Чьи-то Дети, Зарисовка серым карандашом...
Реки растекаются в моря, и века растут куда-то в наших душах,
В темных водах рек лик твой - луна, и в чертогах позабытой суши,
Живут и плачут невозможные, такие беспокойные и трепетные существа,
Их тысячи на атом каждый во вселенной, и невозможность та безбрежна…
Серая.
Город, где жила Моно стоял рядом с фабрикой на дереве. Дерево было старым и высохшим еще в четвертую эпоху, во времена, когда миром правило Белое. Фабричный мост, перекинутый через пропасть в пару миль, отделявшую нижние ветки от города был вымощен глянцевым серым камнем, огромные валуны, неровно обработанные в далекие времена людьми при помощи машин, теперь склеивались вместе, образуя мост-желе, выдерживавший многократные растяжения. Маленькая Моно пробегала каждый день десятки миль по нему, спеша увидеться с родней и принести им приготовленный завтрак. Эти камни помнили её легкую поступь. Они все запоминали, это была библиотека фабрики. Старики со второго этажа спускались по гибридным ступеням вниз, чтобы встав на ровную, еще не истлевшую памятью поверхность передать им очередной заказ, или отчитаться в исполнении.
У Моно были тонкие правильные черты лица, бледные губы и длинные ровные пепельно-белые волосы, боявшиеся прикоснуться к её плечам. Стоило им этого возжелать, как возникала сила их отталкивающая. В роду Моно были бортники, собиравшие механизмы для фабрики, и в их генах было прописано статическое напряжение намного выше человеческой нормы, чтобы тонкие элементы машин не приклеивались к коже пальцев. Она, как и многие девочки, работала с четырех лет в Трое, надзирателем. А потом поступила в Семинарию.
В том году случился первый Сдвиг, нанесший непоправимый урон этому миру. Большая часть не связанных организмов не смогла приспособиться к изменившимся условиям и погибла, сдвиг породил движение, принявшее размеры стихийного бедствия. Стремясь уйти от надвигающейся угрозы, все разумные виды уходили к источнику, в попытке пройти туда, откуда пришла беда и, изменившись продолжать существовать. В том же году в Семинарии вышел указ, все согласные с которым организовывали стиил, чтобы противопоставить себя сдвигу. Печать лишь замедлила ассимиляцию их мира. Более сильный поглощал более слабого, все было естественно в этом году их жизни.
На верху второй обсерватории Семинарии Моно изучала стиилы, позволявшие слабым от природы жителям их мира сопротивляться и защищаться от чужаков. Там же она проходила служение родне. Каждое утро - спокойный подъем по младшей спиральной лестнице на двухкилометровую высоту. Справа от неё вились деревянные ступеньки старшей лестницы, темно-коричневые, они слегка контрастировали с серыми стенами обсерватории. Стоило протянуть руку, и можно было до них дотронуться. Но этого не разрешалось в её Семинарии. Приходилось идти, смотря вверх, в серый полукупол, венчавший здание в котором она проводила теперь большую часть жизни. Так было и сегодня.
Пальцы на ногах у Моно жили, словно собственной зачарованной жизнью, отстукивая по почти бесконечным ступеням замысловатую мелодию. То одну, то другую, а бывало и целую прядь из позабытых мотивов. Каждый раз камни памяти забирали частицу её детства и, переработав, возвращали обратно не все, а лишь то, что ей необходимо было знать. Две спирали извивались кульбитами в полутьме круглого здания, но она не боялась теперь упасть, страшно было давно, в тот раз, когда Моно впервые попала в эти стены. Так все было не похоже на каморку под чердаком здания в городе. Там было слишком мало места, чтобы жить существу подобному ей, тут же места хватит, чтобы вместить целый город, подобный тому в котором Моно родилась. Иногда у неё возникали мысли, «а правильно ли это?»
«Может быть, - думала, переставляя как автомат свои тонкие белые ноги Моно, - в других мирах по ту сторону источника все иначе? Там нет такого несовершенства, как у нас, может быть там больше света летом, возможно, что и люди живут счастливее, чем мы»
Она видела отряд Декады, ушедший к источнику, чтобы пройдя сквозь него найти мир их теперь поглощавший. Стайла была там. Она улыбнулась своей запредельно нежной и мягкой как снежок, таящий на руке в зимнюю ночь улыбкой. И дотронулась до щеки Моно. «Не переживай!», послала она тогда ей, «Мы когда-нибудь вернемся!»
Мона ушла как можно скорее в тот раз. Может быть, она её обидела этим? На самом деле она просто не могла оставаться и ждать, ждать этого момента, когда выступит Декада и с ними уйдет практически единственный друг, существовавший в её жизни с самого начала.
«А когда она началась?» Самыми ранними её воспоминаниями были тонкие пальцы матери, которые дотрагивались до носа. Мона чихала, а мать смеялась своим мелодичным голосом. Смех вообще был редкостью, а у матери - настоящим сокровищем для ребенка.
Может быть, потому она это и запомнила? Возможно, камни памяти потому и не забрали эти осколки, что посчитали - без них она не выживет?
«Возможно…» Пальцы Моно перестали выстукивать позабытые мотивы на каждой ступеньки деревянной лестницы. «Так я буду идти очень долго и снова опоздаю на час», подумала она и ринулась вперед, помогая себе руками. Подъем ускорился.
Тогда в тот день, день выхода Декады, она, взбежав на холм, не смогла повернуться спиной и смотрела до самого конца, как после утренних сборов они залезали в Хэлвел и летели в сторону континентального древа. Его было видно отсюда, сквозь синеву воздуха огромные контуры переливались белой мглой, словно там были облака из воды, тоже редкость на этом континенте. Это иллюзия такая, и Моно это прекрасно понимала. Но иногда любила представлять себе свое утреннее восхождение не в сухом полумраке Семинарской Обсерватории, а в легкой и мягкой, как рука матери утром на твоем спящем лице, прохладе вечного поднебесного облака.
Изгиб Реки. В омуте.
Если смотреть на небо из-под кромки воды в омуте, то наш мир это тоже еще один омут, только он большой слишком, его не обойти и не перешагнуть, кто-то пытался переплыть и о них больше ничего не слышали.
-Ты считаешь, что все мореплаватели, первооткрыватели на самом деле своровали себе чужую славу?
Две девочки шли вдоль рядов книжных шкафов в библиотеке. Разнокалиберные обложки разных эпох смотрели друг на друга в надежде высечь искру, которая тут все спалит. Но книги не могут зажигать огня, в отличие от людей. И не было в этом огромном океане мертвых знаков никого, кто бы смог почувствовать это желание коллективного суицида. А если бы и почувствовал, удивился этой шальной мысли, принял бы её за свою и скорее всего зажигалка осталась бы в кармане и он не пошел бы к ближайшему авто цедить бензин в баночку из-под колы, о нет. Это противозаконно в этом мире - исполнять мечты неживой материи.
-Знаешь, сегодня я заметила, что на посуде, с которой ем практически с раннего детства, нарисованы коты. Разные, настоящие и выдуманные, но там везде коты. Я раньше как-то не обращала на это внимание, да и кто вообще обращает на то, что нарисовано на посуде. Особенно на старой советской, как-то глаз это пропускает мимо. Я считала раньше, что это слишком муторно и неинтересно, всегда было что-то куда я хотела, что еще не увидела и не изучила, не разглядела и не прочитала.
-Ты хочешь спросить меня, почему именно сейчас ты увидела котов? - Спросила вторая, когда первая девочка замолчала. - Наверное, время пришло для них, в мире столько невидимых вещей, ты удивишься, да и любой удивится, если его ткнешь носом и он увидит это.
-Увидит Что? - Спросила остановившись девочка. Интонация её подруги слегка сменилась, она это заметила. И опять подумала - а заметила бы я это вчера и сколько раз у неё так менялась интонация во время нашей дружбы, менялась на нечеловеческую. И сколько же раз я делала то, что она хотела не обращая внимания на это, думая что как всегда это лишь мои собственные чудачества. Желания, причуды, людьми которые думают лишь о себе легче всего управлять, они ни за что не поймут и не догадаются, что это не их собственные мысли медленно текут перемешиваясь в их голове.
-Хочешь я тебе расскажу сказку о заблудившейся в быстрой реке? Она сто лет шла вдоль одного нескончаемого берега. Она не могла найти дорогу назад и состариться и умереть не могла, ей даже не нужно было есть. Река текла, а она шла вдоль её берега, воспоминания наслаивались одни на другие, пока все окончательно не перемешалось, она сходила и сходила с ума, память набухала цветком чтобы открыться в вечность на том бесконечном берегу очень-очень быстрой реки. Она шла вперед, а оказывалась опять позади, своего прошлого пути. Она путалась, затерялась где и когда она, и что вообще происходит. Просто муравьишка, который добрался до края стола и был подхвачен ветром, который отнес его и убаюкал в капельке смолы, того слабенького импульса электричества в его примитивной нервной системе хватило, чтобы мыслишко вертелось в нем вечно. Слышала о циклических токах? Вот такая вот насмешка бога.
Но она выбралась оттуда, из этого капкана цепкой реки. Ежегодно в мире пропадает огромное число людей и их тела никогда-никогда больше не находят. Кто знает, может та река, именно та, а сколько их еще, может она сожрала до неё очень много и девочек и мальчиков, которые вспоминали не ту мелодию, глядя на её спокойные такие и обманчивые воды.
-И что с ней стало? - Слегка лениво произнесла девочка, смотря сквозь приоткрытые ресницы на яркий свет в кроне дерева. Земля была холодная тут, и трава дарила покой и прохладу, не то что вокруг, где все сжигало ярко-белое солнце.
-Она просто обнаружила, что выбралась из воды немного не там, где в неё упала. Там все было похоже, поначалу она думала что это просто другая страна. А потом поняла, что все-таки не просто другая.
-Ты думаешь, она его любит?
-Кто? Ания? Я думаю да. Скорее всего, это просто похоть. Возможно что-то большее, чем любовь. Наверное, она его съест, если не сможет сразу - то по частям, на протяжении их совместной супружеской жизни.
-И кто ты теперь?
-Я дегтярник. Рабочий.
-В чем заключается твоя работа? - Вновь спросила девочка, руки за головой, взгляд в небо за листвой дуба, во рту травинка. Канонический образ бездельника. Можно молиться, если ты веришь в праздность.
Этот мир был таким красивым, что Моно не могла дышать. Она просто смотрела, пока глаза могли смотреть, но не могли насмотреться. Моно падала куда-то назад открывшись беззащитная миру.
В одной комнате, пахло гнилым деревом, в другой, соседней - пылью и песком, которым мело с улицы. Вот такой вот выбор.
-Это называется - мое собственное мнение, - улыбнулась она.
-Нет, это называется - стремление к тому, чего не имеешь и рисуется вот так, - Вита ткнула в круг с инь и янь.
-А чтение чужих мыслей разве не угадывание? Проведи мне тонкую грань-разницу между - прочел и угадал? Прочел сто процентная уверенность? А разве в жизни бывает в чем-то сто процентная уверенность? Люди не знают, что же нейрон в их мозгу ВСЕГДА неуверен - передавать ему дальше возбуждение или нет. Просто видовая эволюция заставляет людей стремиться к определенности, это выгодно ЕЙ, а не им. Ты думаешь, человеку внушает что-то власть, а забываешь про инстинкты. Ты думаешь, тобой манипулирует кто-то, а забываешь что сам лишь механизм, у которого есть n возможных вариантов действий, и если ты сам, будучи человеком, не можешь их все увидеть и осознать, это не значит, что кто-то, не вялясь им - вдруг сможет. Ты хочешь выйти из-под контроля кого-то и плюешь на мудрецов прошлого, которые говорили тебе, что единственный кто тебя, в конце концов, контролирует - это ты сам! Пока ты сам связан тобой можно управлять, как только ты сможешь управлять собой - никто кроме тебя не сможет. Все просто, все давным-давно известно всем, каждому ребенку и одинаково неинтересно всем, потому что никто не может из них это применить на практике. Для них это - пустые слова и треп, - она взяла мороженное у официантки и сказала «спасибо», - их угнетает, когда кто-то вмешивается в их дела, их нервирует то, что кто-то пытается на них повлиять и ставит себя выше или умнее их самих. Они рождаются, стремясь прожить свою короткую никчемную жизнь самостоятельно, найти что-то лишь своё хотят они, а находят смерть в конце пути. Они каждый хотят быть особенным, - вцепилась зубами в мороженное сверху, откусив огромный кусок, и сразу проглотила его, - и это тоже предусмотрено эволюцией, так в результате появляются новые виды. Эволюция гладит их по головке, мастурбируя их эго, и говорит «старайся, старайся мое дитя, ты ничего не добьешься, и миллиарды твоих предшественников и последователей тоже ничего не добьются, но когда-нибудь родится один - и у него получится, кто знает, может быть, потому что старался ты, и старался лишь для себя!»
-Закрытая сеть для интеллектуалов была взломана, и кто-то очень сильно повеселился.
-Зачем?
-Что значит зачем? Если не пускают - интересно ведь. Но никаких следов не осталось.
-Почему?
-Потому что… - Она замолчала и посмотрела себе под ноги. - Потому что там ничего интересного не было, впрочем, как и в Менса-тусовке. Умные люди - самые скучные и предсказуемые на этом свете.
-Почему умные скучны? Дураки интересней?
-Нет.
-Обычные интересны?
-Нет. Не интересны, - оны грызла стебель травы, но при этом была абсолютно спокойна. Эта странность - противоположная различность в поведении и ожидаемом со стороны состоянии человека при этом, могла, конечно, смутить, если бы кто-то знал о ней. Но знали только те, кто прекрасно изучил саму Виту, знали её кошачий характер, но одинаково ошибались в причинах с людьми, видящими её в первую сотню раз. Дело было в том, что они видели и изучали только одну, обращенную к наблюдателю сторону спутника нашей планеты по имени Вита. Вторая же сторона была всегда сокрыта от любопытных глаз.
-Понимаешь Моно, обычные, дураки, умные, гении и все остальные градации, все это лишний раз говорит об ограниченности их восприятия мира. Каждый раз как они ставят опыт и пытаются, - она вынула травинку изо рта, - пытаются определить, что перед ними, они совершают одну и ту же ошибку - используют стандарты другой меры. Каждый человек - иная мера. Просто в нашем выправленном обществе умный человек - это существо обладающее способностью успешно применять логическое мышление на практике и извлекать из этого пользу, себе, другим - какая разница. Все остальное, память, знания, мудрость, то есть возможность понимать по аналогии, воссоздавая её в себе методом чуть более древним, чем используемые сейчас, все это не играет особой уже роли. Теперь когда есть доступ к информации всегда, когда захочешь. Правда, тебе иногда мешают в этом, но и это не проблема.
-Интуиция?
Вита улыбнулась. На следующий день на ней была уже другая маска. Она остановилась рядом с «Виллой Крю», сидя на мотоцикле за спиной у парня с коротко стрижеными волосами. Во рту у него была сигарета, она слегка свисала, покачиваясь на нижней губе, но так, словно он хотел этим выразить свое презрение не только к миру и его наполнению, но и законам гравитации. Мол, «хрен тебе, не упадешь, пока я этого не захочу!»
Моно увидела его руки, сжимавшие рукоятки мотоцикла, пока Вита о чем-то говорила на ухо (своему парню, наверное). Моно сложила руки в стиил и снова посмотрела на него, на этот раз сквозь неработающий тут стиил. У парня тоже был стиил, и он означал - «все под контролем!» - только был начат и не завершен. Моно подбежала на своих тонких и еще не привыкших к этому миру ногах и посмотрела парню прямо в глаза. Тот повернулся к ней.
-Что тебе надо? - Потом вдруг резко изменился в лице и с чувством произнес. - Привет девчонка, ты новая подруга Виты?
Моно с секунду рассматривала его руки. Потом положила свои тонкие пальцы на его одетые в кожаные перчатки, и завершила стиил.
-Так. Нужно так.
Парень смотрел на нее, не понимая, а потом рассмеялся.
-Как раз под стать Вите. Где ты их только находишь?
Вита смотрела на его руки и улыбалась. «Он вспомнит, когда придет время, он вспомнит как надо. Он запомнил.» Она улыбалась.
И он вспомнил, в тот же день, все произошло спонтанно. Когда бар где они гуляли, начали закидывать бутылками с зажигательной смесью, случилась паника. Они вместе с потоком людей выбежали на пустынную улицу и нарвались на стволы. Молчащие, но недружелюбные стволы. И улыбки, веселые спокойные безрадостные улыбки. Тем, кто их носил, не хотелось этого делать, не потому что это уж слишком шло в разрез с чем-то в их характерах или убеждениях. Просто в цивилизованном обществе за все нужно платить. И насколько глубоко ты из него ни вылез, сколько бы ты ни оттягивал на себя простыню по имени «Жизнь», чего бы ты ни добился в этой жизни, кем бы ты ни стал, убивать так просто ты не можешь. Даже если тебе кажется, что это безнаказанно - за этим вскоре что-то последует. Даже если ты каким-то чудом возьмешь власть над миром, убийство останется убийством. Впрочем, довольно веселой штукой, если заранее знать что будешь отвечать и тащиться от этого. Вот просто в данную минуту, тем, кто в шлемах мотоциклетных стояли тут, на ночной отрезанной большой временной ямой и не очень большой взяткой от полиции улице не очень хотелось брать на себя это, но приходилось, поэтому улыбки то конечно были, но слегка блеклые. Забрала были подняты. И тогда что-то произошло с руками Декстера, пальцы сами сложились в запомненный ими стиил. То чувство, которое заметила Моно, сейчас стало доминантным тут, и оно исходило от него, действовало на всех, как на тех, что были с ним, так и на тех, кто стоял напротив.
Сахар.
Два человека смотрели сначала на неё, потом на бокал из-под пива.
-Не может этого быть, - сказал один. - Я сам видел, как она все выдула!
Лицо девочки расплылось в широкую улыбку, почти Фродо, который нашел свое Счастье!
-Нет, этого реально не может быть!
Девочка улыбнулась еще шире.
-Она пьяная, блин может скорую вызвать?
Девочка вытянула вперед руку, в которой словно у опытной фокусницы вдруг появился карандаш, он стоял на заточенном острие, она поводила балансирующим карандашам перед их очумевшими лицами и слегка икнула. Они разом перевели взгляд на её живот. Он был слегка выпуклый, девочка задрала майку и погладила его.
-Чертовщина, на тебя что алкоголь совсем не действует?
Девочка вытянула руку и расправила купюру ладошки.
-Деньги.
-Я слышал про такое у йогов, может её родители научили? - Сказал один завсегдатай. Второй как зачарованный смотрел на протянутую ладошку. Потом дернулся, как от укуса и, сообразив, что это значит, полез в карман.
Второй внезапно вытянул руку и, схватив огромный литровый бокал, понюхал его, потом второй, опустошенный девочкой разом. Затем, так же быстро перегнувшись через своего отсчитывающего банкноты приятеля, схватил лицо девочки за подбородок и понюхал её губы.
-Бээээ, - сказала она, открыв рот как на приеме у педиатра. Бармен меланхолично взял первый бокал и, сполоснув над мойкой, стал вытирать его салфеткой. Взгляд его был прикован к дверям, чудо-ребенок не интересовал абсолютного завсегдатая своего бара.
Когда Вита под косые взгляды взрослых подошла к девочке, те двое уже ушли. Моно бродила по бару как неприкаянная, изучая что-то, только ей интересное через сложенные в странный узор пальцы руки.
-Сахар. - Сказала девочка. - Вода и сахар, то на что распадается алкоголь, если ты хочешь.
В темных водах рек лик твой - луна, и в чертогах позабытой суши,
Живут и плачут невозможные, такие беспокойные и трепетные существа,
Их тысячи на атом каждый во вселенной, и невозможность та безбрежна…
Серая.
Город, где жила Моно стоял рядом с фабрикой на дереве. Дерево было старым и высохшим еще в четвертую эпоху, во времена, когда миром правило Белое. Фабричный мост, перекинутый через пропасть в пару миль, отделявшую нижние ветки от города был вымощен глянцевым серым камнем, огромные валуны, неровно обработанные в далекие времена людьми при помощи машин, теперь склеивались вместе, образуя мост-желе, выдерживавший многократные растяжения. Маленькая Моно пробегала каждый день десятки миль по нему, спеша увидеться с родней и принести им приготовленный завтрак. Эти камни помнили её легкую поступь. Они все запоминали, это была библиотека фабрики. Старики со второго этажа спускались по гибридным ступеням вниз, чтобы встав на ровную, еще не истлевшую памятью поверхность передать им очередной заказ, или отчитаться в исполнении.
У Моно были тонкие правильные черты лица, бледные губы и длинные ровные пепельно-белые волосы, боявшиеся прикоснуться к её плечам. Стоило им этого возжелать, как возникала сила их отталкивающая. В роду Моно были бортники, собиравшие механизмы для фабрики, и в их генах было прописано статическое напряжение намного выше человеческой нормы, чтобы тонкие элементы машин не приклеивались к коже пальцев. Она, как и многие девочки, работала с четырех лет в Трое, надзирателем. А потом поступила в Семинарию.
В том году случился первый Сдвиг, нанесший непоправимый урон этому миру. Большая часть не связанных организмов не смогла приспособиться к изменившимся условиям и погибла, сдвиг породил движение, принявшее размеры стихийного бедствия. Стремясь уйти от надвигающейся угрозы, все разумные виды уходили к источнику, в попытке пройти туда, откуда пришла беда и, изменившись продолжать существовать. В том же году в Семинарии вышел указ, все согласные с которым организовывали стиил, чтобы противопоставить себя сдвигу. Печать лишь замедлила ассимиляцию их мира. Более сильный поглощал более слабого, все было естественно в этом году их жизни.
На верху второй обсерватории Семинарии Моно изучала стиилы, позволявшие слабым от природы жителям их мира сопротивляться и защищаться от чужаков. Там же она проходила служение родне. Каждое утро - спокойный подъем по младшей спиральной лестнице на двухкилометровую высоту. Справа от неё вились деревянные ступеньки старшей лестницы, темно-коричневые, они слегка контрастировали с серыми стенами обсерватории. Стоило протянуть руку, и можно было до них дотронуться. Но этого не разрешалось в её Семинарии. Приходилось идти, смотря вверх, в серый полукупол, венчавший здание в котором она проводила теперь большую часть жизни. Так было и сегодня.
Пальцы на ногах у Моно жили, словно собственной зачарованной жизнью, отстукивая по почти бесконечным ступеням замысловатую мелодию. То одну, то другую, а бывало и целую прядь из позабытых мотивов. Каждый раз камни памяти забирали частицу её детства и, переработав, возвращали обратно не все, а лишь то, что ей необходимо было знать. Две спирали извивались кульбитами в полутьме круглого здания, но она не боялась теперь упасть, страшно было давно, в тот раз, когда Моно впервые попала в эти стены. Так все было не похоже на каморку под чердаком здания в городе. Там было слишком мало места, чтобы жить существу подобному ей, тут же места хватит, чтобы вместить целый город, подобный тому в котором Моно родилась. Иногда у неё возникали мысли, «а правильно ли это?»
«Может быть, - думала, переставляя как автомат свои тонкие белые ноги Моно, - в других мирах по ту сторону источника все иначе? Там нет такого несовершенства, как у нас, может быть там больше света летом, возможно, что и люди живут счастливее, чем мы»
Она видела отряд Декады, ушедший к источнику, чтобы пройдя сквозь него найти мир их теперь поглощавший. Стайла была там. Она улыбнулась своей запредельно нежной и мягкой как снежок, таящий на руке в зимнюю ночь улыбкой. И дотронулась до щеки Моно. «Не переживай!», послала она тогда ей, «Мы когда-нибудь вернемся!»
Мона ушла как можно скорее в тот раз. Может быть, она её обидела этим? На самом деле она просто не могла оставаться и ждать, ждать этого момента, когда выступит Декада и с ними уйдет практически единственный друг, существовавший в её жизни с самого начала.
«А когда она началась?» Самыми ранними её воспоминаниями были тонкие пальцы матери, которые дотрагивались до носа. Мона чихала, а мать смеялась своим мелодичным голосом. Смех вообще был редкостью, а у матери - настоящим сокровищем для ребенка.
Может быть, потому она это и запомнила? Возможно, камни памяти потому и не забрали эти осколки, что посчитали - без них она не выживет?
«Возможно…» Пальцы Моно перестали выстукивать позабытые мотивы на каждой ступеньки деревянной лестницы. «Так я буду идти очень долго и снова опоздаю на час», подумала она и ринулась вперед, помогая себе руками. Подъем ускорился.
Тогда в тот день, день выхода Декады, она, взбежав на холм, не смогла повернуться спиной и смотрела до самого конца, как после утренних сборов они залезали в Хэлвел и летели в сторону континентального древа. Его было видно отсюда, сквозь синеву воздуха огромные контуры переливались белой мглой, словно там были облака из воды, тоже редкость на этом континенте. Это иллюзия такая, и Моно это прекрасно понимала. Но иногда любила представлять себе свое утреннее восхождение не в сухом полумраке Семинарской Обсерватории, а в легкой и мягкой, как рука матери утром на твоем спящем лице, прохладе вечного поднебесного облака.
Изгиб Реки. В омуте.
Если смотреть на небо из-под кромки воды в омуте, то наш мир это тоже еще один омут, только он большой слишком, его не обойти и не перешагнуть, кто-то пытался переплыть и о них больше ничего не слышали.
-Ты считаешь, что все мореплаватели, первооткрыватели на самом деле своровали себе чужую славу?
Две девочки шли вдоль рядов книжных шкафов в библиотеке. Разнокалиберные обложки разных эпох смотрели друг на друга в надежде высечь искру, которая тут все спалит. Но книги не могут зажигать огня, в отличие от людей. И не было в этом огромном океане мертвых знаков никого, кто бы смог почувствовать это желание коллективного суицида. А если бы и почувствовал, удивился этой шальной мысли, принял бы её за свою и скорее всего зажигалка осталась бы в кармане и он не пошел бы к ближайшему авто цедить бензин в баночку из-под колы, о нет. Это противозаконно в этом мире - исполнять мечты неживой материи.
-Знаешь, сегодня я заметила, что на посуде, с которой ем практически с раннего детства, нарисованы коты. Разные, настоящие и выдуманные, но там везде коты. Я раньше как-то не обращала на это внимание, да и кто вообще обращает на то, что нарисовано на посуде. Особенно на старой советской, как-то глаз это пропускает мимо. Я считала раньше, что это слишком муторно и неинтересно, всегда было что-то куда я хотела, что еще не увидела и не изучила, не разглядела и не прочитала.
-Ты хочешь спросить меня, почему именно сейчас ты увидела котов? - Спросила вторая, когда первая девочка замолчала. - Наверное, время пришло для них, в мире столько невидимых вещей, ты удивишься, да и любой удивится, если его ткнешь носом и он увидит это.
-Увидит Что? - Спросила остановившись девочка. Интонация её подруги слегка сменилась, она это заметила. И опять подумала - а заметила бы я это вчера и сколько раз у неё так менялась интонация во время нашей дружбы, менялась на нечеловеческую. И сколько же раз я делала то, что она хотела не обращая внимания на это, думая что как всегда это лишь мои собственные чудачества. Желания, причуды, людьми которые думают лишь о себе легче всего управлять, они ни за что не поймут и не догадаются, что это не их собственные мысли медленно текут перемешиваясь в их голове.
-Хочешь я тебе расскажу сказку о заблудившейся в быстрой реке? Она сто лет шла вдоль одного нескончаемого берега. Она не могла найти дорогу назад и состариться и умереть не могла, ей даже не нужно было есть. Река текла, а она шла вдоль её берега, воспоминания наслаивались одни на другие, пока все окончательно не перемешалось, она сходила и сходила с ума, память набухала цветком чтобы открыться в вечность на том бесконечном берегу очень-очень быстрой реки. Она шла вперед, а оказывалась опять позади, своего прошлого пути. Она путалась, затерялась где и когда она, и что вообще происходит. Просто муравьишка, который добрался до края стола и был подхвачен ветром, который отнес его и убаюкал в капельке смолы, того слабенького импульса электричества в его примитивной нервной системе хватило, чтобы мыслишко вертелось в нем вечно. Слышала о циклических токах? Вот такая вот насмешка бога.
Но она выбралась оттуда, из этого капкана цепкой реки. Ежегодно в мире пропадает огромное число людей и их тела никогда-никогда больше не находят. Кто знает, может та река, именно та, а сколько их еще, может она сожрала до неё очень много и девочек и мальчиков, которые вспоминали не ту мелодию, глядя на её спокойные такие и обманчивые воды.
-И что с ней стало? - Слегка лениво произнесла девочка, смотря сквозь приоткрытые ресницы на яркий свет в кроне дерева. Земля была холодная тут, и трава дарила покой и прохладу, не то что вокруг, где все сжигало ярко-белое солнце.
-Она просто обнаружила, что выбралась из воды немного не там, где в неё упала. Там все было похоже, поначалу она думала что это просто другая страна. А потом поняла, что все-таки не просто другая.
-Ты думаешь, она его любит?
-Кто? Ания? Я думаю да. Скорее всего, это просто похоть. Возможно что-то большее, чем любовь. Наверное, она его съест, если не сможет сразу - то по частям, на протяжении их совместной супружеской жизни.
-И кто ты теперь?
-Я дегтярник. Рабочий.
-В чем заключается твоя работа? - Вновь спросила девочка, руки за головой, взгляд в небо за листвой дуба, во рту травинка. Канонический образ бездельника. Можно молиться, если ты веришь в праздность.
Этот мир был таким красивым, что Моно не могла дышать. Она просто смотрела, пока глаза могли смотреть, но не могли насмотреться. Моно падала куда-то назад открывшись беззащитная миру.
В одной комнате, пахло гнилым деревом, в другой, соседней - пылью и песком, которым мело с улицы. Вот такой вот выбор.
-Это называется - мое собственное мнение, - улыбнулась она.
-Нет, это называется - стремление к тому, чего не имеешь и рисуется вот так, - Вита ткнула в круг с инь и янь.
-А чтение чужих мыслей разве не угадывание? Проведи мне тонкую грань-разницу между - прочел и угадал? Прочел сто процентная уверенность? А разве в жизни бывает в чем-то сто процентная уверенность? Люди не знают, что же нейрон в их мозгу ВСЕГДА неуверен - передавать ему дальше возбуждение или нет. Просто видовая эволюция заставляет людей стремиться к определенности, это выгодно ЕЙ, а не им. Ты думаешь, человеку внушает что-то власть, а забываешь про инстинкты. Ты думаешь, тобой манипулирует кто-то, а забываешь что сам лишь механизм, у которого есть n возможных вариантов действий, и если ты сам, будучи человеком, не можешь их все увидеть и осознать, это не значит, что кто-то, не вялясь им - вдруг сможет. Ты хочешь выйти из-под контроля кого-то и плюешь на мудрецов прошлого, которые говорили тебе, что единственный кто тебя, в конце концов, контролирует - это ты сам! Пока ты сам связан тобой можно управлять, как только ты сможешь управлять собой - никто кроме тебя не сможет. Все просто, все давным-давно известно всем, каждому ребенку и одинаково неинтересно всем, потому что никто не может из них это применить на практике. Для них это - пустые слова и треп, - она взяла мороженное у официантки и сказала «спасибо», - их угнетает, когда кто-то вмешивается в их дела, их нервирует то, что кто-то пытается на них повлиять и ставит себя выше или умнее их самих. Они рождаются, стремясь прожить свою короткую никчемную жизнь самостоятельно, найти что-то лишь своё хотят они, а находят смерть в конце пути. Они каждый хотят быть особенным, - вцепилась зубами в мороженное сверху, откусив огромный кусок, и сразу проглотила его, - и это тоже предусмотрено эволюцией, так в результате появляются новые виды. Эволюция гладит их по головке, мастурбируя их эго, и говорит «старайся, старайся мое дитя, ты ничего не добьешься, и миллиарды твоих предшественников и последователей тоже ничего не добьются, но когда-нибудь родится один - и у него получится, кто знает, может быть, потому что старался ты, и старался лишь для себя!»
-Закрытая сеть для интеллектуалов была взломана, и кто-то очень сильно повеселился.
-Зачем?
-Что значит зачем? Если не пускают - интересно ведь. Но никаких следов не осталось.
-Почему?
-Потому что… - Она замолчала и посмотрела себе под ноги. - Потому что там ничего интересного не было, впрочем, как и в Менса-тусовке. Умные люди - самые скучные и предсказуемые на этом свете.
-Почему умные скучны? Дураки интересней?
-Нет.
-Обычные интересны?
-Нет. Не интересны, - оны грызла стебель травы, но при этом была абсолютно спокойна. Эта странность - противоположная различность в поведении и ожидаемом со стороны состоянии человека при этом, могла, конечно, смутить, если бы кто-то знал о ней. Но знали только те, кто прекрасно изучил саму Виту, знали её кошачий характер, но одинаково ошибались в причинах с людьми, видящими её в первую сотню раз. Дело было в том, что они видели и изучали только одну, обращенную к наблюдателю сторону спутника нашей планеты по имени Вита. Вторая же сторона была всегда сокрыта от любопытных глаз.
-Понимаешь Моно, обычные, дураки, умные, гении и все остальные градации, все это лишний раз говорит об ограниченности их восприятия мира. Каждый раз как они ставят опыт и пытаются, - она вынула травинку изо рта, - пытаются определить, что перед ними, они совершают одну и ту же ошибку - используют стандарты другой меры. Каждый человек - иная мера. Просто в нашем выправленном обществе умный человек - это существо обладающее способностью успешно применять логическое мышление на практике и извлекать из этого пользу, себе, другим - какая разница. Все остальное, память, знания, мудрость, то есть возможность понимать по аналогии, воссоздавая её в себе методом чуть более древним, чем используемые сейчас, все это не играет особой уже роли. Теперь когда есть доступ к информации всегда, когда захочешь. Правда, тебе иногда мешают в этом, но и это не проблема.
-Интуиция?
Вита улыбнулась. На следующий день на ней была уже другая маска. Она остановилась рядом с «Виллой Крю», сидя на мотоцикле за спиной у парня с коротко стрижеными волосами. Во рту у него была сигарета, она слегка свисала, покачиваясь на нижней губе, но так, словно он хотел этим выразить свое презрение не только к миру и его наполнению, но и законам гравитации. Мол, «хрен тебе, не упадешь, пока я этого не захочу!»
Моно увидела его руки, сжимавшие рукоятки мотоцикла, пока Вита о чем-то говорила на ухо (своему парню, наверное). Моно сложила руки в стиил и снова посмотрела на него, на этот раз сквозь неработающий тут стиил. У парня тоже был стиил, и он означал - «все под контролем!» - только был начат и не завершен. Моно подбежала на своих тонких и еще не привыкших к этому миру ногах и посмотрела парню прямо в глаза. Тот повернулся к ней.
-Что тебе надо? - Потом вдруг резко изменился в лице и с чувством произнес. - Привет девчонка, ты новая подруга Виты?
Моно с секунду рассматривала его руки. Потом положила свои тонкие пальцы на его одетые в кожаные перчатки, и завершила стиил.
-Так. Нужно так.
Парень смотрел на нее, не понимая, а потом рассмеялся.
-Как раз под стать Вите. Где ты их только находишь?
Вита смотрела на его руки и улыбалась. «Он вспомнит, когда придет время, он вспомнит как надо. Он запомнил.» Она улыбалась.
И он вспомнил, в тот же день, все произошло спонтанно. Когда бар где они гуляли, начали закидывать бутылками с зажигательной смесью, случилась паника. Они вместе с потоком людей выбежали на пустынную улицу и нарвались на стволы. Молчащие, но недружелюбные стволы. И улыбки, веселые спокойные безрадостные улыбки. Тем, кто их носил, не хотелось этого делать, не потому что это уж слишком шло в разрез с чем-то в их характерах или убеждениях. Просто в цивилизованном обществе за все нужно платить. И насколько глубоко ты из него ни вылез, сколько бы ты ни оттягивал на себя простыню по имени «Жизнь», чего бы ты ни добился в этой жизни, кем бы ты ни стал, убивать так просто ты не можешь. Даже если тебе кажется, что это безнаказанно - за этим вскоре что-то последует. Даже если ты каким-то чудом возьмешь власть над миром, убийство останется убийством. Впрочем, довольно веселой штукой, если заранее знать что будешь отвечать и тащиться от этого. Вот просто в данную минуту, тем, кто в шлемах мотоциклетных стояли тут, на ночной отрезанной большой временной ямой и не очень большой взяткой от полиции улице не очень хотелось брать на себя это, но приходилось, поэтому улыбки то конечно были, но слегка блеклые. Забрала были подняты. И тогда что-то произошло с руками Декстера, пальцы сами сложились в запомненный ими стиил. То чувство, которое заметила Моно, сейчас стало доминантным тут, и оно исходило от него, действовало на всех, как на тех, что были с ним, так и на тех, кто стоял напротив.
Сахар.
Два человека смотрели сначала на неё, потом на бокал из-под пива.
-Не может этого быть, - сказал один. - Я сам видел, как она все выдула!
Лицо девочки расплылось в широкую улыбку, почти Фродо, который нашел свое Счастье!
-Нет, этого реально не может быть!
Девочка улыбнулась еще шире.
-Она пьяная, блин может скорую вызвать?
Девочка вытянула вперед руку, в которой словно у опытной фокусницы вдруг появился карандаш, он стоял на заточенном острие, она поводила балансирующим карандашам перед их очумевшими лицами и слегка икнула. Они разом перевели взгляд на её живот. Он был слегка выпуклый, девочка задрала майку и погладила его.
-Чертовщина, на тебя что алкоголь совсем не действует?
Девочка вытянула руку и расправила купюру ладошки.
-Деньги.
-Я слышал про такое у йогов, может её родители научили? - Сказал один завсегдатай. Второй как зачарованный смотрел на протянутую ладошку. Потом дернулся, как от укуса и, сообразив, что это значит, полез в карман.
Второй внезапно вытянул руку и, схватив огромный литровый бокал, понюхал его, потом второй, опустошенный девочкой разом. Затем, так же быстро перегнувшись через своего отсчитывающего банкноты приятеля, схватил лицо девочки за подбородок и понюхал её губы.
-Бээээ, - сказала она, открыв рот как на приеме у педиатра. Бармен меланхолично взял первый бокал и, сполоснув над мойкой, стал вытирать его салфеткой. Взгляд его был прикован к дверям, чудо-ребенок не интересовал абсолютного завсегдатая своего бара.
Когда Вита под косые взгляды взрослых подошла к девочке, те двое уже ушли. Моно бродила по бару как неприкаянная, изучая что-то, только ей интересное через сложенные в странный узор пальцы руки.
-Сахар. - Сказала девочка. - Вода и сахар, то на что распадается алкоголь, если ты хочешь.