ДЕШК
А вот ещё один текст о русском языке. Тоже only for читателей сообщества.
Я испугалась отчаянно, даже вздрогнула; кофейная ложечка выпала из моих рук. Первый раз - по отношению к себе! - мне привелось услыхать слово, которое, как я полагала, имеет право на жизнь лишь где-то между мёртвой панночкой - и плетущими хороводы диканьскими русалками. Тоже не вполне живыми в клиническом отношении.
В бурсацкие годы обычным обращением была фамилия. Правда, иногда проскакивал и второй вариант: он чётко указывал на моё стороннее положение по отношению к «титульной нации». И только в жизнеподъёмных учреждениях здравоохранения можно было побаловать свой слух альтернативным к себе обращением «больная» - двусмысленным и элегическим в равной степени.
А тут вдруг - бац! обухом по башке! - «панянка». Мне было пятнадцать. Я оказалась проездом во Львове («у Львiве», in Lemberg).
Раннее того, в 60-е годы, в столице, возникло интригующее предложение о введении в повседневный эсэсэсэрный оборот таких обращений как «сударь» и «сударыня». Однако мечтательный зачинщик сего, Владимир Солоухин, несмотря на богатырскую стать, не обладал тем размахом физического убеждения, какой был присущ, например, царю-реформатору: вот если бы он, Владимир Солоухин, сочинитель, имел возможность сажать ослушников Языкового Приказа на кол - или, скажем, надувать их кишки мехами - или, не возбраняя также и смягчённую меру, давить гузнами отступников куриные яйца - тогда данные лексические единицы, не исключено, стали бы светском советском обществе совсем как родные. А так, в ситуации свободного волеизъявления, покорители космоса сочли это дело злостно-ретроградным - ещё не хватало! - вводить в свой романтически безбытный быт какие-то пронафталиненные папильотки.
Когда я еду в Россию, всегда молодею. Процедура омоложения (бесплатная!) начинается в российском консульстве.
- Дешк, отойдите и не мешайте работать.
Я всякий раз оглядываюсь, ища глазами, к кому могло бы относиться это энигматическое обращение. И тут же одёргиваю себя, вспоминая, что именно так вёл себя беспомощный, нелепый и надменный поневоле набоковский Лужин, которому, сразу же после свадьбы, тёщенька начала говорить «ты».
Перед сидящей за окошечком (на вид - двадцатипятилетней) работницей консульства, прекрасной, как мёртвая панночка, лежит мой раскрытый паспорт. В него она, разумеется, не глядит: нечего очи поганить. То есть, ступив на российскую территорию, хотя бы и размером в две «застойных» кухоньки (а именно такова эта территория для посетителей данных учреждений), я автоматически лишаюсь своих Ф.И.О. Милицейская «гражданочка» здесь оказалась бы вполне в масть обстановке, но заокошечные - точней, зарешёченные - панночки, «недоступные», как зубные щётки (из ужасающе переведённой американской телерекламы), видимо, считают такое обращение опасным шагом к амикошонству.
- Дешк, я вам русским языком говорю!..
Разве?. Мне вдруг думается… как бы это сказать… Ну, в общем, что обращение к заключённому в тюрьме или концентрационном лагере было бы более личностным: там у каждого имеется индивидуальный номер.
- Дешк, я говорю вам в последний раз!!.
И вовсе нет. На просторах России моё омоложение только набирает обороты. В девяноста случаях из ста меня кличут именно так - дешк. А те жалкие десять процентов, которые говорят «женщина»… Думаю, у них просто нет средств на приличные очки, линзы, пенсне и монокли. И потому nickname «дешк» мне идёт вовсе не в обиду, а ровно наоборот. И по той же самой причине, если уж вываливать всю ужасающую правду до конца, мне и в консульстве-то не особо обидно бывает. А «женщина»… Ну, из-за моих «рано развившихся форм» меня уже в последних классах ср. школы так называли… На улице, разумеется. А может, не из-за моих «форм», но из-за того же отсутствия у кликавших адекватной оптики.
Россия даёт мужественный отпор любым проискам международного унисекса. Здесь ты, со своим гендером на рукаве, чувствуешь себя, как рекрут, которому ни за какие коврижки не дадут отвертеться от выполнения священного долга; о нём тебе, словно отрезвляя подзатыльником, напоминают всечасно: мужчина!!! женщина!!! Разве это не прекрасно, господа? И да будут посрамлены суфражистки-феминистки - и прочие желающие émanciper.
Правда, непонятно, как обращаться к старикам. Но (заключаю вполне малодушно) пусть именно отсутствие человеческого обращения (разумеется, нерасторжимого со всеми остальными отсутствиями) «будет для них самой большой неприятностью».
А вышеупомянутые господа? Нет, всё-таки это эрмитажные вазы: в обозримом будущем им не стать привычной утварью быта.
Так что оставим изыски мальчикам в забаву. И девочкам тоже. Имею в виду: будущим «мужчинам» и «женщинам» - уличным рекрутам воленс-ноленс.
2010
Я испугалась отчаянно, даже вздрогнула; кофейная ложечка выпала из моих рук. Первый раз - по отношению к себе! - мне привелось услыхать слово, которое, как я полагала, имеет право на жизнь лишь где-то между мёртвой панночкой - и плетущими хороводы диканьскими русалками. Тоже не вполне живыми в клиническом отношении.
В бурсацкие годы обычным обращением была фамилия. Правда, иногда проскакивал и второй вариант: он чётко указывал на моё стороннее положение по отношению к «титульной нации». И только в жизнеподъёмных учреждениях здравоохранения можно было побаловать свой слух альтернативным к себе обращением «больная» - двусмысленным и элегическим в равной степени.
А тут вдруг - бац! обухом по башке! - «панянка». Мне было пятнадцать. Я оказалась проездом во Львове («у Львiве», in Lemberg).
Раннее того, в 60-е годы, в столице, возникло интригующее предложение о введении в повседневный эсэсэсэрный оборот таких обращений как «сударь» и «сударыня». Однако мечтательный зачинщик сего, Владимир Солоухин, несмотря на богатырскую стать, не обладал тем размахом физического убеждения, какой был присущ, например, царю-реформатору: вот если бы он, Владимир Солоухин, сочинитель, имел возможность сажать ослушников Языкового Приказа на кол - или, скажем, надувать их кишки мехами - или, не возбраняя также и смягчённую меру, давить гузнами отступников куриные яйца - тогда данные лексические единицы, не исключено, стали бы светском советском обществе совсем как родные. А так, в ситуации свободного волеизъявления, покорители космоса сочли это дело злостно-ретроградным - ещё не хватало! - вводить в свой романтически безбытный быт какие-то пронафталиненные папильотки.
Когда я еду в Россию, всегда молодею. Процедура омоложения (бесплатная!) начинается в российском консульстве.
- Дешк, отойдите и не мешайте работать.
Я всякий раз оглядываюсь, ища глазами, к кому могло бы относиться это энигматическое обращение. И тут же одёргиваю себя, вспоминая, что именно так вёл себя беспомощный, нелепый и надменный поневоле набоковский Лужин, которому, сразу же после свадьбы, тёщенька начала говорить «ты».
Перед сидящей за окошечком (на вид - двадцатипятилетней) работницей консульства, прекрасной, как мёртвая панночка, лежит мой раскрытый паспорт. В него она, разумеется, не глядит: нечего очи поганить. То есть, ступив на российскую территорию, хотя бы и размером в две «застойных» кухоньки (а именно такова эта территория для посетителей данных учреждений), я автоматически лишаюсь своих Ф.И.О. Милицейская «гражданочка» здесь оказалась бы вполне в масть обстановке, но заокошечные - точней, зарешёченные - панночки, «недоступные», как зубные щётки (из ужасающе переведённой американской телерекламы), видимо, считают такое обращение опасным шагом к амикошонству.
- Дешк, я вам русским языком говорю!..
Разве?. Мне вдруг думается… как бы это сказать… Ну, в общем, что обращение к заключённому в тюрьме или концентрационном лагере было бы более личностным: там у каждого имеется индивидуальный номер.
- Дешк, я говорю вам в последний раз!!.
И вовсе нет. На просторах России моё омоложение только набирает обороты. В девяноста случаях из ста меня кличут именно так - дешк. А те жалкие десять процентов, которые говорят «женщина»… Думаю, у них просто нет средств на приличные очки, линзы, пенсне и монокли. И потому nickname «дешк» мне идёт вовсе не в обиду, а ровно наоборот. И по той же самой причине, если уж вываливать всю ужасающую правду до конца, мне и в консульстве-то не особо обидно бывает. А «женщина»… Ну, из-за моих «рано развившихся форм» меня уже в последних классах ср. школы так называли… На улице, разумеется. А может, не из-за моих «форм», но из-за того же отсутствия у кликавших адекватной оптики.
Россия даёт мужественный отпор любым проискам международного унисекса. Здесь ты, со своим гендером на рукаве, чувствуешь себя, как рекрут, которому ни за какие коврижки не дадут отвертеться от выполнения священного долга; о нём тебе, словно отрезвляя подзатыльником, напоминают всечасно: мужчина!!! женщина!!! Разве это не прекрасно, господа? И да будут посрамлены суфражистки-феминистки - и прочие желающие émanciper.
Правда, непонятно, как обращаться к старикам. Но (заключаю вполне малодушно) пусть именно отсутствие человеческого обращения (разумеется, нерасторжимого со всеми остальными отсутствиями) «будет для них самой большой неприятностью».
А вышеупомянутые господа? Нет, всё-таки это эрмитажные вазы: в обозримом будущем им не стать привычной утварью быта.
Так что оставим изыски мальчикам в забаву. И девочкам тоже. Имею в виду: будущим «мужчинам» и «женщинам» - уличным рекрутам воленс-ноленс.
2010