прошептала Она и, свернувшись клубком, задремала.
~***~
Глава 3.
Двенадцать лет спустя, холодным осенним вечером молодая миниатюрная женщина в дорогом светлом кашемировом пальто медленно шла вниз по Варварке. На ее красивом задумчивом лице застыла легкая печальная улыбка. Женщина, плавно поворачивая голову, с грустью огляделась и задержала свой взгляд на сером московском ноябрьском небе. Потом, словно очнувшись, она тряхнула головой, неловко улыбнулась самой себе. Спустившись по Варварке она перешла дорогу, свернула налево и очутилась на Маросейке. Пройдя немного вверх по улице, она в нерешительности остановилась и мельком поправила дрожащей рукой выбившуюся из идеальной прически непослушную прядь жестких рыжих волос и опять взглянула на небо.
- Спасибо тебе, Москва. Спасибо. Знаешь, я ведь люблю тебя, Москва… - прошептала она и смахнула с щеки слезинку.
- Ну вот ты где! Я уже весь город объездил! - около нее остановился черный BMW, за рулем сидел молодой человек. Черные волосы, большие глаза, широкие скулы…
- Да, знаешь, решила прогуляться, раз уж вечер свободный выдался.
- Не замерзла? Садись скорее в машину. Ну, раз уж вечер, наконец-то, свободный, может, съездим в один очень милый ресторанчик на Чистых прудах, а?
Она улыбнулась, весело кивнула и забралась в машину. Захлопнула дверь. И Незаметно помахала рукой кусочку ноябрьской тучи, видневшемуся в окно. Машина плавно тронулась с места и вскоре исчезла за поворотом. Лишь на тротуаре, на том самом месте, где когда-то давно маленькая девочка подбросила свою перчатку, на том самом месте осталась лежать свежая газета, видимо, оброненная кем-то из прохожих. Первую страницу газеты так и норовил перевернуть ветер. А на первой странице красовалась фотография улыбающейся молодой женщины с копной рыжих волос и охапкой цветов и подпись крупными буквами:
В ЦЕНТРАЛЬНОМ ДОМЕ ХУДОЖНИКА НА КРЫМСКОМ ВАЛУ ОТКРЫЛАСЬ НОВАЯ, ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ВЫСТАВКА РАБОТ ТАЛАНТЛИВЕЙШЕГО ФОТОГРАФА СТОЛИЦЫ ВЕРОНИКИ МИРОНОВОЙ. ТЕМА РАБОТ, КАК И СТОИЛО ОЖИДАТЬ, ……………МОСКВА.
~***~
Глава 1.
Она закрывала глаза. Она бросала этот несовершенный мир на произвол судьбы. Она со страстью бралась за строительство новых воздушных замков. Замков, в которых она сама была королевой. Она мечтала. А что может быть прекрасней мечты? Что может быть прекрасней идеала? Ничего, ответ ясен. Она сочиняла себе новую жизнь, такую, где каждая секунда зависела исключительно от Нее самой и где каждый, кто становился кусочком Ее нового мира, поклонялся Ей. Воображение рисовало все новые и новые картины…
Сегодня я неотразима. Я великолепна и я знаю это. Все смотрят на меня, я чувствую это, чувствую кожей. Я наслаждаюсь этими тысячами взглядов, обращенных на меня и полных восхищения. Они словно наполняют меня силой и бешеной, невозможной энергией. На этом приеме в залитом светом зале я Звезда. Ха, еще бы, я заслужила этого признания! А неужели в углу Он, исподлобья смотрящий в мою сторону? Да-да, он самый, тот, кто так и не понял, что был так нужен мне целый год. А я любила. Теперь он будет кусать локти, осознавая свою ошибку. Время ушло, милый! По злой шутке судьбы сегодня я со своим молодым человеком, Любимым Молодым Человеком! Ты будешь до самого выхода провожать меня взглядом, может, даже попробуешь догнать меня, а я выйду на улицу, около меня затормозит роскошный автомобиль, дверь откроется…
- Миронова! Миронова, очнись!!!
Она открывает глаза и, ошарашенная, мотает головой из стороны в сторону.
- Миронова! Да что ты себе позволяешь?! заснуть на уроке! Да как ты только додуматься до такого смогла?!…
Весь класс заливается, падает со смеху, отовсюду, изо всех углов на Нее показывают пальцем.
- Владилен Львович, я не…
- Молчать!
Ухмылки. Корчащиеся от смеха противные рожи. Везде.
- Вон из класса! К директору, быстро!!!
- Вла…
- Молчать!!
- Я не…
- Молчать, я сказал!!!
Смеющиеся рты. Страшные гримасы. Маски, везде маски. Она сорвалась с места, больно ударившись о край парты, и, на ходу кое-как надевая на острые худые плечи старое пальто, крикнула изо всех сил:
- Я не вернусь, слышите? Не вернусь!
- Миронова, стой!
Где-то далеко за ее спиной грянул новый взрыв адского смеха, сквозь который порой еще прорывался казавшийся теперь жалобным и нелепым, а оттого смешным, голос Владилена Львовича:
- Миронова, погоди! Стой, Миронова!
- Не вернусь, не вернусь, не вернусь, - твердила Она себе под нос и улыбалась своей неожиданной решимости. Интернат становился все дальше от Нее. Да, Ее ждала ее старая верная подруга. Ее ждала Москва.
~***~
Глава 2.
Город жил своей собственной, ни от кого независящей жизнью. По серым улицам под низким давящим осенним небом текла толпа. Тысячи людей. Тысячи холодных равнодушных лиц, ожесточенных своими собственными проблемами и заботами. А Она бежала, изо всех сил продиралась сквозь толпу вперед, неистово пробивая себе путь, расталкивая своими локтями и маленькими кулачками движущуюся массу людей. Она казалась совершенно нелепой: этакое остервенелое существо с торчащими во все стороны рыжими непослушными жесткими волосами, выбившимися из хвоста, в клетчатом поношенном пальтишке, впопыхах застегнутом на одну большую пуговицу, в наверченном вокруг тонкой шеи сером шарфе. Ей было 15, выглядела она на все 12. А Москве было почти 850, и она ничуть этого не стеснялась. Казалось бы, такая разница в возрасте! Но они удивительно гармонично жили друг с другом. Она бросалась в объятия большого города, искала у него понимания и приюта. И находила его на старых вымощенных улицах, находила на набережных и на площадях, во дворах старинных домов и в зеленых парках. Москва прощала Ей Ее сумасбродство, давала выход Ее неуемной энергии и утешала, улыбаясь Ей солнечной материнской улыбкой. И сейчас Она неслась, спотыкаясь, по Маросейке, глотая холодный вкусный московский воздух, и не могла надышаться, и кружилась, глядя в небо, и кричала, срывая голос:
- Слышишь, Москва! Я пришла к тебе, я с тобой! И знаешь, Москва, я сегодня стерва! Я хочу сравниться с тобой, дура!
Она хохотала, хохотала, как сумасшедшая, а потом охрипшим голосом снова кричала небу:
- Ха! Золотая клетка, хваленая столица! Я сделаю тебя! Я буду, я стану, я сумею! Слышишь, ты?! Я бросаю тебе вызов! Хаха!
Она закашлялась, перевела дыхание и снова залилась диким, пугающим смехом. В подтверждение своим словам Она резко выдернула из кармана перчатку, огляделась, хитро прищурившись, и, подпрыгнув, бросила перчатку в умытое дождем лицо московского неба.
Москва верила каждому Ее слову. Решимость объединяла их обеих. Одиночество и решимость. Москва смеялась Ей в ответ, принимая Ее вызов, в душе, прятавшейся под неприступным каменным обликом, надеясь на Ее победу. Москва смялась шумом машин на Мясницкой, Садовом кольце и Новом Арбате, смеялась гулом толпы на Красной площади, Арбате и Тверской, смеялась непонятными песенками из окон проезжавших авто и разномастными криками у метро, громкими объявлениями на вокзалах, дребезжанием трамваев и звоном разбивающегося стекла…
Она, уставшая, брела по пустынной Сретенке, все еще посмеиваясь себе под нос, и рассеянно волокла по асфальту свой серый шарф. Город постепенно отдавался власти сумерек, в Ее растрепанных рыжих волосах запутался последний лучик заходящего солнца, кое-как пробравшийся сквозь серые тучи. На Проспекте Мира и на Садовом уже горели желто-оранжевые фонари, синие краски потихоньку сгущались. Она медленно шла по Цветному бульвару, напевала мотив знакомой песни и, улыбаясь, робко и неуверенно пританцовывала. The shadow of your smile when you are gone will colour all my dreams…папам-папам.. Она уселась на край пустой белой скамейки, устроилась поудобней, поджав под себя ноги, и закуталась в пальто. Она уставилась на фиолетово-черное московское небо и, дождавшись первой звездочки, вздохнула и закрыла глаза. Она снова убегала в свою страну грез…
Ночь. Я иду по Софийской набережной… Нет, лучше стою на Большом Москворецком мосту. Да. Подо мной несет свои воды, поблескивая под светом огней гостиницы «Россия», Москва-река. Я кутаюсь в большой бежевый шарф. Я ищу вдохновения, прошу его у реки. Я счастлива отдаленному шуму города, счастлива самой себе. «Москва-река - это больше, чем просто вода в граните, правда?». Я оглядываюсь. Сзади меня Он. Черные волосы, большие глаза, широкие скулы. «Откуда Вы знаете?». «Я сам частенько прихожу к ней за советом». «И что же она Вам советует?». «Следовать своему сердцу. Поэтому я подошел к Вам. Прошу Вас, назовите мне свое имя!…». «А … Вы не знаете меня?». «Знаю, разумеется. Но я знаю в Вас, как и все, человека искусства и высшего света. Мне же хотелось бы узнать в Вас женщину…». Бог мой! Ведь это Он, мужчина моей жизни! Неужели я буду совершенно счастлива? Неужели ты поможешь мне, Москва?…..
Москва знала каждую Ее мысль. И улыбалась Ей, и гладила Ее по рыжей голове своими туманами. Москва понимала. Романтичность объединяла их обеих. Одиночество и романтичность. Москва шептала Ей о любви шорохом бегущих по асфальту сухих листьев в уютных Арбатских переулках, шептала тихим поскрипыванием старых качелей на ветру в маленьких двориках Замоскворечья, шептала мерным потрескиванием фонарей на пустынной ночной Никольской и тихим джазом, доносящимся из какого-то невидимого окна в доме на Садовнической.
Они были вместе - большой город и маленькая девочка.
- Знаешь, я ведь люблю тебя, Москва… - тихонько прошептала Она и, свернувшись клубком, задремала.
~***~
Глава 3.
Двенадцать лет спустя, холодным осенним вечером молодая миниатюрная женщина в дорогом светлом кашемировом пальто медленно шла вниз по Варварке. На ее красивом задумчивом лице застыла легкая печальная улыбка. Женщина, плавно поворачивая голову, с грустью огляделась и задержала свой взгляд на сером московском ноябрьском небе. Потом, словно очнувшись, она тряхнула головой, неловко улыбнулась самой себе. Спустившись по Варварке она перешла дорогу, свернула налево и очутилась на Маросейке. Пройдя немного вверх по улице, она в нерешительности остановилась и мельком поправила дрожащей рукой выбившуюся из идеальной прически непослушную прядь жестких рыжих волос и опять взглянула на небо.
- Спасибо тебе, Москва. Спасибо. Знаешь, я ведь люблю тебя, Москва… - прошептала она и смахнула с щеки слезинку.
- Ну вот ты где! Я уже весь город объездил! - около нее остановился черный BMW, за рулем сидел молодой человек. Черные волосы, большие глаза, широкие скулы…
- Да, знаешь, решила прогуляться, раз уж вечер свободный выдался.
- Не замерзла? Садись скорее в машину. Ну, раз уж вечер, наконец-то, свободный, может, съездим в один очень милый ресторанчик на Чистых прудах, а?
Она улыбнулась, весело кивнула и забралась в машину. Захлопнула дверь. И Незаметно помахала рукой кусочку ноябрьской тучи, видневшемуся в окно. Машина плавно тронулась с места и вскоре исчезла за поворотом. Лишь на тротуаре, на том самом месте, где когда-то давно маленькая девочка подбросила свою перчатку, на том самом месте осталась лежать свежая газета, видимо, оброненная кем-то из прохожих. Первую страницу газеты так и норовил перевернуть ветер. А на первой странице красовалась фотография улыбающейся молодой женщины с копной рыжих волос и охапкой цветов и подпись крупными буквами:
В ЦЕНТРАЛЬНОМ ДОМЕ ХУДОЖНИКА НА КРЫМСКОМ ВАЛУ ОТКРЫЛАСЬ НОВАЯ, ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ВЫСТАВКА РАБОТ ТАЛАНТЛИВЕЙШЕГО ФОТОГРАФА СТОЛИЦЫ ВЕРОНИКИ МИРОНОВОЙ. ТЕМА РАБОТ, КАК И СТОИЛО ОЖИДАТЬ, ……………МОСКВА.
~***~