Чьи-то Дети, Итог иной страны
Врачебная ошибка.
-Это тебе не Советский Союз! - Прокричал на всю больницу Вадим. Кен стоял, прислонившись к стене, и разглядывал свои мысли.
-Вот смотри, - не обращая внимания на отсутствие друга в локальной объективной реальности, продолжал Вадим, - раньше врач был в ответе перед своей совестью, раньше не было журнализдов и их «популярных тем», в старые добрые советские времена врач просто мог сказать, что он все сделал. Понимаешь, ВСЕ!!!
Девушка с ресницами длинною в милю споткнулась и посмотрела на него. На ней был белый халат и карточка, приколотая двумя булавками. Обычно для этого есть специальное крепление, но сквозь эту были пропущены булавки. Она толкала тележку, на которой в ряд выстроились склянки неприятного назначения. Окинув ребят взглядом, продолжила её толкать по коридору.
-В былые времена, - не обращая ни на что на свете внимания, в свой громкий и очень полный и звенящий голос продолжал Вадим, - в далекой-далекой галактике, врач искренне пытался пациенту помочь. Он не боялся идти на риск и брать на себя ответственность. Врач в те времена - звучало очень гордо! Ты не поверишь, но если врач ошибался, и пациенту было плохо, нет, в смысле по-настоящему плохо, то есть когда уже хорошо, но все думают, что стало плохо. Потому что спросить не могут, как ему, уже некого спрашивать. Так вот, в таких случаях врача не тащили сразу в суд, где он должен был оправдываться за свою работу, причем работу сложную! И у журнализдов не зудели руки, или что там у них на самом деле в таких ситуациях зудит, говоря, нашептывая им на ушко - мол, неплохо бы сюжетик сделать очередной, про врачей-убийц. Популярно же! Народу, пиплу нравится хавать подобное по телику, а значит, бабла перепадет. Эх…
Кен посмотрел в окно. Вадим продолжал, уже тише:
-Врач мог быть искренен со своим сердцем и старался изо всех сил помочь человеку, рискуя, любой, не только хирург. Теперь еще остались подобные Врачи, их - единицы, самые лучшие все еще работают сердцем, остальные - как ни парадоксально - умом!
-В чем парадокс? - Спросил Кен.
-А ты не понял? Странно. Я думал, ты меня лучше понимаешь, чем я сам. Парадокс - в том, что труд врача интеллектуален и в то же время, не прикладывая сердца - никогда не сможешь помочь именно этому пациенту. Все переводится в сухую науку, своды правил, обширные познания и практика.
-А, - тихо сказал Кен, - так ты про этот парадокс.
-Врач должен понять, по-настоящему понять человека, кто стоит перед ним - и только тогда он может ему помочь. Заметь - не попытаться, и не сделать вид, что все выполнено в соответствии с правилами, так я и сам могу, и мне для этого не нужны обширные познания - интернет заменит их, и практика не нужна - я лучше кого бы то ни было знаю свой организм и у меня есть интуиция.
-Поэтому ты не захотел становиться врачом как мать?
-Многие смеются в душе, когда про врачебную практику говорят «с сердцем», мол, у нас в России все так, коль нет мозгов. Наверное, им нравится, когда с ними обращаются как с гражданами - привитое уважение, ведь уважать права и свободы других нас закон обязал. Но если нет уважения, зачем мне через себя переступать?!
-Справедливо, для этого есть МВД.
-Ты знал! Слушай, Кен, когда мне исполнится положенное число лет, и я пойду голосовать на выборах, я буду голосовать сердцем, коль Господь лишил меня рассудка и вот ну не могу я выбрать меньшее из нескольких одинаковых зол! И не ходить не могу, на самом деле все это не важно, но что-то делать нужно, иначе это закончится коллапсом, как черная дыра - когда-то она была звездой, и испускала свет, теперь лишь шарик цвета нефти, и никому он не заметен, пока в него не попадет…
-Сам «баллотируйся» в президенты. - Ответил на незаданный вопрос Кен, не вылезая из пространства Идеи.
-Ждать долго. У нас паспорта дают так рано, но считать тебя человеком начинают так поздно, все в стране - видимость, есть видимость власти и видимость закона, остальное популизм и дермократия.
-Есть много стран.
-Я уеду только, чтобы присоединить парочку к России! - Оскалился Вадим.
-В наши дни это называют военными преступлениями и судят международным трибуналом.
-Времена меняются, безмозглые политиканы остаются! Теперь все боятся брать на себя ответственность! Боятся ошибки и того, что будет за ней! Это неправильно, подобный страх, будучи внушенным, его невозможно вытравить уже из сознания людей. Но это тоже, все это - одна большая ошибка! - Почти кричал Вадим, ходя по коридору от двери к двери. В дальнем конце этого отлично освещенного коридора сидели многочисленные пациенты, они жались друг к дружке, словно в страхе перед чем-то. Везде хлопали двери, постоянно мимо проходили вечно спешащие куда-то врачи. Стрелка старых часов перевалила за полдень и уходила в пике к раннему зимнему вечеру.
-Смотри! - Сказал Вадим, словно в это время и в этом месте действительное еще остались места, куда нужно и можно было смотреть, кроме как в себя. - Нет разницы между врачами и политиками, везде популизм целей и методов, везде трусы и слабаки, боящиеся брать на себя ответственность за свои действия! За те действия, которые нужны, которые должны, быть, но которых нету! Быть или не быть, они не задают себе таких вопросов, вот в чем дело, сама их жизнь уже решена системой за них!
Будь здесь и сейчас душа Гамлета, я поделила бы её между ними обоими, - подумала Амэ, сидя напротив них на скамейке и закрывшись от всего мира своими длинными волосами, раздумывала - а что ей перекусить? Многие люди недооценивают важность этого вопроса, обычно, что есть - уже решено на подсознательном уровне и остается только решить: как найти на это время? Амэ всегда в таких случаях вспоминала своего отца, тот всегда говорил, что у Амэ слишком легкая жизнь, потому что он всего добился сам, и в итоге - ей ничего не осталось добиваться, и ни осталось никого, кого бы можно или нужно было добить, короче - ничего ей не осталось.
Но все не так, - тихо уже тогда шептали её мысли. - Есть еще так много, что нужно успеть.
Правда, ребенком, Амэ носила иное имя и не знала, как далеко простирается бездна, за которой её тянула душа. Ведь эта бездна была, жила, говорила, существовала, дышала, думала и главное - чувствовала! И у неё было имя. Тоже - не настоящее, не данное от рождения, но может быть все имена данные родителями от рождения не настоящие, возможно каждый сам вправе выбрать себе имя. Одно она уже тогда знала точно - если ты способен вот так вот просто рассуждать о чем-то столь не нужном и далеком, значит ты счастливый человек, который нашел уже свою собственную бездну и успокоился. Не значит - сдался или остановился в своем пути. Просто бездна имеет свойство увлекать в себя, а бездна человеческого сердца - за собой, и если она твоя - уже ничто не удержит тебя от падения в неё. Уже не надо думать, если ты пришла туда, где и должна была быть с рождения.
И нет разницы - что тебе есть завтра или даже сегодня. Амэ впервые за свою жизнь чувствовала покой, могла думать спокойно и о чем угодно, не чувствуя страха, что теряет секунды в бездействии, драгоценные тогда - они стали бесценны сейчас.
Амэ была счастлива.
-Это тебе не Советский Союз! - Прокричал на всю больницу Вадим. Кен стоял, прислонившись к стене, и разглядывал свои мысли.
-Вот смотри, - не обращая внимания на отсутствие друга в локальной объективной реальности, продолжал Вадим, - раньше врач был в ответе перед своей совестью, раньше не было журнализдов и их «популярных тем», в старые добрые советские времена врач просто мог сказать, что он все сделал. Понимаешь, ВСЕ!!!
Девушка с ресницами длинною в милю споткнулась и посмотрела на него. На ней был белый халат и карточка, приколотая двумя булавками. Обычно для этого есть специальное крепление, но сквозь эту были пропущены булавки. Она толкала тележку, на которой в ряд выстроились склянки неприятного назначения. Окинув ребят взглядом, продолжила её толкать по коридору.
-В былые времена, - не обращая ни на что на свете внимания, в свой громкий и очень полный и звенящий голос продолжал Вадим, - в далекой-далекой галактике, врач искренне пытался пациенту помочь. Он не боялся идти на риск и брать на себя ответственность. Врач в те времена - звучало очень гордо! Ты не поверишь, но если врач ошибался, и пациенту было плохо, нет, в смысле по-настоящему плохо, то есть когда уже хорошо, но все думают, что стало плохо. Потому что спросить не могут, как ему, уже некого спрашивать. Так вот, в таких случаях врача не тащили сразу в суд, где он должен был оправдываться за свою работу, причем работу сложную! И у журнализдов не зудели руки, или что там у них на самом деле в таких ситуациях зудит, говоря, нашептывая им на ушко - мол, неплохо бы сюжетик сделать очередной, про врачей-убийц. Популярно же! Народу, пиплу нравится хавать подобное по телику, а значит, бабла перепадет. Эх…
Кен посмотрел в окно. Вадим продолжал, уже тише:
-Врач мог быть искренен со своим сердцем и старался изо всех сил помочь человеку, рискуя, любой, не только хирург. Теперь еще остались подобные Врачи, их - единицы, самые лучшие все еще работают сердцем, остальные - как ни парадоксально - умом!
-В чем парадокс? - Спросил Кен.
-А ты не понял? Странно. Я думал, ты меня лучше понимаешь, чем я сам. Парадокс - в том, что труд врача интеллектуален и в то же время, не прикладывая сердца - никогда не сможешь помочь именно этому пациенту. Все переводится в сухую науку, своды правил, обширные познания и практика.
-А, - тихо сказал Кен, - так ты про этот парадокс.
-Врач должен понять, по-настоящему понять человека, кто стоит перед ним - и только тогда он может ему помочь. Заметь - не попытаться, и не сделать вид, что все выполнено в соответствии с правилами, так я и сам могу, и мне для этого не нужны обширные познания - интернет заменит их, и практика не нужна - я лучше кого бы то ни было знаю свой организм и у меня есть интуиция.
-Поэтому ты не захотел становиться врачом как мать?
-Многие смеются в душе, когда про врачебную практику говорят «с сердцем», мол, у нас в России все так, коль нет мозгов. Наверное, им нравится, когда с ними обращаются как с гражданами - привитое уважение, ведь уважать права и свободы других нас закон обязал. Но если нет уважения, зачем мне через себя переступать?!
-Справедливо, для этого есть МВД.
-Ты знал! Слушай, Кен, когда мне исполнится положенное число лет, и я пойду голосовать на выборах, я буду голосовать сердцем, коль Господь лишил меня рассудка и вот ну не могу я выбрать меньшее из нескольких одинаковых зол! И не ходить не могу, на самом деле все это не важно, но что-то делать нужно, иначе это закончится коллапсом, как черная дыра - когда-то она была звездой, и испускала свет, теперь лишь шарик цвета нефти, и никому он не заметен, пока в него не попадет…
-Сам «баллотируйся» в президенты. - Ответил на незаданный вопрос Кен, не вылезая из пространства Идеи.
-Ждать долго. У нас паспорта дают так рано, но считать тебя человеком начинают так поздно, все в стране - видимость, есть видимость власти и видимость закона, остальное популизм и дермократия.
-Есть много стран.
-Я уеду только, чтобы присоединить парочку к России! - Оскалился Вадим.
-В наши дни это называют военными преступлениями и судят международным трибуналом.
-Времена меняются, безмозглые политиканы остаются! Теперь все боятся брать на себя ответственность! Боятся ошибки и того, что будет за ней! Это неправильно, подобный страх, будучи внушенным, его невозможно вытравить уже из сознания людей. Но это тоже, все это - одна большая ошибка! - Почти кричал Вадим, ходя по коридору от двери к двери. В дальнем конце этого отлично освещенного коридора сидели многочисленные пациенты, они жались друг к дружке, словно в страхе перед чем-то. Везде хлопали двери, постоянно мимо проходили вечно спешащие куда-то врачи. Стрелка старых часов перевалила за полдень и уходила в пике к раннему зимнему вечеру.
-Смотри! - Сказал Вадим, словно в это время и в этом месте действительное еще остались места, куда нужно и можно было смотреть, кроме как в себя. - Нет разницы между врачами и политиками, везде популизм целей и методов, везде трусы и слабаки, боящиеся брать на себя ответственность за свои действия! За те действия, которые нужны, которые должны, быть, но которых нету! Быть или не быть, они не задают себе таких вопросов, вот в чем дело, сама их жизнь уже решена системой за них!
Будь здесь и сейчас душа Гамлета, я поделила бы её между ними обоими, - подумала Амэ, сидя напротив них на скамейке и закрывшись от всего мира своими длинными волосами, раздумывала - а что ей перекусить? Многие люди недооценивают важность этого вопроса, обычно, что есть - уже решено на подсознательном уровне и остается только решить: как найти на это время? Амэ всегда в таких случаях вспоминала своего отца, тот всегда говорил, что у Амэ слишком легкая жизнь, потому что он всего добился сам, и в итоге - ей ничего не осталось добиваться, и ни осталось никого, кого бы можно или нужно было добить, короче - ничего ей не осталось.
Но все не так, - тихо уже тогда шептали её мысли. - Есть еще так много, что нужно успеть.
Правда, ребенком, Амэ носила иное имя и не знала, как далеко простирается бездна, за которой её тянула душа. Ведь эта бездна была, жила, говорила, существовала, дышала, думала и главное - чувствовала! И у неё было имя. Тоже - не настоящее, не данное от рождения, но может быть все имена данные родителями от рождения не настоящие, возможно каждый сам вправе выбрать себе имя. Одно она уже тогда знала точно - если ты способен вот так вот просто рассуждать о чем-то столь не нужном и далеком, значит ты счастливый человек, который нашел уже свою собственную бездну и успокоился. Не значит - сдался или остановился в своем пути. Просто бездна имеет свойство увлекать в себя, а бездна человеческого сердца - за собой, и если она твоя - уже ничто не удержит тебя от падения в неё. Уже не надо думать, если ты пришла туда, где и должна была быть с рождения.
И нет разницы - что тебе есть завтра или даже сегодня. Амэ впервые за свою жизнь чувствовала покой, могла думать спокойно и о чем угодно, не чувствуя страха, что теряет секунды в бездействии, драгоценные тогда - они стали бесценны сейчас.
Амэ была счастлива.