Страруда - Истории Чудовищ: Двойня. Синоптики сна. История Авроры. [2]
Еще два человека пропали. Ушли в лес и не вернулись.
В классе не очень это обсуждали, но как только пришел завуч, с классом что-то произошло - его, словно подменили.
Столько вызова в поведение могло быть разве у военнопленных американцев перед японским командованием пытавшимся разобраться в бумагах и как-то сориентироваться - кого казнить, кого допрашивать - пытать то есть.
При чем делавшего это так естественно, словно за ними правда, они ничего особенного и не собираются предпринять - все поколения до них блюли эти неписанные правила успешной военной компании. И они тоже - все в порядке, не переживайте не дергайтесь вы так - сейчас будет очень больно. Если вы малозначимы - больно будет не очень долго. А потом к червям.
Где-то так.
Это естественно. И выработалось противодействие. Но на него смешно было смотреть.
Реакция агрессии, тихой словно прячущейся, все отводили взгляды кроме двух трех, казалось, посмотри они все одновременно и человек, стоявший перед ними, будет проклят до тринадцатого колена и уйдет отсюда умирать. Уползет, точнее. И они своими спрятанными взглядами его жалели как бы.
Завуч в двух словах объяснил ситуации и сказал, чтобы никто не покидал во время занятий территории школы - они за нас в ответе. А тут-то ли дикие звери, опять. То ли маньяк, опять. То ли еще, какая хрень, опять.
У всех было столько веселья граничившего с вызовом, что будь на месте завуча человек расследующий это дело он с ужасом бы осознал - они, а точнее наверное все же мы, мы все в этом замешаны. Ну не могут люди не причастные так отводить глаза и мерзко на грани с адской злобой улыбаться. Чутье бы его подвело. А нейронная сеть ответственная именно в его мозгу за определение на глаз по поведение человека виновен ли он - сошла бы с ума, получив невероятное количество ложной, но обучающей как любая другая информации. Увидев это, он в лучшем случае после никогда уже не был бы на все сто уверен в своей интуиции. Потому что класс точно, тогда он точно по его впечатлению что-то скрывал и не какие-то там мелкие детские тайны или проблемы. Он либо перестал бы доверять своему чутью, убедившись на примере класса, что будь тут не дети, в невиновности который он был уверен (вот интересно почему?) а люди, с которыми он общался обычно - всех бы если не приказал арестовать, для разбирательства - установил бы наблюдение, в любом случает. Так ведут себя убийцы, с таким вызовом могут смотреть только рецидивисты, так улыбаться могу только маньяки, психически здоровый так вполоборота не смеется. Хорошо, что в классе не бывают подобные люди, тем более в подобные моменты. Это мгновение трудно уловить чужому человеку.
Все произошло автоматически. Никто даже не заметил из моих одноклассников этого. Интересно это хоть сам завуч заметил?
Как только он вышел класс постепенно вернулся к своему обычному состоянию - побегу на месте от скуки и попытке перегрызть своими клыками само время. Отсюда-то ведь не сбежишь, а даже если уйти - какой смысл.
Я была рада увидеть, что этот класс все же нормальный. Ну, может в нем в самом нутре есть чуть больше агрессии, чем даже в предыдущем, но, по-видимому, он сам пока эту агрессию не ведает. И хорошо, хотя мне-то все равно. Главное я смогу тут остаться надолго. Вот если бы реакция класса была другой…
С чего они взяли, что во мне нелегал. И вообще кто они. Это не мое дело - пусть разбираются с Ней. Но нет - тут что-то промелькнуло с температурой поблизости от абсолютного нуля и на излете вошло мне в живот - я, мне, придется объясниться. Вот почему она спит в такое время…
Я вспомнила, как тогда в горном лагере мать достала меня своими СМСками и это при том, что нам официально не разрешали брать с собой сотовые. Тогда помог один способ, но по дурости мгновения я похвалилась текстом той СМС. И через два часа уже весь лагерь дружно набирал схожую СМСку своим родителям. Причем и маме и папе. И потом еще было разбирательство, меня кто-то из них сдал, сказали, что это я развращаю своих сверстников и тому подобное. Хотя я сначала все рассказала только соседке по палатке.
Да мы жили там, на горном озере в таких здоровенных палатках на двоих. Там все было внутри. Они там стояли по полгода эти палатки.
Вот текст СМС:
«Дорогая мама, я тебя очень люблю, пожалуйста, оставайся со мной и впредь звони мне и шли почаще СМС-ки я их жду не могу (представляю как при этом у неё полегчало на душе и как завелось её сердце, она, наверное покраснела от счастья что у неё такая прекрасная дочь)
А еще сегодня ночью я доставала твою фотографию из бумажника и мастурбировала, глядя на неё. Мама - я тебя очень люблю! Не оставляй меня, мама приезжай скорее! Я так хочу снова, как в детстве спать с тобой вновь в одной постели… (и т. Д. и т. П.)»
Потом еще такое и отцу послала…
Отбивает желание донимать ребенка на сто процентов, возможно надолго, если не на всегда, но приготовьтесь к отрицательным последствиям, как и при любой панацее возможен псевдолетальный исход.
Меня били резиновым тапочком, ласково так. У него толщина была где-то три сантиметра из тяжелой такой резины - по ощущениям, наверное, как ментовская дубинка.
Я никогда не ходила на свидания, или, скорее всего, на свидании я была постоянно.
Вы можете себе представить такой расклад в жизни? Тем более в школе…
Три раза.*
Он слушал шефа и курил. Шеф распинал - тот же хрен, как предыдущий только толще.
Откуда их таких берут? Может, клонируют в секретной лабе? Или в психушке по тайному рецепту выводят?
-Нам нужно за неделю нагнать!
-Ага, нагоним, - сказал Он, и шеф сначала растекся в тупой улыбке, а потом оскаблился. До него дошел смысл не слов, а интонации, с которыми они были произнесены.
-Ты вообще меня слушаешь?
-Ага, угораю прям.
Так работа есть. Словно пальцы загибаешь. Так дом есть, машина есть еще лучше будет. Жена есть, классная почти, такая как хотел. Так все вроде есть и даже дети есть.
Лучше бы их не было. Но ведь есть, еще чего же.
А если спрыгнуть - там - долго лететь?..
Наверное, не очень…
Интересно кто-нибудь отсюда прыгал с сигаретой в зубах.
Вот прикол так прикол - к тебе подбегают, ты в лепешку, а изо рта торчит она. Дымится блядь ведь и ухмылка как хорошо.
Чистый воротничок, ты весь ухожен. Такой здоровый вес котяра. Семейный. Красиво лежишь на крыше автомобиля.
Парень думал - он меня пошлет в горы собирать арнику, или посадит в душный офис клеить танчики, нет, он не стал доходить до точки - просто пригрозил увольнением и потребовал материалы до завтра.
Два десятка часов на то чтобы все собрать. Может ему опередить ублюдка и самому подать в увольнительную.
-Увольте сударь, а не пойти ли вам в задницу со своими бумагами?!..
Зеркало повторило мимику воротничка, но эха не было.
-Ты - я у тебя спрашиваю, - в зеркало уставился палец.
В туалете было так чисто.
-Да у меня в доме грязнее, чем тут, черт в каком мире мы с тобой живем, а?
Отражение молчало, оно, словно издевалось над пьяным парнем.
Он повернулся устало к нему спиной - тогда все и случилось.
Спиной он это почувствовал не сразу, но почувствовал - взгляд и улыбку.
-Устал дружок жить, да? Надело?
Зеркало произнесло это так медленно с непередаваемым ускорением к концу, словно срываясь в визг.
-Ты устал, за тебя проживу я.
Две руки схватили паря за спину. Он развернулся, его разворот начался быстро и все замедляясь к концу, последней мыслью служаки в чистом воротничке было:
«Черт, я так до следующей эру буду разворачиваться.»
На следующее утро все бумаги были на столе, мало того то что было в них удивило Шефа ровно на долю секунды. А потом он стал единым с Улыбающимся Пареньком. Белый Воротничок был свеж как никогда. Все было прекрасно. Шеф умер - шеф родился. Шеф стал марионеткой, он сделал шаг вперед.
Все же это интересный мир, не хочешь жить сам - постучи.
Ты главное подойди и постучи в зеркало вот так (воспроизводит три глухих удара).
И тебе ответят, найдутся люди, или не совсем люди, они с радостью заключат с тобой договор. Совсем не такие как тот, что затянул сам - он нелегал, ему недолго тут гулять его поймают и отправят обратно. Если успеют - а нет и миру конец. Но все это мелочи, такой прекрасный свежий чистый мир у них на хорошем счету, я думаю, они подсуетятся и не допустят этого. Ты можешь стать одним из них. Ты не умрешь, ты будешь жить долго, ты просто не сможешь управлять своим телом 12 часов в день. И все. Остальные двенадцать - твои. Ты перестанешь спать. Ты будешь хозяином, и одновременно о тебе будут заботиться. Ты не представляешь как это прекрасно - чувствовать себя под крылышком такой сущности.
Один раз постучи, как я сказала три стука. И тебе ответят. На самом деле среди успешных людей много таких, тех, кто позволил жить в этом мире еще кому-то. В себе, кроме себя. Тем, кто обладает властью недоступной тварям этого мира, другой власти, другой твари, не этого мира. Гастролеры. Легалы. Стучавшие. Они повсюду среди нас, они получают свое, а их носители свое. Долгую жизнь и опеку, взамен на 12 часов каждый день.
Стукачи!
Ты главное не перепутай стук.
Если постучишь четыре раза - вызовешь других.
Они не мы, другая фирма.
Мы не несем ответственности за то, что они творят.
Это не наши проблемы, нас самих это иногда ужасает.
Не стучи четыре раза, это не антиреклама, нет, это предупреждение.
Мы о вас заботимся уже сейчас. Три стука - хорошо, четыре - плохо.
Запомни, человек…
В этом городке зашкаливает концентрация Иных среди детей.
Но вот вопрос - почему тут нет взрослых.
Все Нелегалы, наверное, поэтому.
Нет, не все. И все же не понимаю.
Мы не одни тут.
Я по-прежнему не понимаю, почему тут нет ни одного взрослого носителя.
Им без разницы - дети или взрослые.
Нет, ты как раз в главном не прав - им все равно, но разница есть.
Не понимаю.
Разница не для них, а для носителей.
Ты хочешь сказать они сами?
Я ничего не хочу говорить, потому что ничего не знаю.
Поэтому я тут.
Ты хочешь сказать, что дети звали их сами?
Я ничего не говорю.
И к тому же - они не знают, что в них живут нелегалы, а значит, их могут вернуть а носителей уничтожат
Вот и ответ - они используют детей как защиту. Знают мораль людей этого мира и используют.
Нет, я думаю все же дело не в этом. Их все равно уничтожат, мораль тут не причем.
Я просто не понимаю - почему?
Почему именно тут!
Им же легче было спрятать - рассредоточься они по всей планете, в том то и дело - в детях их найти практически невозможно, и всегда будут сомнения, и вот тут - как раз тут - вступает в дело мораль, наше руководство не отдаст приказ о ликвидации, пока есть сомнения. А у детей, сейчас, у всех практически имеются расслоения в психике и отклоняющееся поведение. А значит - рассредоточься они по всей планете мы бы нашли лишь часть и то взяли лишь под наблюдение, ограничили бы в деятельности. И все.
А тут они все себя выдали с головой.
Зачем им выдавать себя - я не верю, что в этом месте есть что-то особенное, я не верю что это вызов системе - нашей или их - без разницы. Я верю, что раз они и их носители тут значит, есть причина. И я хочу её знать.
Понимаешь, еще тогда, давно, когда я только пришел в эту контору я уже знал, что не смогу успокоиться пока останется что-то непонятное, а значит неподвластное мне.
И сейчас как раз такой момент - я не понимаю и не могу отдать своих приказов, понимаешь - именно своих, не вынужденных обстоятельствами, не которые самые лучшие - мне всегда было плевать, приказы были мои, они не обсуждались иначе это не приказы, они были верными и ошибочными, но никогда не критиковались - иначе это не приказы.
Но я всегда знал, почему я их отдаю. Каким бы жестким он ни был - он был осознанным, мной! Я отдал - мой приказ! Те, кто исполняют, пусть спят спокойно - это был мой осознанный приказ. И точка, тут не бывает размышлений. У меня все размышления до отдачи приказа. У тех кто исполняет размышлений быть не должно кроме того как его лучше и быстрее выполнить. И все - ни влево, ни вправо никуда. Только по той дорожке, что я наметил.
Иначе смысла во всем этом не будет, а мы окажемся идиотами в погонах.
Они умели давно это делать.
Они могут проникать в этот и другие миры как информация.
Но что им нужно чтобы при этом не потерять себя?
Лес из ветвей корней и паутины.
Лес был странный затянутый паутиной, она брела туда, не ведая себя. Она была близка к мгновению непознанного счастья, того что отбирает жизнь и забирает навсегда. Она осталась призванной к ответу, тем миром, что отрекся в тот же день, она могла всех превозмочь, но это все же не стало б тем, чем стала её жизнь.
Она просто шла. Шаг за шагом, не думая, что будет, если она опять совершит это простое движение.
А лесс просто склонялся к ней, ветвями затянутыми слегка звенящей паутиной, корни извивались - стоило на секунду отвести от них взгляд, как они вновь принимались сосать из почвы жизнь.
«Странно, - подумала Алина, - я и не знала, что это происходит вот так. Почему все люди не обращают на это внимание. Наверное, заняты, но все равно это слишком странно. Почему люди, мама с папой и все кого я знаю, учили меня, что корни неподвижны. Они же живут, я это вижу.
Это очень странное. Странный лес.
Он не расступается, как должен, а наоборот сступается, за мной и передо мной и с боков - он отовсюду тянет ко мне ветви. Они все такие разные и живые. Мох на стволах, на многих деревьях кроме паутины листвы почти нет. И еще эта канава, где я бреду. Что же мне она напоминает…»
Она уже знала, где она, только не осознала это еще до конца.
Она сделала шаг в сторону, словно пробуя лес на заинтересованность в ней - он и не думал расступаться и сступаться, все было затянуто паутиной и как клетка увито ветвями.
-Тут не пролезть - она думала вслух, все равно никто не услышит, ей хотелось кричать «ау» и было слегка страшно, что все же услышат. Но почему-то казалось, что она тут определенно одна.
Тепла в лесу не было, тепло было в ней, она чувствовала, как его постепенно теряет, но ничего не могла с этим поделать.
А что можно поделать с собой? Ведь она, как и все, как и лес этот лишь часть мира, процессы естественны. Она поняла, что эта потеря тепла означает, что она умирает. Но почему-то в этот момент восприняла это спокойно.
А не так, как тогда ночью во время просмотра какого-то фильма, название которого, несмотря на всю заинтересованность, теперь, сейчас она не могла вспомнить ну никак.
-Странно - он пьет мои воспоминания. Тут думать сложно - где я?
И что же, черт возьми, мне так сильно напоминает этот овраг, куда залезла я.
А она брела все дальше и все глубже уходила в какую-то проросшую черными невероятно ветвистыми толстыми сосудами корней яму.
Они пульсировали, стоило ей отвести от них взгляд, а когда опять пыталась заметить движение - переставали, словно смолкали в тайной и необычной жизни что она открыла. Стены были из странной земли и странной формы, но она пока отказалась от мысли понять, на что они похожи.
Алина повернула голову, прислушиваясь к ощущению слабой пульсации. Она шла издалека, словно пробиваясь сквозь тьму ветвей непознанного леса.
Алина сделала шаг туда, и пульсация откликнулась зовя. Она звала?
Она хотела?
Чего?
-Ты … что?
Пульсация ударила по телу таким правильным и знакомым ритмом. Но что-то в нем было не так. Алина решила что, несмотря на все - она пойдет. Туда, и сделала шаг, и радость зазвучала в пульсации.
Она ведь странно как-то, но уже поняла, что теплота уходит. Вот почему - не знала. Но чуяла запахи смерти. И чужеродно - но они сейчас не пугали. Словно…
Она была сама в себе. И не она, а что-то другое, а она - это умирающий мир из переплетенья корней который зовет ее, туда вытягивая при этом из ней жизнь. Она тут была бесстрашна, но что-то запредельно неправильное было в этом состоянии «вывернутости наизнанку».
Там была поляна - лес расступался, наконец, и словно трон из живых уже неприкрыто пульсирующих корней возвышался над ней.
На троне цвел, извиваясь, цветок. А в нем…
Она отвернулась. Каким-то невероятным ужасом открытия пополам со страхом и наслаждением повеяло оттуда. Она будто поняла - оно её засосет, полностью и не отпустит боле. Там любовь. То, что она обязана любить. Она не сможет отвернуться, пока все не закончится - не позволит мир её тела, она частица, она верх айсберга - а это низ. Подводная часть.
Она сильна, велика и беспощадно огромна. В ней её жизнь.
Она поняла - тот цветок - это частица запредельного счастья и словно воронка внутри неё куда можно погрузиться, испытав блаженство про которое не сможешь вспомнить - ведь не вынырнешь ты боле.
Она повернулась и посмотрела на цветок. Вся пульсация ожила, и цветок открылся прекрасной пастью. Она поняла - она почувствовала, что происходит, но не сопротивлялась. Когда она вновь смогла думать - она была тут не одна. Она лежала там, где был цветок, а над ней было небо и странных переливов, но без звезд. Небо такое непривычное.
Рядом сидела девочка. Она словно росла из этого места. И пульсировала в такт с ним, словно она и все это место - было едино.
Она повернулась и посмотрела. Что-то у Алины чуть приподнялось и тут же опустилось. Что-то не так было у девочки с лицом. Словно оно звало и очень хотелось на него смотреть но стоило чуть даже не отвернуться - а посмотреть в сторону как забываешь его и опять присмотревшись, видишь новое и оно опять зовет тебя. Текущелицая. Наверное, так правильно. Но каким бы ей лицо не было через мгновение - оно по-прежнему для Алины оставалось самым важным и манящим и зовущим и,… наверное, родным.
Девочка улыбнулась снова - словно цветок из всевозможных одинаково сладковходящих в Алинино сознание улыбок расцвел перед ней.
Они молчали долго, Текущая просто словно наслаждалась возможностью смотреть на Алину, а та просто не могла дышать от чувства переполнявшего её.
-Ты убьешь меня.
Она это чувствовала, но в этом было столько естественности - наверное, это был самый спокойный голос интонация, с которыми эти слова когда-либо произносились на этой планете.
И мысли, которыми они были порождены - тут мысли и слова значили одно и тоже, тут сложнее было думать и молчать чем думать и говорить. И слова были… объемными что ли, словно ты говоришь не только то, что хочешь сказать но и то как ты сама относишься к своим словам.
Это можно назвать Языком Честности, или Языком Души.
Девочка мотнула головой, и цветок из искрящихся спелых уже улыбок расцвел вновь.
-Я хотела, нет, наверно, думала, не хотела, теперь передумала и вновь расхотела.
Они опять молчали, наслаждались друг дружкой так долго, но тут не было неба и не было времени.
-Ты убьешь меня.
На этот раз говорила девочка. Алина почувствовала, что скоро что-то произойдет. Что-то странное. Она повернулась и посмотрела в сторону леса - оттуда приближался, наверное, ветер, или может звук.
Он нес свободу и беспричинный страх перед потерей чего-то важного.
Когда она повернулась чтобы спросить - девочки не было.
Небо спустилось вниз и ласковой слякотью неприятного погружения, и неправильного к тому же, затопило долину цветка. Спасая. Алину. От звука и ветра.
Она очнулась в своей кровати вся в холодном поту, мокрая и дрожащая от холода, словно ветер гулял по палате, где она провела эту ночь. За мгновение до пробуждения она вдруг поняла, в тот момент, когда выныривала в этом мире из океана ночного серого и штормового неба мира иного.
Она запомнила только это, то чем был тот овраг, по которому она шла. И судорожно провела рукой вниз по животу. Пальцы были мокрые, вокруг темно и очень холодно. Ей понадобились долгие минуты, чтобы окончательно прийти в себя ото сна, который она к тому же полностью забыла, кроме самой последней мысли. Она не понимала, где она и что случилось, но хоровод ускользающих смыслов вернулся в свой обычный привычный строй.
Или скорее трафик ночного уличного движения.
-Почему так холодно?
Она вскочила и бросилась нащупывать выключатель. Тело было таким слабым, словно она не двигалась уже давно.
Она чудом не упала сразу, и не шла вдоль стены, а скорее ползала по ней, стараясь не потерять равновесия на подгибающихся ногах.
Свет зажегся, словно ножом провели по глазам, Алина зажмурилась и, прикрывая один глаз рукой, попыталась открыть второй и посмотреть где она. Она в палате - она это откуда-то знала. Почему она не помнит, как тут очутилась?
Окно было распахнуто настежь, и занавеска гуляла по палате, практически доставая до кровати.
-Черт.
-Вот почему так холодно.
Через минуту в комнату вошла медсестра и уложила её обратно, она очень удивилась и запретила Алине вставать опять и открывать окно. Там была решетка. Но все равно - ночами тут прохладно.
День, когда убивают так просто.
-Ты лазила к ней в окно?
-Угу, - она еще не отдышалась, а Вероника, словно не могла простить ей этот глупый поступок.
Я быстро отвернулась и, развернувшись, вышла в кухню.
-Аврора постой, не уходи без нас!
-Я есть приготовлю. Куда я без вас.
-Дуры, - добавила я про себя, так чтобы при желании это короткое, но очень важное слов можно было услышать.
-Аврор, а почему мы дуры? - Майя выглянула из-за дверного косяка.
-Ну, наверное, не мы, ты одна такая.
-Вер, Аврор, я вас не понимаю. Что я не так сделала опять?
-«Не так», потому что - «опять».
-Если бы не «опять», все еще было бы почти «так». Ты меня понимаешь?
Она промолчала и через пять минут мы сели ужинать. И это в четыре часа ночи. Ела она, молча и быстро, каждую минуту вскакивая и почему-то выглядывая в окно.
-Тебя там ждут?
-Там машина.
-И что?
-Она… не знаю…
-Успокойся и садись, ешь, как ты еще не угробилась, я сама не знаю. Теперь буду приглядывать за тобой.
Я чуть не поперхнулась.
-Вместе с ней везде лазить будете?
Майе не очень нравилось, как отец вел себя с матерью, но все это время - от самого своего сознательного рождения она молчала. Она искренне тогда считала, что бесполезную болтовню и суету можно победить только молчанием. Поэтому, наверное, её считали замкнутой и необщительной девочкой - она сдерживалась дома, скрывала свой настоящий характер, училась носить свою первую маску. И потом не могла уже её сбрасывать. По одной простой и ужасной для неё причине. Однажды в один страшный день она поняла, что мир весь тот мир, о котором она мечтала, на самом деле мало чем отличается от её собственной склочной семьи.
Она не видела, или если точнее - все реже и реже видела смысл снимать эту «домашнюю» маску молчания. Её уже не только родители считали букой. Наверное, букой она становилась сама. Вся. Она так думала однажды, но если честно у неё было больше проблем в жизни, чем какие-то тупые и неинтересные размышления на тему - а куда она идет.
Правильнее сказать - а куда катится.
Её это не волновало, не потому что она была слепа или недалека, просто не могла она думать еще вдобавок как все. Тут дело не в чувстве особенности, а скорее природном попытке все же дышать. Заставлять себя жить. Заставлять жить нужно не только тело, но и душу. Вот и все - все так просто, это причины, а следствия не так просты, они родили другие причины в умах родителей, сверстников, учителей. Они понимали - каждый человек на самом деле зачастую уверен, что он прекрасно понимает другого, если не всех. И это действительно так - все мы себя обманываем, мы не обманываемся при этом в другом, мы обманываемся в себе. Ведь пытаясь понять другого, даже неосознанно мы получаем лишь себя, и, не зная себя, мы получаем лишь маску. Ту маску, которую он либо она надела, в этот момент, нет, даже ту её часть, которую мы увидели, приняли и о которой догадались.
Это так же естественно, как и рождение, жизнь и смерть, настолько же и тошнотворно.
Никому не хочется делать то, что неприятно, что бы ни говорили люди о великом слове «надо» в мире людей на самом деле только один грех, именно это слово. Так же как и дьявол стал тем, кто он есть, уверив всех в своем несуществовании, так же и это слово стало символом этого мира, отчасти связав себя со всеми добродетелями, чтобы люди, мы наконец окончательно забыли то, что лежит в его основе - инстинкты и все что из них вытекало, точнее далеко не все, будь то страх что-то потерять, или необходимость что-то сделать, все это замешивается на причинах, почему это нужно делать, на морали, на законе, который вырос из неё, породив в то же время паракульт морали как чего-то высшего, не зависящего от обыденности, людских законов, чем окончательно для вновь и вновь приходящих и растущих и сопротивляющихся поколений все запутав.
Наконец на чувстве ответственности, на чувстве привязанности - привычки, или любви, к родителям и детям к друзьям или вещам. Что бы ни рождалось в человеке - это вело свое начало из его инстинктов.
И не нужно было создавать этот культ необходимости, но он был создан. Наверное, не создай они его за эти прошедшие века, он не выглядел бы так гротескно уже сейчас.
Майа никогда не задумывалась над этим, оно и не нужно ей было - она, как и большинство детей все это понимали неосознанно, как многие она старалась выбраться, оттолкнуть эту самую необходимость повторить один из многочисленных путей, шедших до ней, не выбирать из множества протоптанных дорожек, а найти свою. Искать её нужно с самого начала, а не тогда когда ты уже учишься в школе - тут дело не в знаниях, дело в привычке к миру. Ты привыкаешь играть по этим правилам, нравятся они тебе или нет - когда ты о них узнаешь, ты автоматически вступаешь в игру - тебе не остается выбора, ведь возможность выбора из чего-то уже клетка. Если ты не можешь оглянуться через плечо.
Сажая детей за парты, мы уже заставляем их идти этим путем и нет разницы, во что они потом вырастут - станут ли членами общества или уйдут в подполье и где и когда и как они сдохнут. Они уже никогда не смогут искать что-то уникальное и свое. Все эти пути - лишь хорошие и плохие. И есть еще серые - их большинство. И все - мы приучили их играть по правилам. Нет, не было, никогда не было на самом деле потерянных поколений, ни во времена великой депрессии в Америке, ни в девяностые годы в России. Просто были поколения где число детей выбравших темные пути с точки зрения социума - подполье, сопротивление, бандитизм, что угодно вплоть до полного нежелания чего либо, когда они понимали что все пути ведут в никуда, но не могли уже привыкнув к миру сделать то, то самое простое, но непознанное тогда, в детстве - оглянуться.
Наверное, и хорошо, что так. Хорошо или плохо, для одних и тех же людей все что угодно может играть одновременно всеми переливами и оттенками этих двух ненужных слов.
Просто когда посадили в клетку обезьяну и дали ей три выхода оттуда - решетка и замок, люк или сигнализация…
Она не выбиралась до конца, все уже махнули рукой и плюнули. Просто ждали, когда она начнет подыхать от голода - просто для строчки в бумажке о том, что все было сделано добросовестно, ждали до конца. И дождались - обезьяна исчезла. Её искали всей лабораторией, но правда очень быстро нашли.
А она тоже что-то нашла. Ей оставили три выхода, полностью перекрыв все другие, а она нашла четвертый. По-моему этот опыт уже вошел в легенды науки, скоро о нем будут складывать мифы.
Но так все и было. Она нашла свой путь туда куда хотела. Могла и не найти, нет если честно - она не могла найти, именно этот. Тот, о котором не знали люди. И так и не узнали.
У Майи был щенок в детстве, она сама его как-то нашла на рынке и принесла домой, в этот бурлящий медленный ад, про который, наверное, знала лишь она. Она не знала, что животные не любят подобную атмосферу и часто болеют, чаще них в таких условиях болеют только дети. Но Майа не думала об этом. Она хотела - и шла.
Когда он подрос он начал жить у них во дворе и однажды исчез. Она тогда чуть не сошла с ума. Родители приняли это за еще один признак нестабильной психики их ребенка и закатили по этому поводу очередной скандал на медленных и невысоких тонах. То есть без вскриков, без особенного шума и тем более драк и вызовов милиции. Скандал из разряда семейной обыденности. Про такие говорят - они укрепляют семью забывая добавить, что ценой жизни детей. Это как обычай у восточных народов при закладывании города под стены клали живьем девочку или мальчика, лет восьми. Прикапывали и топтали конями. Чтобы город долго стоял. Ну, в те времена вообще всех жен зачастую вместе с наложницами бросали следом за умершим супругом в яму погребения, и туда же сыпали дары, не в этом суть.
Просто обычай каким-то непонятным образом просочился в обыденную жизнь семей. И теперь сами не подозревая, они, таким образом, скрепляют свои браки - через детей, принося их в медленную жертву, самую худшую из возможных.
Это и скандалом то обычно не называют - так семейные споры, они подобны холодной войне - открытой агрессии нет и от ней отнекиваются, скрытая бурлит, но она приносит дивиденды, разряжая обстановку, предотвращаю крупные ссоры, лучше так помаленьку выпустить пар, если что, многие не замечают даже как они начинаются и стихают - привыкают люди, злоба есть но её скрывают. И никогда не признаются даже себе что она есть и что вообще происходит и что они делают - ибо не видят смысла, для них на самом деле зачастую это благо ну или на худой конец давно вошедшее в привычку к тому же выбор из двух зол меньшего. Просто они тогда не понимают что делают с ребенком, а большинство детей тоже не хочет в этом разбираться, у них есть чем увлекаться к чему стремиться и с чем бороться. Наверное, это как два врага напротив друг друга в полнейшей темноте через тонкую красную линию невидимого фронта, они знают, чувствуют что есть противник и он близко, но каждый к этому относится по своему.
Большинство детей вырастая, перешагивают через это и идут дальше, подавляющая часть их не знает и не хочет знать, что их изменило в девстве, почему они стали такими. Некогда искать причины, есть одно простое правило этого мира - причины в нем ищут только дураки. Неудачники. Ну, или профи, которым это нужно, но не для себя.
Несмотря на все труды множества авторов, не будем показывать на них пальцем, можно догадаться, если разобраться в себе потратив на это уйму времени и сл - легче станет, но лишь потому, что ты сделала, наконец, то, что хотела, душа твоя слегка очистилась от пут, которые висели с девства. Ты себе не помогла, ты сделала попытку, которая была бы не нужна. Не будь у тебя такой судьбы.
Прошлого не изменить, ведь так, человек? Отпечатков его на себе не стереть, можно лишь смазать и прикрыть и сгладить эти ямы жизни. Чем-то или кем-то.
Ты уже такая здесь и сейчас сколько ты в себе не разбирайся от этого назад ты не вернешься, другое дело сможешь измениться, но только дураки идут вперед, оглядываясь на ошибки прошлого. Ты будешь совершать их снова, столько же или больше - они всегда повсюду, ты никогда не знаешь, правильно поступаешь или нет, ты думаешь и принимаешь решение и делаешь еще один шаг.
Все это известно и просто и сложно. Для кого как.
Но есть и обратная сторона медали. А если посмотреть на неё…
Но ты её не увидишь. Скорее всего, уже никогда. Ослепший больше не увидит света, ты потерял глаза в обмен на способность жить в этом мире - океане тьмы. Или света?
Не потеряли ли мы те, другие наши глаза, когда привыкли к этому свету.
В классе не очень это обсуждали, но как только пришел завуч, с классом что-то произошло - его, словно подменили.
Столько вызова в поведение могло быть разве у военнопленных американцев перед японским командованием пытавшимся разобраться в бумагах и как-то сориентироваться - кого казнить, кого допрашивать - пытать то есть.
При чем делавшего это так естественно, словно за ними правда, они ничего особенного и не собираются предпринять - все поколения до них блюли эти неписанные правила успешной военной компании. И они тоже - все в порядке, не переживайте не дергайтесь вы так - сейчас будет очень больно. Если вы малозначимы - больно будет не очень долго. А потом к червям.
Где-то так.
Это естественно. И выработалось противодействие. Но на него смешно было смотреть.
Реакция агрессии, тихой словно прячущейся, все отводили взгляды кроме двух трех, казалось, посмотри они все одновременно и человек, стоявший перед ними, будет проклят до тринадцатого колена и уйдет отсюда умирать. Уползет, точнее. И они своими спрятанными взглядами его жалели как бы.
Завуч в двух словах объяснил ситуации и сказал, чтобы никто не покидал во время занятий территории школы - они за нас в ответе. А тут-то ли дикие звери, опять. То ли маньяк, опять. То ли еще, какая хрень, опять.
У всех было столько веселья граничившего с вызовом, что будь на месте завуча человек расследующий это дело он с ужасом бы осознал - они, а точнее наверное все же мы, мы все в этом замешаны. Ну не могут люди не причастные так отводить глаза и мерзко на грани с адской злобой улыбаться. Чутье бы его подвело. А нейронная сеть ответственная именно в его мозгу за определение на глаз по поведение человека виновен ли он - сошла бы с ума, получив невероятное количество ложной, но обучающей как любая другая информации. Увидев это, он в лучшем случае после никогда уже не был бы на все сто уверен в своей интуиции. Потому что класс точно, тогда он точно по его впечатлению что-то скрывал и не какие-то там мелкие детские тайны или проблемы. Он либо перестал бы доверять своему чутью, убедившись на примере класса, что будь тут не дети, в невиновности который он был уверен (вот интересно почему?) а люди, с которыми он общался обычно - всех бы если не приказал арестовать, для разбирательства - установил бы наблюдение, в любом случает. Так ведут себя убийцы, с таким вызовом могут смотреть только рецидивисты, так улыбаться могу только маньяки, психически здоровый так вполоборота не смеется. Хорошо, что в классе не бывают подобные люди, тем более в подобные моменты. Это мгновение трудно уловить чужому человеку.
Все произошло автоматически. Никто даже не заметил из моих одноклассников этого. Интересно это хоть сам завуч заметил?
Как только он вышел класс постепенно вернулся к своему обычному состоянию - побегу на месте от скуки и попытке перегрызть своими клыками само время. Отсюда-то ведь не сбежишь, а даже если уйти - какой смысл.
Я была рада увидеть, что этот класс все же нормальный. Ну, может в нем в самом нутре есть чуть больше агрессии, чем даже в предыдущем, но, по-видимому, он сам пока эту агрессию не ведает. И хорошо, хотя мне-то все равно. Главное я смогу тут остаться надолго. Вот если бы реакция класса была другой…
С чего они взяли, что во мне нелегал. И вообще кто они. Это не мое дело - пусть разбираются с Ней. Но нет - тут что-то промелькнуло с температурой поблизости от абсолютного нуля и на излете вошло мне в живот - я, мне, придется объясниться. Вот почему она спит в такое время…
Я вспомнила, как тогда в горном лагере мать достала меня своими СМСками и это при том, что нам официально не разрешали брать с собой сотовые. Тогда помог один способ, но по дурости мгновения я похвалилась текстом той СМС. И через два часа уже весь лагерь дружно набирал схожую СМСку своим родителям. Причем и маме и папе. И потом еще было разбирательство, меня кто-то из них сдал, сказали, что это я развращаю своих сверстников и тому подобное. Хотя я сначала все рассказала только соседке по палатке.
Да мы жили там, на горном озере в таких здоровенных палатках на двоих. Там все было внутри. Они там стояли по полгода эти палатки.
Вот текст СМС:
«Дорогая мама, я тебя очень люблю, пожалуйста, оставайся со мной и впредь звони мне и шли почаще СМС-ки я их жду не могу (представляю как при этом у неё полегчало на душе и как завелось её сердце, она, наверное покраснела от счастья что у неё такая прекрасная дочь)
А еще сегодня ночью я доставала твою фотографию из бумажника и мастурбировала, глядя на неё. Мама - я тебя очень люблю! Не оставляй меня, мама приезжай скорее! Я так хочу снова, как в детстве спать с тобой вновь в одной постели… (и т. Д. и т. П.)»
Потом еще такое и отцу послала…
Отбивает желание донимать ребенка на сто процентов, возможно надолго, если не на всегда, но приготовьтесь к отрицательным последствиям, как и при любой панацее возможен псевдолетальный исход.
Меня били резиновым тапочком, ласково так. У него толщина была где-то три сантиметра из тяжелой такой резины - по ощущениям, наверное, как ментовская дубинка.
Я никогда не ходила на свидания, или, скорее всего, на свидании я была постоянно.
Вы можете себе представить такой расклад в жизни? Тем более в школе…
Три раза.*
Он слушал шефа и курил. Шеф распинал - тот же хрен, как предыдущий только толще.
Откуда их таких берут? Может, клонируют в секретной лабе? Или в психушке по тайному рецепту выводят?
-Нам нужно за неделю нагнать!
-Ага, нагоним, - сказал Он, и шеф сначала растекся в тупой улыбке, а потом оскаблился. До него дошел смысл не слов, а интонации, с которыми они были произнесены.
-Ты вообще меня слушаешь?
-Ага, угораю прям.
Так работа есть. Словно пальцы загибаешь. Так дом есть, машина есть еще лучше будет. Жена есть, классная почти, такая как хотел. Так все вроде есть и даже дети есть.
Лучше бы их не было. Но ведь есть, еще чего же.
А если спрыгнуть - там - долго лететь?..
Наверное, не очень…
Интересно кто-нибудь отсюда прыгал с сигаретой в зубах.
Вот прикол так прикол - к тебе подбегают, ты в лепешку, а изо рта торчит она. Дымится блядь ведь и ухмылка как хорошо.
Чистый воротничок, ты весь ухожен. Такой здоровый вес котяра. Семейный. Красиво лежишь на крыше автомобиля.
Парень думал - он меня пошлет в горы собирать арнику, или посадит в душный офис клеить танчики, нет, он не стал доходить до точки - просто пригрозил увольнением и потребовал материалы до завтра.
Два десятка часов на то чтобы все собрать. Может ему опередить ублюдка и самому подать в увольнительную.
-Увольте сударь, а не пойти ли вам в задницу со своими бумагами?!..
Зеркало повторило мимику воротничка, но эха не было.
-Ты - я у тебя спрашиваю, - в зеркало уставился палец.
В туалете было так чисто.
-Да у меня в доме грязнее, чем тут, черт в каком мире мы с тобой живем, а?
Отражение молчало, оно, словно издевалось над пьяным парнем.
Он повернулся устало к нему спиной - тогда все и случилось.
Спиной он это почувствовал не сразу, но почувствовал - взгляд и улыбку.
-Устал дружок жить, да? Надело?
Зеркало произнесло это так медленно с непередаваемым ускорением к концу, словно срываясь в визг.
-Ты устал, за тебя проживу я.
Две руки схватили паря за спину. Он развернулся, его разворот начался быстро и все замедляясь к концу, последней мыслью служаки в чистом воротничке было:
«Черт, я так до следующей эру буду разворачиваться.»
На следующее утро все бумаги были на столе, мало того то что было в них удивило Шефа ровно на долю секунды. А потом он стал единым с Улыбающимся Пареньком. Белый Воротничок был свеж как никогда. Все было прекрасно. Шеф умер - шеф родился. Шеф стал марионеткой, он сделал шаг вперед.
Все же это интересный мир, не хочешь жить сам - постучи.
Ты главное подойди и постучи в зеркало вот так (воспроизводит три глухих удара).
И тебе ответят, найдутся люди, или не совсем люди, они с радостью заключат с тобой договор. Совсем не такие как тот, что затянул сам - он нелегал, ему недолго тут гулять его поймают и отправят обратно. Если успеют - а нет и миру конец. Но все это мелочи, такой прекрасный свежий чистый мир у них на хорошем счету, я думаю, они подсуетятся и не допустят этого. Ты можешь стать одним из них. Ты не умрешь, ты будешь жить долго, ты просто не сможешь управлять своим телом 12 часов в день. И все. Остальные двенадцать - твои. Ты перестанешь спать. Ты будешь хозяином, и одновременно о тебе будут заботиться. Ты не представляешь как это прекрасно - чувствовать себя под крылышком такой сущности.
Один раз постучи, как я сказала три стука. И тебе ответят. На самом деле среди успешных людей много таких, тех, кто позволил жить в этом мире еще кому-то. В себе, кроме себя. Тем, кто обладает властью недоступной тварям этого мира, другой власти, другой твари, не этого мира. Гастролеры. Легалы. Стучавшие. Они повсюду среди нас, они получают свое, а их носители свое. Долгую жизнь и опеку, взамен на 12 часов каждый день.
Стукачи!
Ты главное не перепутай стук.
Если постучишь четыре раза - вызовешь других.
Они не мы, другая фирма.
Мы не несем ответственности за то, что они творят.
Это не наши проблемы, нас самих это иногда ужасает.
Не стучи четыре раза, это не антиреклама, нет, это предупреждение.
Мы о вас заботимся уже сейчас. Три стука - хорошо, четыре - плохо.
Запомни, человек…
В этом городке зашкаливает концентрация Иных среди детей.
Но вот вопрос - почему тут нет взрослых.
Все Нелегалы, наверное, поэтому.
Нет, не все. И все же не понимаю.
Мы не одни тут.
Я по-прежнему не понимаю, почему тут нет ни одного взрослого носителя.
Им без разницы - дети или взрослые.
Нет, ты как раз в главном не прав - им все равно, но разница есть.
Не понимаю.
Разница не для них, а для носителей.
Ты хочешь сказать они сами?
Я ничего не хочу говорить, потому что ничего не знаю.
Поэтому я тут.
Ты хочешь сказать, что дети звали их сами?
Я ничего не говорю.
И к тому же - они не знают, что в них живут нелегалы, а значит, их могут вернуть а носителей уничтожат
Вот и ответ - они используют детей как защиту. Знают мораль людей этого мира и используют.
Нет, я думаю все же дело не в этом. Их все равно уничтожат, мораль тут не причем.
Я просто не понимаю - почему?
Почему именно тут!
Им же легче было спрятать - рассредоточься они по всей планете, в том то и дело - в детях их найти практически невозможно, и всегда будут сомнения, и вот тут - как раз тут - вступает в дело мораль, наше руководство не отдаст приказ о ликвидации, пока есть сомнения. А у детей, сейчас, у всех практически имеются расслоения в психике и отклоняющееся поведение. А значит - рассредоточься они по всей планете мы бы нашли лишь часть и то взяли лишь под наблюдение, ограничили бы в деятельности. И все.
А тут они все себя выдали с головой.
Зачем им выдавать себя - я не верю, что в этом месте есть что-то особенное, я не верю что это вызов системе - нашей или их - без разницы. Я верю, что раз они и их носители тут значит, есть причина. И я хочу её знать.
Понимаешь, еще тогда, давно, когда я только пришел в эту контору я уже знал, что не смогу успокоиться пока останется что-то непонятное, а значит неподвластное мне.
И сейчас как раз такой момент - я не понимаю и не могу отдать своих приказов, понимаешь - именно своих, не вынужденных обстоятельствами, не которые самые лучшие - мне всегда было плевать, приказы были мои, они не обсуждались иначе это не приказы, они были верными и ошибочными, но никогда не критиковались - иначе это не приказы.
Но я всегда знал, почему я их отдаю. Каким бы жестким он ни был - он был осознанным, мной! Я отдал - мой приказ! Те, кто исполняют, пусть спят спокойно - это был мой осознанный приказ. И точка, тут не бывает размышлений. У меня все размышления до отдачи приказа. У тех кто исполняет размышлений быть не должно кроме того как его лучше и быстрее выполнить. И все - ни влево, ни вправо никуда. Только по той дорожке, что я наметил.
Иначе смысла во всем этом не будет, а мы окажемся идиотами в погонах.
Они умели давно это делать.
Они могут проникать в этот и другие миры как информация.
Но что им нужно чтобы при этом не потерять себя?
Лес из ветвей корней и паутины.
Лес был странный затянутый паутиной, она брела туда, не ведая себя. Она была близка к мгновению непознанного счастья, того что отбирает жизнь и забирает навсегда. Она осталась призванной к ответу, тем миром, что отрекся в тот же день, она могла всех превозмочь, но это все же не стало б тем, чем стала её жизнь.
Она просто шла. Шаг за шагом, не думая, что будет, если она опять совершит это простое движение.
А лесс просто склонялся к ней, ветвями затянутыми слегка звенящей паутиной, корни извивались - стоило на секунду отвести от них взгляд, как они вновь принимались сосать из почвы жизнь.
«Странно, - подумала Алина, - я и не знала, что это происходит вот так. Почему все люди не обращают на это внимание. Наверное, заняты, но все равно это слишком странно. Почему люди, мама с папой и все кого я знаю, учили меня, что корни неподвижны. Они же живут, я это вижу.
Это очень странное. Странный лес.
Он не расступается, как должен, а наоборот сступается, за мной и передо мной и с боков - он отовсюду тянет ко мне ветви. Они все такие разные и живые. Мох на стволах, на многих деревьях кроме паутины листвы почти нет. И еще эта канава, где я бреду. Что же мне она напоминает…»
Она уже знала, где она, только не осознала это еще до конца.
Она сделала шаг в сторону, словно пробуя лес на заинтересованность в ней - он и не думал расступаться и сступаться, все было затянуто паутиной и как клетка увито ветвями.
-Тут не пролезть - она думала вслух, все равно никто не услышит, ей хотелось кричать «ау» и было слегка страшно, что все же услышат. Но почему-то казалось, что она тут определенно одна.
Тепла в лесу не было, тепло было в ней, она чувствовала, как его постепенно теряет, но ничего не могла с этим поделать.
А что можно поделать с собой? Ведь она, как и все, как и лес этот лишь часть мира, процессы естественны. Она поняла, что эта потеря тепла означает, что она умирает. Но почему-то в этот момент восприняла это спокойно.
А не так, как тогда ночью во время просмотра какого-то фильма, название которого, несмотря на всю заинтересованность, теперь, сейчас она не могла вспомнить ну никак.
-Странно - он пьет мои воспоминания. Тут думать сложно - где я?
И что же, черт возьми, мне так сильно напоминает этот овраг, куда залезла я.
А она брела все дальше и все глубже уходила в какую-то проросшую черными невероятно ветвистыми толстыми сосудами корней яму.
Они пульсировали, стоило ей отвести от них взгляд, а когда опять пыталась заметить движение - переставали, словно смолкали в тайной и необычной жизни что она открыла. Стены были из странной земли и странной формы, но она пока отказалась от мысли понять, на что они похожи.
Алина повернула голову, прислушиваясь к ощущению слабой пульсации. Она шла издалека, словно пробиваясь сквозь тьму ветвей непознанного леса.
Алина сделала шаг туда, и пульсация откликнулась зовя. Она звала?
Она хотела?
Чего?
-Ты … что?
Пульсация ударила по телу таким правильным и знакомым ритмом. Но что-то в нем было не так. Алина решила что, несмотря на все - она пойдет. Туда, и сделала шаг, и радость зазвучала в пульсации.
Она ведь странно как-то, но уже поняла, что теплота уходит. Вот почему - не знала. Но чуяла запахи смерти. И чужеродно - но они сейчас не пугали. Словно…
Она была сама в себе. И не она, а что-то другое, а она - это умирающий мир из переплетенья корней который зовет ее, туда вытягивая при этом из ней жизнь. Она тут была бесстрашна, но что-то запредельно неправильное было в этом состоянии «вывернутости наизнанку».
Там была поляна - лес расступался, наконец, и словно трон из живых уже неприкрыто пульсирующих корней возвышался над ней.
На троне цвел, извиваясь, цветок. А в нем…
Она отвернулась. Каким-то невероятным ужасом открытия пополам со страхом и наслаждением повеяло оттуда. Она будто поняла - оно её засосет, полностью и не отпустит боле. Там любовь. То, что она обязана любить. Она не сможет отвернуться, пока все не закончится - не позволит мир её тела, она частица, она верх айсберга - а это низ. Подводная часть.
Она сильна, велика и беспощадно огромна. В ней её жизнь.
Она поняла - тот цветок - это частица запредельного счастья и словно воронка внутри неё куда можно погрузиться, испытав блаженство про которое не сможешь вспомнить - ведь не вынырнешь ты боле.
Она повернулась и посмотрела на цветок. Вся пульсация ожила, и цветок открылся прекрасной пастью. Она поняла - она почувствовала, что происходит, но не сопротивлялась. Когда она вновь смогла думать - она была тут не одна. Она лежала там, где был цветок, а над ней было небо и странных переливов, но без звезд. Небо такое непривычное.
Рядом сидела девочка. Она словно росла из этого места. И пульсировала в такт с ним, словно она и все это место - было едино.
Она повернулась и посмотрела. Что-то у Алины чуть приподнялось и тут же опустилось. Что-то не так было у девочки с лицом. Словно оно звало и очень хотелось на него смотреть но стоило чуть даже не отвернуться - а посмотреть в сторону как забываешь его и опять присмотревшись, видишь новое и оно опять зовет тебя. Текущелицая. Наверное, так правильно. Но каким бы ей лицо не было через мгновение - оно по-прежнему для Алины оставалось самым важным и манящим и зовущим и,… наверное, родным.
Девочка улыбнулась снова - словно цветок из всевозможных одинаково сладковходящих в Алинино сознание улыбок расцвел перед ней.
Они молчали долго, Текущая просто словно наслаждалась возможностью смотреть на Алину, а та просто не могла дышать от чувства переполнявшего её.
-Ты убьешь меня.
Она это чувствовала, но в этом было столько естественности - наверное, это был самый спокойный голос интонация, с которыми эти слова когда-либо произносились на этой планете.
И мысли, которыми они были порождены - тут мысли и слова значили одно и тоже, тут сложнее было думать и молчать чем думать и говорить. И слова были… объемными что ли, словно ты говоришь не только то, что хочешь сказать но и то как ты сама относишься к своим словам.
Это можно назвать Языком Честности, или Языком Души.
Девочка мотнула головой, и цветок из искрящихся спелых уже улыбок расцвел вновь.
-Я хотела, нет, наверно, думала, не хотела, теперь передумала и вновь расхотела.
Они опять молчали, наслаждались друг дружкой так долго, но тут не было неба и не было времени.
-Ты убьешь меня.
На этот раз говорила девочка. Алина почувствовала, что скоро что-то произойдет. Что-то странное. Она повернулась и посмотрела в сторону леса - оттуда приближался, наверное, ветер, или может звук.
Он нес свободу и беспричинный страх перед потерей чего-то важного.
Когда она повернулась чтобы спросить - девочки не было.
Небо спустилось вниз и ласковой слякотью неприятного погружения, и неправильного к тому же, затопило долину цветка. Спасая. Алину. От звука и ветра.
Она очнулась в своей кровати вся в холодном поту, мокрая и дрожащая от холода, словно ветер гулял по палате, где она провела эту ночь. За мгновение до пробуждения она вдруг поняла, в тот момент, когда выныривала в этом мире из океана ночного серого и штормового неба мира иного.
Она запомнила только это, то чем был тот овраг, по которому она шла. И судорожно провела рукой вниз по животу. Пальцы были мокрые, вокруг темно и очень холодно. Ей понадобились долгие минуты, чтобы окончательно прийти в себя ото сна, который она к тому же полностью забыла, кроме самой последней мысли. Она не понимала, где она и что случилось, но хоровод ускользающих смыслов вернулся в свой обычный привычный строй.
Или скорее трафик ночного уличного движения.
-Почему так холодно?
Она вскочила и бросилась нащупывать выключатель. Тело было таким слабым, словно она не двигалась уже давно.
Она чудом не упала сразу, и не шла вдоль стены, а скорее ползала по ней, стараясь не потерять равновесия на подгибающихся ногах.
Свет зажегся, словно ножом провели по глазам, Алина зажмурилась и, прикрывая один глаз рукой, попыталась открыть второй и посмотреть где она. Она в палате - она это откуда-то знала. Почему она не помнит, как тут очутилась?
Окно было распахнуто настежь, и занавеска гуляла по палате, практически доставая до кровати.
-Черт.
-Вот почему так холодно.
Через минуту в комнату вошла медсестра и уложила её обратно, она очень удивилась и запретила Алине вставать опять и открывать окно. Там была решетка. Но все равно - ночами тут прохладно.
День, когда убивают так просто.
-Ты лазила к ней в окно?
-Угу, - она еще не отдышалась, а Вероника, словно не могла простить ей этот глупый поступок.
Я быстро отвернулась и, развернувшись, вышла в кухню.
-Аврора постой, не уходи без нас!
-Я есть приготовлю. Куда я без вас.
-Дуры, - добавила я про себя, так чтобы при желании это короткое, но очень важное слов можно было услышать.
-Аврор, а почему мы дуры? - Майя выглянула из-за дверного косяка.
-Ну, наверное, не мы, ты одна такая.
-Вер, Аврор, я вас не понимаю. Что я не так сделала опять?
-«Не так», потому что - «опять».
-Если бы не «опять», все еще было бы почти «так». Ты меня понимаешь?
Она промолчала и через пять минут мы сели ужинать. И это в четыре часа ночи. Ела она, молча и быстро, каждую минуту вскакивая и почему-то выглядывая в окно.
-Тебя там ждут?
-Там машина.
-И что?
-Она… не знаю…
-Успокойся и садись, ешь, как ты еще не угробилась, я сама не знаю. Теперь буду приглядывать за тобой.
Я чуть не поперхнулась.
-Вместе с ней везде лазить будете?
Майе не очень нравилось, как отец вел себя с матерью, но все это время - от самого своего сознательного рождения она молчала. Она искренне тогда считала, что бесполезную болтовню и суету можно победить только молчанием. Поэтому, наверное, её считали замкнутой и необщительной девочкой - она сдерживалась дома, скрывала свой настоящий характер, училась носить свою первую маску. И потом не могла уже её сбрасывать. По одной простой и ужасной для неё причине. Однажды в один страшный день она поняла, что мир весь тот мир, о котором она мечтала, на самом деле мало чем отличается от её собственной склочной семьи.
Она не видела, или если точнее - все реже и реже видела смысл снимать эту «домашнюю» маску молчания. Её уже не только родители считали букой. Наверное, букой она становилась сама. Вся. Она так думала однажды, но если честно у неё было больше проблем в жизни, чем какие-то тупые и неинтересные размышления на тему - а куда она идет.
Правильнее сказать - а куда катится.
Её это не волновало, не потому что она была слепа или недалека, просто не могла она думать еще вдобавок как все. Тут дело не в чувстве особенности, а скорее природном попытке все же дышать. Заставлять себя жить. Заставлять жить нужно не только тело, но и душу. Вот и все - все так просто, это причины, а следствия не так просты, они родили другие причины в умах родителей, сверстников, учителей. Они понимали - каждый человек на самом деле зачастую уверен, что он прекрасно понимает другого, если не всех. И это действительно так - все мы себя обманываем, мы не обманываемся при этом в другом, мы обманываемся в себе. Ведь пытаясь понять другого, даже неосознанно мы получаем лишь себя, и, не зная себя, мы получаем лишь маску. Ту маску, которую он либо она надела, в этот момент, нет, даже ту её часть, которую мы увидели, приняли и о которой догадались.
Это так же естественно, как и рождение, жизнь и смерть, настолько же и тошнотворно.
Никому не хочется делать то, что неприятно, что бы ни говорили люди о великом слове «надо» в мире людей на самом деле только один грех, именно это слово. Так же как и дьявол стал тем, кто он есть, уверив всех в своем несуществовании, так же и это слово стало символом этого мира, отчасти связав себя со всеми добродетелями, чтобы люди, мы наконец окончательно забыли то, что лежит в его основе - инстинкты и все что из них вытекало, точнее далеко не все, будь то страх что-то потерять, или необходимость что-то сделать, все это замешивается на причинах, почему это нужно делать, на морали, на законе, который вырос из неё, породив в то же время паракульт морали как чего-то высшего, не зависящего от обыденности, людских законов, чем окончательно для вновь и вновь приходящих и растущих и сопротивляющихся поколений все запутав.
Наконец на чувстве ответственности, на чувстве привязанности - привычки, или любви, к родителям и детям к друзьям или вещам. Что бы ни рождалось в человеке - это вело свое начало из его инстинктов.
И не нужно было создавать этот культ необходимости, но он был создан. Наверное, не создай они его за эти прошедшие века, он не выглядел бы так гротескно уже сейчас.
Майа никогда не задумывалась над этим, оно и не нужно ей было - она, как и большинство детей все это понимали неосознанно, как многие она старалась выбраться, оттолкнуть эту самую необходимость повторить один из многочисленных путей, шедших до ней, не выбирать из множества протоптанных дорожек, а найти свою. Искать её нужно с самого начала, а не тогда когда ты уже учишься в школе - тут дело не в знаниях, дело в привычке к миру. Ты привыкаешь играть по этим правилам, нравятся они тебе или нет - когда ты о них узнаешь, ты автоматически вступаешь в игру - тебе не остается выбора, ведь возможность выбора из чего-то уже клетка. Если ты не можешь оглянуться через плечо.
Сажая детей за парты, мы уже заставляем их идти этим путем и нет разницы, во что они потом вырастут - станут ли членами общества или уйдут в подполье и где и когда и как они сдохнут. Они уже никогда не смогут искать что-то уникальное и свое. Все эти пути - лишь хорошие и плохие. И есть еще серые - их большинство. И все - мы приучили их играть по правилам. Нет, не было, никогда не было на самом деле потерянных поколений, ни во времена великой депрессии в Америке, ни в девяностые годы в России. Просто были поколения где число детей выбравших темные пути с точки зрения социума - подполье, сопротивление, бандитизм, что угодно вплоть до полного нежелания чего либо, когда они понимали что все пути ведут в никуда, но не могли уже привыкнув к миру сделать то, то самое простое, но непознанное тогда, в детстве - оглянуться.
Наверное, и хорошо, что так. Хорошо или плохо, для одних и тех же людей все что угодно может играть одновременно всеми переливами и оттенками этих двух ненужных слов.
Просто когда посадили в клетку обезьяну и дали ей три выхода оттуда - решетка и замок, люк или сигнализация…
Она не выбиралась до конца, все уже махнули рукой и плюнули. Просто ждали, когда она начнет подыхать от голода - просто для строчки в бумажке о том, что все было сделано добросовестно, ждали до конца. И дождались - обезьяна исчезла. Её искали всей лабораторией, но правда очень быстро нашли.
А она тоже что-то нашла. Ей оставили три выхода, полностью перекрыв все другие, а она нашла четвертый. По-моему этот опыт уже вошел в легенды науки, скоро о нем будут складывать мифы.
Но так все и было. Она нашла свой путь туда куда хотела. Могла и не найти, нет если честно - она не могла найти, именно этот. Тот, о котором не знали люди. И так и не узнали.
У Майи был щенок в детстве, она сама его как-то нашла на рынке и принесла домой, в этот бурлящий медленный ад, про который, наверное, знала лишь она. Она не знала, что животные не любят подобную атмосферу и часто болеют, чаще них в таких условиях болеют только дети. Но Майа не думала об этом. Она хотела - и шла.
Когда он подрос он начал жить у них во дворе и однажды исчез. Она тогда чуть не сошла с ума. Родители приняли это за еще один признак нестабильной психики их ребенка и закатили по этому поводу очередной скандал на медленных и невысоких тонах. То есть без вскриков, без особенного шума и тем более драк и вызовов милиции. Скандал из разряда семейной обыденности. Про такие говорят - они укрепляют семью забывая добавить, что ценой жизни детей. Это как обычай у восточных народов при закладывании города под стены клали живьем девочку или мальчика, лет восьми. Прикапывали и топтали конями. Чтобы город долго стоял. Ну, в те времена вообще всех жен зачастую вместе с наложницами бросали следом за умершим супругом в яму погребения, и туда же сыпали дары, не в этом суть.
Просто обычай каким-то непонятным образом просочился в обыденную жизнь семей. И теперь сами не подозревая, они, таким образом, скрепляют свои браки - через детей, принося их в медленную жертву, самую худшую из возможных.
Это и скандалом то обычно не называют - так семейные споры, они подобны холодной войне - открытой агрессии нет и от ней отнекиваются, скрытая бурлит, но она приносит дивиденды, разряжая обстановку, предотвращаю крупные ссоры, лучше так помаленьку выпустить пар, если что, многие не замечают даже как они начинаются и стихают - привыкают люди, злоба есть но её скрывают. И никогда не признаются даже себе что она есть и что вообще происходит и что они делают - ибо не видят смысла, для них на самом деле зачастую это благо ну или на худой конец давно вошедшее в привычку к тому же выбор из двух зол меньшего. Просто они тогда не понимают что делают с ребенком, а большинство детей тоже не хочет в этом разбираться, у них есть чем увлекаться к чему стремиться и с чем бороться. Наверное, это как два врага напротив друг друга в полнейшей темноте через тонкую красную линию невидимого фронта, они знают, чувствуют что есть противник и он близко, но каждый к этому относится по своему.
Большинство детей вырастая, перешагивают через это и идут дальше, подавляющая часть их не знает и не хочет знать, что их изменило в девстве, почему они стали такими. Некогда искать причины, есть одно простое правило этого мира - причины в нем ищут только дураки. Неудачники. Ну, или профи, которым это нужно, но не для себя.
Несмотря на все труды множества авторов, не будем показывать на них пальцем, можно догадаться, если разобраться в себе потратив на это уйму времени и сл - легче станет, но лишь потому, что ты сделала, наконец, то, что хотела, душа твоя слегка очистилась от пут, которые висели с девства. Ты себе не помогла, ты сделала попытку, которая была бы не нужна. Не будь у тебя такой судьбы.
Прошлого не изменить, ведь так, человек? Отпечатков его на себе не стереть, можно лишь смазать и прикрыть и сгладить эти ямы жизни. Чем-то или кем-то.
Ты уже такая здесь и сейчас сколько ты в себе не разбирайся от этого назад ты не вернешься, другое дело сможешь измениться, но только дураки идут вперед, оглядываясь на ошибки прошлого. Ты будешь совершать их снова, столько же или больше - они всегда повсюду, ты никогда не знаешь, правильно поступаешь или нет, ты думаешь и принимаешь решение и делаешь еще один шаг.
Все это известно и просто и сложно. Для кого как.
Но есть и обратная сторона медали. А если посмотреть на неё…
Но ты её не увидишь. Скорее всего, уже никогда. Ослепший больше не увидит света, ты потерял глаза в обмен на способность жить в этом мире - океане тьмы. Или света?
Не потеряли ли мы те, другие наши глаза, когда привыкли к этому свету.