И тело любимой, как полотно.
Моя кисть скользит по ее коже. Нежно, еще нежнее, нежнее...
Я стараюсь не дышать, иначе дрогнет рука и тоненькие линии краски скользнут в другом направлении.
Это началось шестнадцать лет назад. Я помню фрегат на ее спине. Он был нарисован тенями для граз и черным карандашом. Жаль не сохранилось фото.
Я помню розу на ее груди, стебель которой стремительно уходил вниз, рассекая зелеными шипами девичий живот.
Сейчас ее декольте украшают черно-белые завитки.
Я могу рисовать на ней часами!
Стирать, подправлять, придумывать новое и дополнять старое.
Красками, кистями, пальцами.
Я рисую, она послушно замерла. Мы тихо разговариваем. Или смеемся.
Мне безумно хорошо в такие минуты. Это релакс, это кайф.
Она не дергается, не фырчит, если кисть холодная. Ее кожа просто покрывается мурашками.
Нужно лишь слегка согреть ее своим горячим дыханием и мурашки уберут - можно творить дальше.
Я почти никогда не знаю, что мы будем делать. Я смотрю, мы говорим, потом она раздевается и что-то щелкает в голове. Сначала я понимаю, какой это будет цвет, потом я вижу форму.
Мне безумно грустно, что она так далеко, что это чудо не может быть чаще. Но наверно от этого в разы возрастает его ценность.
Эти неспешные вендзеля на ее груди - просто разминка. Дальше будет больше - больше краски, больше нагого тела, больше моей фантазии.
Я не художник, и я даже не учусь. Я просто ее люблю, и рисую на теле то, что есть в ее душе - черно-белые завитки, фрегат стремящийся в небо, яркие всполохи настроений....
Я стараюсь не дышать, иначе дрогнет рука и тоненькие линии краски скользнут в другом направлении.
Это началось шестнадцать лет назад. Я помню фрегат на ее спине. Он был нарисован тенями для граз и черным карандашом. Жаль не сохранилось фото.
Я помню розу на ее груди, стебель которой стремительно уходил вниз, рассекая зелеными шипами девичий живот.
Сейчас ее декольте украшают черно-белые завитки.
Я могу рисовать на ней часами!
Стирать, подправлять, придумывать новое и дополнять старое.
Красками, кистями, пальцами.
Я рисую, она послушно замерла. Мы тихо разговариваем. Или смеемся.
Мне безумно хорошо в такие минуты. Это релакс, это кайф.
Она не дергается, не фырчит, если кисть холодная. Ее кожа просто покрывается мурашками.
Нужно лишь слегка согреть ее своим горячим дыханием и мурашки уберут - можно творить дальше.
Я почти никогда не знаю, что мы будем делать. Я смотрю, мы говорим, потом она раздевается и что-то щелкает в голове. Сначала я понимаю, какой это будет цвет, потом я вижу форму.
Мне безумно грустно, что она так далеко, что это чудо не может быть чаще. Но наверно от этого в разы возрастает его ценность.
Эти неспешные вендзеля на ее груди - просто разминка. Дальше будет больше - больше краски, больше нагого тела, больше моей фантазии.
Я не художник, и я даже не учусь. Я просто ее люблю, и рисую на теле то, что есть в ее душе - черно-белые завитки, фрегат стремящийся в небо, яркие всполохи настроений....