«Я хотел бы, маменька, прославить твои добродетели…» (2)
Начало здесь.
Мать поэта Евгения Боратынская, Александра Федоровна (урожд. Черепанова; 1777-1853), являла собой пример положительного воплощения педагогической системы Смольного института. Высокая образованность, блестящие манеры, прекрасные внешние данные и душевные качества позволили ей стать одной из любимых фрейлин императрицы Марии Федоровны, которая, как никто иной, умела ценить человеческие достоинства в людях своего ближайшего окружения.
Выйдя замуж за генерал-адъютанта Аврама Андреевича Боратынского, Александра стала хорошей хозяйкой дома и преданным другом мужу и детям. Очевидно, ей, привыкшей к высшему обществу и императорскому двору, было нелегко смириться с уединенной сельской жизнью, но вскоре и в ней она нашла применение своим знаниям и талантам, привнося в сельскую провинцию «высокий нравственный склад и живые умственные интересы». Наравне с Аврамом Андреевичем она принимала участие в строительстве усадьбы Мара в Кирсановском уезде Тамбовской губернии, занималась устроением сада и парка, воспитывала и обучала детей, выписывая книги и ноты из столицы.
Неизвестный художник. Портрет А.Ф. Боратынской.
Миниатюра. 1797 г.
Воспитание детей Александра Федоровна основывала на тех же принципах, которые были присущи Смольному институту: доверительные отношения, поощрения, приобщение к чтению книг и развитие естественного желания учиться, эстетическое воспитание, идеальные представления о мире. Без этого в семье Боратынских не смог бы вырасти поэт - романтик в душе и поборник строгого классицизма в стихотворной форме.
Для обучения детей в усадьбу Боратынских, как и в других дворянских семьях, приглашались иностранные учителя, поэтому читать и писать по-французски они начинали быстрее, чем на родном языке. Но все же, главную роль в формировании личности детей играли не столько преподаватели, сколько пример и образованность родственников, особенно матери, а также тот идеальный мир, который был во многом создан ее трудами.
Усадебный дом в Маре. Фото М.А. Боратынского. Начало ХХ в.
Александра Федоровна сама занималась с детьми русской грамотой и иностранными языками. Она в совершенстве знала французский язык, владела итальянским, немецким и английским языками. Кроме того, в воспитании малышей ей помогала бедная дворянка - некая Елизавета Андреевна, имя которой несколько раз встречается в документах Боратынских.
Когда сыновьям и дочерям Боратынских исполнялось 4-5-ть лет, для их обучения в усадьбу приглашались учителя. Аврам Андреевич писал отцу 15 июня 1804 года про четырехлетнего Евгения: «Бубинька уже выучился грамоте и теперь пишет. У него благодаря Бога понятие очень хорошее, и мы, игравши с ним, учим. - Мы выписали учителя, которого мы ждем из Петербурга». Показательны слова «игравши с ним, учим», говорящие не только о решающей роли родителей в первоначальном образовании детей, но и в самом методе обучения.
К. Барду. Портрет Евгения Боратынского. 1810
Еще один портрет Е. Боратынского кисти К. Барду (около 1812 г.) см. здесь.
Среди приоритетов Боратынских было эстетическое воспитание: детей учили рисованию, живописи, музыке, литературе. Чтению книг придавалось особое значение. Развивая любознательность и мышление, любовь к книге, по мнению Александры Федоровны, являлась мощным стимулом образования, рождению потребности в самообучении. Отношение Боратынской к этой проблеме характеризует письмо к дочери Варваре Рачинской, которая в ту пору сама стала матерью и занималась воспитанием собственного ребенка. «Отчего ты так отчаивалась насчет твоих познаний, - писала Александра Федоровна. - Насильно никого не выучить, а ежели сын твой не будет любить читать, так и учить не стоит. В противном случае, он сам больше вовнутрь горевши, нежели долбивши наизусть».
С младенчества детей в Маре окружала патриархальная дворянская культура, которая ко времени Александра I достигла наивысшего расцвета. Сложившийся уклад жизни, быт, привычки, склад мыслей, усадебная эстетика, впитавшие и переработавшие влияние Запада, легко проникали в само существо ребенка и без особых усилий с его стороны формировали сознание. Читая письма Евгения Боратынского отроческого периода, удивляешься зрелости его мыслей и точности слога. В 10 лет он писал про впечатления об «Иллиаде» Гомера; в 12 лет - рассуждал о лицемерии отношений в человеческом обществе и о чувстве одиночества, которое в нем испытывал; в 14 - сочинял «роман» и маленькие «пьесы»; в 16 - философствовал об эфемерности счастья и тленности земного бытия. Раннее развитие дворянских детей - отличительная черта времени, которую находим в лучших представителях «золотого» поколения русских поэтов-аристократов - Пушкине, Чаадаеве, Жуковском, Вяземском.
Усадебный дом в Маре. Фото начала 1900-х гг.
В архивах сохранились письма 14-летнего Евгения Боратынского, адресованные Александре Федоровне. Несмотря на то, что их тексты были написаны под влиянием французской литературы, прочитанной мальчиком, они очень искренни и характеризуют трогательно-нежные, доверительные отношения, существовавшие между матерью и сыном:
«Вы пишете мне, что мне нечего тревожиться о матери, но разве есть для меня в мире кто-нибудь дороже матери, да еще такой доброй и нежной, как вы? Ах, маменька, сын, который не тревожится о матери, - не сын…»
«Воображение переносит меня в ваши объятия, любезная маменька; мне даже кажется, что я говорю с вами. Желал бы я, чтоб какой-нибудь добрый волшебник заколдовал меня, и мне вечно бы казалось, будто я нахожусь подле вас…»
«Как бы мне хотелось сейчас быть с вами в деревне! О! Как ваше присутствие приумножило бы мне счастье! Природа показалась бы мне милее, день - ярче…» (из писем Евгения из Пажеского корпуса к Александре Федоровне в Мару 1814 года).
.А. Дмитриев-Мамонов. У Грота в парке Мары. Около 1861 г.
Сохранилось стихотворение, посвященное Александре Федоровне, которое дореволюционные публикаторы относили к числу первых стихотворений юного Е. Боратынского:
Je voudreis bien, ma mère,
Célébrer tes vertus,
Que de la main divine
En naissant tu recus;
Pourrais - je m'en défendre
Voyant ta bonté,
Ton âme douce et tendre,
Ton esprit, ta beauté.
Je pense au nom de Flore,
De Venus, de Psyché,
De Pallas et d'Aurore.
Mais, hélas, quel péché!
Comparereis - je un être
Si vrai, si beau, si bon,
Aux beautés, dont peut-être
N'existe que le nom.
Une beauté céleste
Si pleine de vertus,
Si douce et si modeste
Que toi - n'existe plus.
Перевод с французского языка:
Я хотел бы, маменька,
Прославить твои добродетели,
Что от божественного промысла
Достались тебе от рождения;
Смогу ли я быть достойным,
Видя твою доброту,
Твою душу нежную и кроткую,
Твой ум и твою красоту.
Я думаю об образах Флоры,
Венеры, Психеи,
Паллады и Авроры.
Но, увы, какой грех! -
Сравнивать существо
Столь истинное, столь совершенное, столь доброе,
С прекрасными символами,
Которым есть только имя.
Красоты небесной,
Столь полной добродетелей,
Столь кроткой и простой
Как ты - не существует больше.
Стихотворение вполне созвучно отроческим письмам Евгения Боратынского, представляя собой гимн матери, которой, как Прекрасной Даме (идеальному женскому образу), приносятся в дар рыцарская любовь, поклонение и прославление.
Э.А. Дмитриев-Мамонов. У грота в парке Мары. Ок. 1861 г.
Стихотворение «Je voudreis bien, ma mère…» показывает, что Евгений Боратынский чувствовал мелодизм, ритм французского языка и обнаруживал прекрасную осведомленность в новейшем для конца XVIII - начала XIX столетия направлении европейской культуры - интересу к искусству Средних веков, сыгравшему решающую роль в развитии романтизма. Философия любви и почитания в данном стихотворении, как у средневековых рыцарей, имеет теологическую окраску, наделяясь божественными символами. Она заключена в рамки христианских добродетелей, в которых соединяются эстетика и этика, красота и благо, красота и истина.
Стихотворение апеллирует к средневековому мышлению не только образами и понятиями, но и попыткой «готически», рационально выстроить форму, модернизировать саму теорию средневекового творчества.
Подобно средневековому художнику, юный автор стихотворения тщательно продумывает форму, пытается сделать ее логичной и ясной. Первая строчка, начинаясь местоимением «Я», вместе с тремя следующими представляет собой устойчивое основание, на котором, подобно готическому собору, строится повествование в виде вертикального восхождения (от описания человеческих качеств маменьки через противопоставление ее образам античных богинь, обитающих на Олимпе, к христианским небесам - Богу). Стихотворение заканчивается строчкой, начинающейся словосочетанием «как ты». Таким образом, между «Я» (сыном, рыцарем), начинающим стихотворение, и «Ты» (маменькой, Прекрасной Дамой), венчающим его, возникает духовное пространство, которое можно преодолеть лишь путем восхождения по ступеням совершенства. Причем образ матери поставлен на такую недосягаемую высоту, вершину мироздания, за которой начинается пустота - ничего «не существует больше».
По материалам моей книги:
