Черно...быль
Проскользнул тот апрельский вечер
В распахнувшееся окно…
Замолчите: время не лечит
Никого и ни от чего.
Расскажите лесам и рекам,
Расскажите простым полям,
Рассчитают пусть человеку
Жизнь оставшуюся до дня.
Всё вокруг - до травы некрепкой,
До затоптанного ручья,
В незаметных для глаза метках
От графитного воронья.
Нас, как старую тряпку комом
Забывали, не тратя слезы.
Я бежала из нашего дома,
Я искала твои следы.
Заходила в больницы тайно,
Лабиринтом чужих палат.
Кроме жалости и печали,
Что мне мог предложить медбрат?
Запрещали обнять. Но разве
Этот можно принять запрет?
Две недели - наобещали -
Кто-то справится, кто-то нет.
Твои раны - стали моими.
Твоя боль - стала болью моей.
Я за рыжим уйду апельсином,
Только ты уходить не смей.
Что потом - не напишут в прессе,
Не расскажется за столом…
Муж и дочка - теперь вот вместе.
Я же - топь да сплошной бурелом.
Апрель памятью изувечен,
Мертвый город, мертвы дома.
Кто сказал вам, что время лечит?
Посмотрите в мои глаза.
26.04.2018 г.
В распахнувшееся окно…
Замолчите: время не лечит
Никого и ни от чего.
Расскажите лесам и рекам,
Расскажите простым полям,
Рассчитают пусть человеку
Жизнь оставшуюся до дня.
Всё вокруг - до травы некрепкой,
До затоптанного ручья,
В незаметных для глаза метках
От графитного воронья.
Нас, как старую тряпку комом
Забывали, не тратя слезы.
Я бежала из нашего дома,
Я искала твои следы.
Заходила в больницы тайно,
Лабиринтом чужих палат.
Кроме жалости и печали,
Что мне мог предложить медбрат?
Запрещали обнять. Но разве
Этот можно принять запрет?
Две недели - наобещали -
Кто-то справится, кто-то нет.
Твои раны - стали моими.
Твоя боль - стала болью моей.
Я за рыжим уйду апельсином,
Только ты уходить не смей.
Что потом - не напишут в прессе,
Не расскажется за столом…
Муж и дочка - теперь вот вместе.
Я же - топь да сплошной бурелом.
Апрель памятью изувечен,
Мертвый город, мертвы дома.
Кто сказал вам, что время лечит?
Посмотрите в мои глаза.
26.04.2018 г.