(no subject)
Название: Все наши сыновья
Автор: Anteros, All our sons
Переводчик: myaos
Бета: m_muffel
Разрешение на перевод: получено
Пейринг/Персонажи: Арчи Кеннеди, ОМП
Рейтинг: R
Авторское примечание/предупреждение: Вторая часть «Обломков», для тех немногих смельчаков, кто дочитал до конца. Маленький намек на книжную версию.
I
Охранник наблюдал за пленником весь день. Тот не шевелился. Так и лежал, свернувшись, на полу камеры, где его бросили, вытащив из ямы. Они думали, что он умрет. Должен был. У большей части начинался бред через две недели, через три мало кто выживал. А этот был жив, страшно слаб, но жив, через четыре недели. У пары человек в гарнизоне были основания сожалеть о такой жизнестойкости. Пари на жизнь и смерть узников гостеприимного Дона были прибыльным делом.
Охранник открыл тяжелую дверь, вошел в камеру и поставил чашку жидкой овсянки на пол так, чтобы пленник смог до нее дотянуться. Усевшись на койку, он пригляделся к лежащему человеку. Так это и был грозный нарушитель порядка? Сейчас ничего страшного в нем, определенно, не было. Он выглядел просто кучей тряпья. Но это был человек, убивший Нуньеса и Анидо. Если был Бог на небе, то эти грязные ублюдки заслуживали смерти. Сплюнув на пол и перекрестившись, охранник вышел из камеры и запер за собой дверь.
Немного позже, когда он вернулся с кувшином воды и чистой одеждой, человек на полу лежал в той же позе. Чашка с овсянкой стояла на том же месте. Войдя в камеру, охранник присел на колени перед пленником. В нос ударила вонь, но так ему стало видно лицо парня, землистое под слоем въевшейся грязи, с неожиданно яркими голубыми глазами. Только взгляд был рассеянный и какой-то мутный, словно остекленевший. Губы беззвучно шевелились.
- Levántate. Vamos. Por aquí. Поднимайся. Давай. Вот сюда, - охранник показал на нижнюю койку.
Ответа не последовало. Он встряхнул человека за плечо и повторил громче:
- Mover ¡maldita sea! Шевелись, черт побери!
Ничего. Охранник вздохнул. Просунув руки пленнику подмышки, он подтащил скрюченное тело к койке и постарался усадить прямо. Человек мучительно застонал. Руки и ноги так и не разогнулись, а голова упала на грудь.
Охранник задумчиво потер подбородок. С чего же начать? С одежды. Опустившись на колени, он попытался стянуть с узника рубашку.
- Usted apesta, vamos. Ты воняешь, давай же.
Ответа не было. Раздевание оказалось сложным занятием. Когда охранник попытался разогнуть сведенные руки и ноги, человек тихо вскрикнул. Ткань и грязь почти срослись с кожей, и все тело было покрыто кровавыми ссадинами. Охранник не стеснялся в выражениях, пока поливал пленника водой из кувшина и пытался оттереть самые грязные места пучками соломы. Пленник сидел, не двигаясь и не поднимая головы, только постоянно что-то бормотал, одни и те же тихие звуки, снова и снова, без остановки.
Охранник вытащил из кармана лезвие и принялся соскребать невозможно грязную щетину. А потом снова началось мучение, теперь с одеванием чистой поношенной рубашки и штанов. Пленник почти не двигался, но смотрел перед собой, упрямо сжав губы.
Закончив, охранник оглядел свою работу. Без толстого слоя грязи на лице узник выглядел еще моложе. У охранника был сын примерно такого же возраста. Он был на корабле, покинувшем Корунью весной прошлого года, и с тех пор о нем ничего не слышали.
- Madre de Dios, todos son nuestros hijos. Матерь Божья, они все наши сыновья.
Охранник уложил пленника на нижнюю койку лицом к стене, накрыл грубым одеялом и ушел, бормоча молитву святому Антонию. Свернувшийся клубком человек несколько раз моргнул и снова начал бормотать... грацио грацио грацио грацио.
II
Охранник продолжал наблюдать за заключенным. Через несколько дней тот начал есть. Еще через несколько - заговорил, произнес тихое «спасибо», когда ему принесли еду. К концу первой недели он мог сидеть, опираясь на стену. К концу второй научился сползать с койки на пол. Но дальше дело не пошло. Через месяц он все еще не мог встать на ноги. Взгляд так и оставался рассеянным, каким-то остекленевшим, под покрасневшими глазами залегли темные круги. Он целыми днями лежал, разглядывая стену, или сидел, не сводя глаз с двери.
У стражников, проигравших пари, возродилась надежда.
III
Только через несколько дней он вспомнил, где находится. Еще через несколько вспомнил, кто он такой. К концу первой недели разрозненные воспоминания стали проникать в сознание. Были это мечты, кошмары или реальные события, он не знал. Сначала они приходили по одному, а потом хлынули целым потоком. К концу второй недели Арчи Кеннеди окончательно вспомнил, кто он такой, где находится и как сюда попал. И тогда ему захотелось назад, в яму и беспамятство.
И Кеннеди не оставляло чувство, что он что-то потерял, но не мог вспомнить, что. Только ощущал пустоту там, где раньше что-то было. Тело, когда-то защищавшее душу, теперь было не более чем потрескавшейся оболочкой.
Единственным утешением, единственным проблеском в окружающей его темноте было сознание, что никто никогда ничего не узнает. Не увидит его. Не пожалеет. Не вспомнит, что он когда-то был. Никто. Совсем никто. Ни один человек. И все же одного он не мог забыть. Его. Горацио. Но и Горацио тоже ничего не узнает.
Так он и лежал, день за днем, ни о чем не думая, мысленно рисуя холмы, долины и бескрайний океан на грубой потрескавшейся стене. Огромные территории, наводненные армиями муравьев. Колонны, марширующие по вертикальной стене. Они приходили и уходили, а он смотрел.
IV
Каждый день охранник приносил еду и воду. Иногда садился рядом и что-то говорил, незаметно сбиваясь с испанского на мелодичное галисийское наречие. Порой задавал вопросы, на которые Кеннеди иногда отвечал. Но большей частью он сидел и просто смотрел на дверь.
Однажды пришедший охранник долго молчал, а потом заговорил, медленно, тщательно выговаривая кастильские слова.
- Una gran batalla...было большое сражение... frente a Punta de Sagres... у берегов Португалии... Cabo de San Vicente... у мыса Сент-Винсент... nuestra flota... наш флот... sus barcos... ваши корабли... San Nicolás barco de mi hijo...Сан-Николас, корабль моего сына... Mi hijo mi hijo. San Nicolás, fue su barco. Se supone que debe velar por ellos. ¿Por qué no ver a mi hijo?... Сан-Николас, это был ваш корабль... Вы должны были позаботиться о них. Почему вы не спасли моего сына?...meu fillo meu fillo meu fillo pobre... мой сын, мой мальчик, мой бедный мальчик...
На следующий день в форте появились новые пленники, и среди них были два мичмана: один светловолосый и коренастый, а второй - темноглазый, очень высокий.
И вместе с ними вернулось все, что Кеннеди оставил в яме: ужас, сожаление, унижение, стыд, потери и одиночество. И то, чего он боялся больше всего. Надежда.
Автор: Anteros, All our sons
Переводчик: myaos
Бета: m_muffel
Разрешение на перевод: получено
Пейринг/Персонажи: Арчи Кеннеди, ОМП
Рейтинг: R
Авторское примечание/предупреждение: Вторая часть «Обломков», для тех немногих смельчаков, кто дочитал до конца. Маленький намек на книжную версию.
I
Охранник наблюдал за пленником весь день. Тот не шевелился. Так и лежал, свернувшись, на полу камеры, где его бросили, вытащив из ямы. Они думали, что он умрет. Должен был. У большей части начинался бред через две недели, через три мало кто выживал. А этот был жив, страшно слаб, но жив, через четыре недели. У пары человек в гарнизоне были основания сожалеть о такой жизнестойкости. Пари на жизнь и смерть узников гостеприимного Дона были прибыльным делом.
Охранник открыл тяжелую дверь, вошел в камеру и поставил чашку жидкой овсянки на пол так, чтобы пленник смог до нее дотянуться. Усевшись на койку, он пригляделся к лежащему человеку. Так это и был грозный нарушитель порядка? Сейчас ничего страшного в нем, определенно, не было. Он выглядел просто кучей тряпья. Но это был человек, убивший Нуньеса и Анидо. Если был Бог на небе, то эти грязные ублюдки заслуживали смерти. Сплюнув на пол и перекрестившись, охранник вышел из камеры и запер за собой дверь.
Немного позже, когда он вернулся с кувшином воды и чистой одеждой, человек на полу лежал в той же позе. Чашка с овсянкой стояла на том же месте. Войдя в камеру, охранник присел на колени перед пленником. В нос ударила вонь, но так ему стало видно лицо парня, землистое под слоем въевшейся грязи, с неожиданно яркими голубыми глазами. Только взгляд был рассеянный и какой-то мутный, словно остекленевший. Губы беззвучно шевелились.
- Levántate. Vamos. Por aquí. Поднимайся. Давай. Вот сюда, - охранник показал на нижнюю койку.
Ответа не последовало. Он встряхнул человека за плечо и повторил громче:
- Mover ¡maldita sea! Шевелись, черт побери!
Ничего. Охранник вздохнул. Просунув руки пленнику подмышки, он подтащил скрюченное тело к койке и постарался усадить прямо. Человек мучительно застонал. Руки и ноги так и не разогнулись, а голова упала на грудь.
Охранник задумчиво потер подбородок. С чего же начать? С одежды. Опустившись на колени, он попытался стянуть с узника рубашку.
- Usted apesta, vamos. Ты воняешь, давай же.
Ответа не было. Раздевание оказалось сложным занятием. Когда охранник попытался разогнуть сведенные руки и ноги, человек тихо вскрикнул. Ткань и грязь почти срослись с кожей, и все тело было покрыто кровавыми ссадинами. Охранник не стеснялся в выражениях, пока поливал пленника водой из кувшина и пытался оттереть самые грязные места пучками соломы. Пленник сидел, не двигаясь и не поднимая головы, только постоянно что-то бормотал, одни и те же тихие звуки, снова и снова, без остановки.
Охранник вытащил из кармана лезвие и принялся соскребать невозможно грязную щетину. А потом снова началось мучение, теперь с одеванием чистой поношенной рубашки и штанов. Пленник почти не двигался, но смотрел перед собой, упрямо сжав губы.
Закончив, охранник оглядел свою работу. Без толстого слоя грязи на лице узник выглядел еще моложе. У охранника был сын примерно такого же возраста. Он был на корабле, покинувшем Корунью весной прошлого года, и с тех пор о нем ничего не слышали.
- Madre de Dios, todos son nuestros hijos. Матерь Божья, они все наши сыновья.
Охранник уложил пленника на нижнюю койку лицом к стене, накрыл грубым одеялом и ушел, бормоча молитву святому Антонию. Свернувшийся клубком человек несколько раз моргнул и снова начал бормотать... грацио грацио грацио грацио.
II
Охранник продолжал наблюдать за заключенным. Через несколько дней тот начал есть. Еще через несколько - заговорил, произнес тихое «спасибо», когда ему принесли еду. К концу первой недели он мог сидеть, опираясь на стену. К концу второй научился сползать с койки на пол. Но дальше дело не пошло. Через месяц он все еще не мог встать на ноги. Взгляд так и оставался рассеянным, каким-то остекленевшим, под покрасневшими глазами залегли темные круги. Он целыми днями лежал, разглядывая стену, или сидел, не сводя глаз с двери.
У стражников, проигравших пари, возродилась надежда.
III
Только через несколько дней он вспомнил, где находится. Еще через несколько вспомнил, кто он такой. К концу первой недели разрозненные воспоминания стали проникать в сознание. Были это мечты, кошмары или реальные события, он не знал. Сначала они приходили по одному, а потом хлынули целым потоком. К концу второй недели Арчи Кеннеди окончательно вспомнил, кто он такой, где находится и как сюда попал. И тогда ему захотелось назад, в яму и беспамятство.
И Кеннеди не оставляло чувство, что он что-то потерял, но не мог вспомнить, что. Только ощущал пустоту там, где раньше что-то было. Тело, когда-то защищавшее душу, теперь было не более чем потрескавшейся оболочкой.
Единственным утешением, единственным проблеском в окружающей его темноте было сознание, что никто никогда ничего не узнает. Не увидит его. Не пожалеет. Не вспомнит, что он когда-то был. Никто. Совсем никто. Ни один человек. И все же одного он не мог забыть. Его. Горацио. Но и Горацио тоже ничего не узнает.
Так он и лежал, день за днем, ни о чем не думая, мысленно рисуя холмы, долины и бескрайний океан на грубой потрескавшейся стене. Огромные территории, наводненные армиями муравьев. Колонны, марширующие по вертикальной стене. Они приходили и уходили, а он смотрел.
IV
Каждый день охранник приносил еду и воду. Иногда садился рядом и что-то говорил, незаметно сбиваясь с испанского на мелодичное галисийское наречие. Порой задавал вопросы, на которые Кеннеди иногда отвечал. Но большей частью он сидел и просто смотрел на дверь.
Однажды пришедший охранник долго молчал, а потом заговорил, медленно, тщательно выговаривая кастильские слова.
- Una gran batalla...было большое сражение... frente a Punta de Sagres... у берегов Португалии... Cabo de San Vicente... у мыса Сент-Винсент... nuestra flota... наш флот... sus barcos... ваши корабли... San Nicolás barco de mi hijo...Сан-Николас, корабль моего сына... Mi hijo mi hijo. San Nicolás, fue su barco. Se supone que debe velar por ellos. ¿Por qué no ver a mi hijo?... Сан-Николас, это был ваш корабль... Вы должны были позаботиться о них. Почему вы не спасли моего сына?...meu fillo meu fillo meu fillo pobre... мой сын, мой мальчик, мой бедный мальчик...
На следующий день в форте появились новые пленники, и среди них были два мичмана: один светловолосый и коренастый, а второй - темноглазый, очень высокий.
И вместе с ними вернулось все, что Кеннеди оставил в яме: ужас, сожаление, унижение, стыд, потери и одиночество. И то, чего он боялся больше всего. Надежда.