Из книги А.И. Новикова "Записки о земстве и сельской школе"
marina_klimkova: Из книги А.И. Новикова "Записки о земстве и сельской школе"
В 2010 году мы с Николаем Поздняковым подготовили и выпустили книгу уроженца Тамбовского края, общественного деятеля, писателя и публициста А.И. Новикова «Записки о земстве и сельской школе», в которой переиздали дореволюционные работы автора 1899 и 1902 годов. Проблемы общества и государства в этих работах рассматриваются сквозь призму двух вопросов - совершенствование законодательной системы и развитие школьного образования, формирующих общую культуру в стране. Новиков доказывал, что именно от уровня культуры зависит состояние всех сфер человеческой жизни - сельского хозяйства, промышленности, науки, общественных и семейных отношений.
Мне кажется, что книга Новикова сегодня очень актуальна - написана, будто специально для нас, живущих в России в начале XXI века.
Здание бывшей Свято-Ольгинской школы. Село Новиково Староюрьевского р-на Тамбовской обл.
Фото Н.А. Позднякова. 2009
Новиков (1861-1913) родился в дворянской усадьбе при сельце Новая Александровка (ныне село Новиково Староюрьевского р-на Тамбовской обл.). В своем имении на свои средства он строил школы, больницу для крестьян, церковь, двухэтажный дом для учителей, приобретал школьное оборудование и книги, содержал бедных учеников.
Мать Новикова, Ольга Алексеевна (урожденная Киреева; 1840-1925), писательница-дипломат, была хорошо известна не только в России, но и во всей Европе. Считается, что именно она, живя с 1868 года в Лондоне, заложила основы новых информационных технологий, используемых сегодня во время ведения войн (см. здесь и здесь).
Обложка книги и фото Александра Ивановича Новикова около 1898 г.
Фрагмент из книги А.И. Новикова
«Записки о земстве и сельской школе» (Тамбов, 2010)
Внешность учеников
Не видавши сцены приёма новичков в сельскую школу, трудно представить себе, каких детей приводят к учителю. Громадное большинство учительского персонала знакомо с деревней, и потому знает хорошо, с кем придётся иметь дело. Но я убеждён, что если городского жителя прямо привести ко дню приёма и сказать ему, что через три года эти ребятишки должны держать экзамен, да ещё на льготу, да ещё по воинской повинности, - он сбежит, право сбежит!
Стоит перед вами мальчишка, босиком, несмотря на грязную осень, в рваной шубе, через которую в нескольких местах виднеется почерневшая от грязи посконная рубашка; штаны полосками, синие: одна штанина опущенная, другая приподнята выше колена; крупный медный крест на толстом шнуре, завязанном ещё более толстым узлом; без шапки, с копной нестриженых белокурых волос на голове; лицо и руки грязные, немытые и красные от холода; пальцы одной руки не то в носу, не то во рту; другая рука старается почесать спину, но оказывается коротка.
Такая группа стоит перед учителем, как по команде разиня рот:
- Ну ты, скажи, - спрашивает учитель, - как тебя звать?
- Хведька, - сиплым голосом и иногда шёпотом отвечает мальчишка.
- А сколько тебе лет, Федя?
Мальчишка молчит. Руки его, где были, останавливаются. Рот открывается ещё больше. Не моргая, он всё смотрит на учителя.
- Он сам не зная, - отвечает за него другой.
- Яму девять годов, - вставляет сзади стоящий побольше и уже ходивший год в школу.
- А знаешь, Федя, где у тебя правая рука, где левая?
Федя правую руку от спины отнимает, смотрит на неё, перебирает пальцами, понимая, что дело идёт о руке, но чего собственно добиваются от него, он в толк не возьмёт.
Таков материал. Видал людей, которые над такими мальчишками без удержу хохотали. А мне всегда хотелось плакать. Вот до чего доводит невежество и сопряжённая с ним нищета. Люди теряют подобие Божие. В 9 лет они хуже, чем наши дети в два года, которые чувствуют потребность высморкаться, вымыть руку. Да и не удивительно, что они таковы!
Всё лето, в пыль и в грязь, в тепло и в сравнительно холодное время, когда снег ещё не везде сошёл, можно видеть крестьянских детей, - эту будущность России, - на улицах, ползающих с утра до ночи в одних рубашонках и ищущих, где грязь поглубже. И ползают они с утра до ночи без всякого присмотра потому, что в хате тесно, и что там в колыбелях лежат другие дети, такие, что их одних никак не выпустишь. Домой возвращаются они только, чтобы поесть, и то только в обед; в завтрак и в полдник им дают кусок чёрного хлеба, который и грызут они на той же навозной куче. От отца, кроме подзатыльников, они ничего не видали. С матерью кое-когда ходят в церковь, когда дома никто из больших не остаётся. И тянется так время, пока девочку не посадит мать за прялку, а сына отец не пошлёт за лошадью в табун.
Является Федька в школу, каким мы его видели. Проходит несколько лет, в течение которых он ходит кое-как в школу с пропуском дней, когда степь работать заставляет, недель и месяцев, когда шубы не на что починить, и годов, когда отцу приходится отдавать его в работники за десять пудов муки в год. Каковы условия этого обучения, - мы отчасти видели, отчасти ещё увидим. И вот, по прошествии нескольких лет, представляющих, если считать дни, проведённые Федей в школе, может быть, полтора-два хороших учебных года, наш замарашка является на экзамен.
Он одет бедно, часто в лаптях и посконной рубахе, но по возможности чисто; он острижен под гребёнку; он бодро выступает к экзаменационному столу, кланяется и прямо, не смущаясь, смотрит в глаза тому, кто предлагает вопросы; отвечает громко: держится просто; рук к лицу не поднимает.
Оказывается, совсем другой мальчик, созданный по образу и подобию Божию. Эту удивительную перемену сделала школа. И ни какая-нибудь особенная, а так, средняя школа, битком набитая учащимися с учителем не выдающимся, а самым что ни на есть обыденным... Какая богатая нива, в которую стоит бросить каких-нибудь семян, чтобы выросло чудное растение. Тем стыднее нам, не бросающим эти семена и оставляющим ниву невозделанною… Впрочем, ухитрились же мы так, что и при кавказской природе леса чуть не в убыток.
Статью эту я озаглавил: «Внешность учеников». И действительно, всё время говорил о внешности. Само собою разумеется, что перемене во внешности соответствует известный подъём и во внутреннем складе человека. Человек, привыкший и любящий чистоту, поймёт её пользу, заведёт её у себя в доме; с самого начала будет так же воспитывать своих детей; смертность уменьшится и т.д. Можно бы ожидать, что сын Федьки на приёмный экзамен явится уже не таким, каким явился Федька, внук его уже вовсе был бы иным, так как и крошечного его не пустили бы в навоз... К сожалению, картина не так блестяща.
Конечно, и при теперешней хромой школе есть и общий прогресс, но незначительный в сравнении с тем, что могло бы быть. Главный тормоз - бедность, удручающая бедность. Другой тормоз - полное отсутствие средств поддерживать зажжённый в школе огонёк. Книги нет, - её не дают, её боятся; нет бумаги, чернил, пера, карандаша, - нет потому, что не на что купить; и мало-помалу наш облагообразившийся Федя снова отпускает волосы, перестаёт мыться, снова свыкается с грязью... А там, забыв писать и читать, а подавно то, что читал, снова пускает своих голых ребятишек на навозные кучи, снова сын его является в школу таким же замарашкой, как и отец…
Очевидно, в школе есть недостатки, требующие коренного изменения. К сожалению, эти недостатки-то и считаются главными основами, требующими не изменения, а ограждения. Я опять-таки говорю про недостаток общего развития и обо всём том, чем этот недостаток развитая поддерживается.
Не могу не упомянуть, говоря про внешность учеников, про одну мелочь, и не показать на примере как приходится бороться чуть ли не из-за каждого пустяка. Во многих местах стрижка детей в школе обязательна. Ведь длинные волосы наших крестьян служат обиталищем мириад совсем ненужных зверей. Обыкновенно ножницы вручаются сторожу. Хотя старшие два отделения уже привыкли стричься, но когда берутся за маленьких, поднимается общий рёв, точно им уши стричь собираются, а не волосы. Иногда месяца два-три нужно, чтобы все дались. А то бывают случаи, что так и кончит курс, а остричься не даётся. Это бывает больше в диких государственных сёлах.
- Ну, почему ты не даёшься? Ведь лучше будет! Чище!
- Смеяться будут!
А то: «Мамушка не велит!»
А то вот какое мнение я узнал раз. Задал я в учительской школе большим грамотным детям сочинение на тему «Волосы». Многие при разработке этой темы придали волосам мистическое значение. Один так-таки прямо и написал, что в волосах благодать! Привёл в пример Авессалома, Самсона и запрещение духовным нашим стричься.
Не тут ли надо искать причину привязанности нашего народа к длинным волосам? Даже из солдат вернётся иной стриженый, - глядь, через два-три года отрастил волосы и гуляет по-прежнему. Если он и продолжает стричься, то мужиков это не смущает:
- Мало ли что! Это солдат! Ему можно! А нам никак нельзя!
Заметно, что нелюбовь к стрижке в особенности проявляется в церковных школах. Кое-где церковные ученики волосами и отличаются от земских.
А в одном селе священник мне жаловался, что земский учитель заставляет ребят стричься. Он, конечно, ссылался не на благодать, а на попирание исконных обычаев!
Какие-какие борьбы ни возникают в школьном деле! И если столько разговора из-за волос бывает, что же бывает и ещё будет из-за серьёзных вещей?
Н.П. Богданов-Бельский. У дверей школы. 1897
В 2010 году мы с Николаем Поздняковым подготовили и выпустили книгу уроженца Тамбовского края, общественного деятеля, писателя и публициста А.И. Новикова «Записки о земстве и сельской школе», в которой переиздали дореволюционные работы автора 1899 и 1902 годов. Проблемы общества и государства в этих работах рассматриваются сквозь призму двух вопросов - совершенствование законодательной системы и развитие школьного образования, формирующих общую культуру в стране. Новиков доказывал, что именно от уровня культуры зависит состояние всех сфер человеческой жизни - сельского хозяйства, промышленности, науки, общественных и семейных отношений.
Мне кажется, что книга Новикова сегодня очень актуальна - написана, будто специально для нас, живущих в России в начале XXI века.
Здание бывшей Свято-Ольгинской школы. Село Новиково Староюрьевского р-на Тамбовской обл.
Фото Н.А. Позднякова. 2009
Новиков (1861-1913) родился в дворянской усадьбе при сельце Новая Александровка (ныне село Новиково Староюрьевского р-на Тамбовской обл.). В своем имении на свои средства он строил школы, больницу для крестьян, церковь, двухэтажный дом для учителей, приобретал школьное оборудование и книги, содержал бедных учеников.
Мать Новикова, Ольга Алексеевна (урожденная Киреева; 1840-1925), писательница-дипломат, была хорошо известна не только в России, но и во всей Европе. Считается, что именно она, живя с 1868 года в Лондоне, заложила основы новых информационных технологий, используемых сегодня во время ведения войн (см. здесь и здесь).
Обложка книги и фото Александра Ивановича Новикова около 1898 г.
Фрагмент из книги А.И. Новикова
«Записки о земстве и сельской школе» (Тамбов, 2010)
Внешность учеников
Не видавши сцены приёма новичков в сельскую школу, трудно представить себе, каких детей приводят к учителю. Громадное большинство учительского персонала знакомо с деревней, и потому знает хорошо, с кем придётся иметь дело. Но я убеждён, что если городского жителя прямо привести ко дню приёма и сказать ему, что через три года эти ребятишки должны держать экзамен, да ещё на льготу, да ещё по воинской повинности, - он сбежит, право сбежит!
Стоит перед вами мальчишка, босиком, несмотря на грязную осень, в рваной шубе, через которую в нескольких местах виднеется почерневшая от грязи посконная рубашка; штаны полосками, синие: одна штанина опущенная, другая приподнята выше колена; крупный медный крест на толстом шнуре, завязанном ещё более толстым узлом; без шапки, с копной нестриженых белокурых волос на голове; лицо и руки грязные, немытые и красные от холода; пальцы одной руки не то в носу, не то во рту; другая рука старается почесать спину, но оказывается коротка.
Такая группа стоит перед учителем, как по команде разиня рот:
- Ну ты, скажи, - спрашивает учитель, - как тебя звать?
- Хведька, - сиплым голосом и иногда шёпотом отвечает мальчишка.
- А сколько тебе лет, Федя?
Мальчишка молчит. Руки его, где были, останавливаются. Рот открывается ещё больше. Не моргая, он всё смотрит на учителя.
- Он сам не зная, - отвечает за него другой.
- Яму девять годов, - вставляет сзади стоящий побольше и уже ходивший год в школу.
- А знаешь, Федя, где у тебя правая рука, где левая?
Федя правую руку от спины отнимает, смотрит на неё, перебирает пальцами, понимая, что дело идёт о руке, но чего собственно добиваются от него, он в толк не возьмёт.
Таков материал. Видал людей, которые над такими мальчишками без удержу хохотали. А мне всегда хотелось плакать. Вот до чего доводит невежество и сопряжённая с ним нищета. Люди теряют подобие Божие. В 9 лет они хуже, чем наши дети в два года, которые чувствуют потребность высморкаться, вымыть руку. Да и не удивительно, что они таковы!
Всё лето, в пыль и в грязь, в тепло и в сравнительно холодное время, когда снег ещё не везде сошёл, можно видеть крестьянских детей, - эту будущность России, - на улицах, ползающих с утра до ночи в одних рубашонках и ищущих, где грязь поглубже. И ползают они с утра до ночи без всякого присмотра потому, что в хате тесно, и что там в колыбелях лежат другие дети, такие, что их одних никак не выпустишь. Домой возвращаются они только, чтобы поесть, и то только в обед; в завтрак и в полдник им дают кусок чёрного хлеба, который и грызут они на той же навозной куче. От отца, кроме подзатыльников, они ничего не видали. С матерью кое-когда ходят в церковь, когда дома никто из больших не остаётся. И тянется так время, пока девочку не посадит мать за прялку, а сына отец не пошлёт за лошадью в табун.
Является Федька в школу, каким мы его видели. Проходит несколько лет, в течение которых он ходит кое-как в школу с пропуском дней, когда степь работать заставляет, недель и месяцев, когда шубы не на что починить, и годов, когда отцу приходится отдавать его в работники за десять пудов муки в год. Каковы условия этого обучения, - мы отчасти видели, отчасти ещё увидим. И вот, по прошествии нескольких лет, представляющих, если считать дни, проведённые Федей в школе, может быть, полтора-два хороших учебных года, наш замарашка является на экзамен.
Он одет бедно, часто в лаптях и посконной рубахе, но по возможности чисто; он острижен под гребёнку; он бодро выступает к экзаменационному столу, кланяется и прямо, не смущаясь, смотрит в глаза тому, кто предлагает вопросы; отвечает громко: держится просто; рук к лицу не поднимает.
Оказывается, совсем другой мальчик, созданный по образу и подобию Божию. Эту удивительную перемену сделала школа. И ни какая-нибудь особенная, а так, средняя школа, битком набитая учащимися с учителем не выдающимся, а самым что ни на есть обыденным... Какая богатая нива, в которую стоит бросить каких-нибудь семян, чтобы выросло чудное растение. Тем стыднее нам, не бросающим эти семена и оставляющим ниву невозделанною… Впрочем, ухитрились же мы так, что и при кавказской природе леса чуть не в убыток.
Статью эту я озаглавил: «Внешность учеников». И действительно, всё время говорил о внешности. Само собою разумеется, что перемене во внешности соответствует известный подъём и во внутреннем складе человека. Человек, привыкший и любящий чистоту, поймёт её пользу, заведёт её у себя в доме; с самого начала будет так же воспитывать своих детей; смертность уменьшится и т.д. Можно бы ожидать, что сын Федьки на приёмный экзамен явится уже не таким, каким явился Федька, внук его уже вовсе был бы иным, так как и крошечного его не пустили бы в навоз... К сожалению, картина не так блестяща.
Конечно, и при теперешней хромой школе есть и общий прогресс, но незначительный в сравнении с тем, что могло бы быть. Главный тормоз - бедность, удручающая бедность. Другой тормоз - полное отсутствие средств поддерживать зажжённый в школе огонёк. Книги нет, - её не дают, её боятся; нет бумаги, чернил, пера, карандаша, - нет потому, что не на что купить; и мало-помалу наш облагообразившийся Федя снова отпускает волосы, перестаёт мыться, снова свыкается с грязью... А там, забыв писать и читать, а подавно то, что читал, снова пускает своих голых ребятишек на навозные кучи, снова сын его является в школу таким же замарашкой, как и отец…
Очевидно, в школе есть недостатки, требующие коренного изменения. К сожалению, эти недостатки-то и считаются главными основами, требующими не изменения, а ограждения. Я опять-таки говорю про недостаток общего развития и обо всём том, чем этот недостаток развитая поддерживается.
Не могу не упомянуть, говоря про внешность учеников, про одну мелочь, и не показать на примере как приходится бороться чуть ли не из-за каждого пустяка. Во многих местах стрижка детей в школе обязательна. Ведь длинные волосы наших крестьян служат обиталищем мириад совсем ненужных зверей. Обыкновенно ножницы вручаются сторожу. Хотя старшие два отделения уже привыкли стричься, но когда берутся за маленьких, поднимается общий рёв, точно им уши стричь собираются, а не волосы. Иногда месяца два-три нужно, чтобы все дались. А то бывают случаи, что так и кончит курс, а остричься не даётся. Это бывает больше в диких государственных сёлах.
- Ну, почему ты не даёшься? Ведь лучше будет! Чище!
- Смеяться будут!
А то: «Мамушка не велит!»
А то вот какое мнение я узнал раз. Задал я в учительской школе большим грамотным детям сочинение на тему «Волосы». Многие при разработке этой темы придали волосам мистическое значение. Один так-таки прямо и написал, что в волосах благодать! Привёл в пример Авессалома, Самсона и запрещение духовным нашим стричься.
Не тут ли надо искать причину привязанности нашего народа к длинным волосам? Даже из солдат вернётся иной стриженый, - глядь, через два-три года отрастил волосы и гуляет по-прежнему. Если он и продолжает стричься, то мужиков это не смущает:
- Мало ли что! Это солдат! Ему можно! А нам никак нельзя!
Заметно, что нелюбовь к стрижке в особенности проявляется в церковных школах. Кое-где церковные ученики волосами и отличаются от земских.
А в одном селе священник мне жаловался, что земский учитель заставляет ребят стричься. Он, конечно, ссылался не на благодать, а на попирание исконных обычаев!
Какие-какие борьбы ни возникают в школьном деле! И если столько разговора из-за волос бывает, что же бывает и ещё будет из-за серьёзных вещей?
Н.П. Богданов-Бельский. У дверей школы. 1897