Доктрина Монро для США и «ближнее зарубежье» для России
Доктрина Монро для США
и «ближнее зарубежье» для России
Доктрина Монро в Западном и в Восточном полушариях. Кому можно и кому нельзя
Модест Колеров
Элин Кокс.
Доктрина Монро, 1823 (фреска в Капитолии в Вашингтоне). 1973-1974. На фреске изображены авторы Доктрины Монро, слева направо президент США Джеймс Монро, госсекретарь Джон Куинси Адамс, генпрокурор Уильям Вирт, военный министр Джон Калхун и военно-морской министр США Сэмюэль Сутард
МОСКВА, 2 Декабря 2015, 02:14 - REGNUM
Cреднеарифметическое мнение Запада и его сателлитов традиционно обвиняет современную Россию в экспансионизме и попытках доминирования в бывших республиках СССР. Чем уверенней внешняя политика России - тем жёстче обвинения. Есть ли у этих обвинений реальные основания, обвинителей не волнует. И не только потому, что честное исследование - не их задача, а и потому, что в их кратком политическом букваре о России и её соседях уже всё написано.
И написано до предела просто: в своём сопредельном «ближнем зарубежье» Россия крайне уязвима, и поэтому над ним необходимо установить военно-политический, экономический и коммуникационный контроль Запада. Когда западные прагматики соглашаются, что у России есть таки в «ближнем зарубежье» законные интересы, сопутствующие им радикалы даже в имени «ближнего зарубежья» находят генетический русский империализм. При этом нейтральное near abroad (ближнее зарубежье) всё чаще подменяется историческим именем backyard (задний двор), в самой философии которого проступает вовсе не российская история и русский империализм.
Что же конкретно написано в их политическом букваре о России? Как известно, прописными истинами чаще всего обладают политологи, журналисты и политические ученики. Вот что пишут учебники:
«Существует вполне очевидная закономерность в расчетливой конфронтации Владимира Путина с Западом. Её можно описать в виде трех концентрических кругов, расходящихся в стороны от Москвы. Внутренний круг ограничен российской территорией, куда США и Европе доступ закрыт. Внешний круг охватывает более удаленные регионы, и в их отношении Кремль допускает возможность сотрудничества. Средний круг очерчивает опасную территорию постсоветского пространства. И здесь амбиции путинской России лоб в лоб сталкиваются с интересами и ценностями Запада».
Это
«то географическое и политическое пространство, которое некогда занимал Советский Союз… Здесь Россия самоутверждается - и Запад должен проявить на этом пространстве больше решимости. Стратегия Путина вполне понятна: вытолкнуть Запад из российского ближнего зарубежья (near-abroad). (…) Россия не может восстановить советскую империю. Но она, по мнению Путина, может воссоздать неформальную гегемонию» (The Financial Times).
«Кто она: новая имперская держава, стремящаяся господствовать над более слабыми соседями, либо постимперское государство, защищающее свои законные интересы?.. Сегодняшняя европейская реальность - это новое восхождение Москвы как угрозы для соседних стран, как крупного, но недружественного и ненадежного игрока на политической арене…» (Центр либеральных стратегий, София).
«Российские власти, которые постоянно страдают от синдрома «осажденной крепости», так резко отреагировали на планы по размещению элементов противоракетного щита в Европе, потому что хотят вернуть свое влияние на «задний двор» (arrière-cour) и не желают, чтобы этот регион оказался в сфере влияния Запада» (Le Figaro).
«Россия хочет восстановить свое влияние в постсоветском «ближнем зарубежье» (near abroad)» (The Guardian).
Россия по прежнему предъявляет претензии на своё эксклюзивное влияние в «ближнем зарубежье» (Nahe Ausland) (Aus Politik und Zeitgeschichte).
Создаётся впечатление, что беззащитное постсоветское пространство, подвергаемое империалистической экспансии, - явление столь беспрецедентное, что изготовление политического мифа на эту тему потребовало новой терминологии - аналогов «ближнего зарубежья»: английского near abroad и немецкого Nahe Ausland. Однако французское arrière-cour предательски выдаёт подлинный первоисточник и настоящую цель защитников постсоветского пространства от существования России и подчинения его вовсе не нейтральной исторической практике «заднего двора» США - backyard.
Исследователи справедливо видят основы принятой в американском политическом языке формулы backyard в «доктрине Монро», отделившей Западное полушарие от Старого Света не столько по географическому признаку, сколько по идейно-экономическим соображениям абсолютной гегемонии США. Западное полушарие как «задний двор» США понимается как единый ареал (Мексика, Карибские острова, Центральная и Южная Америка; иначе - Латинская Америка и Карибы) их цивилизационного превосходства, имеющий, однако, лишь отчасти географические границы: Канада в него не включается, поскольку не может служить объектом прямого доминирования США.
Президент Соединённых Штатов Джеймс Монро издавна вполне империалистически так определил содержание ареала:
«Мы… должны будем рассматривать попытку сих сторон [держав по ту сторону Атлантического океана] распространить свою систему на любую часть этого полушария как представляющую опасность нашему миру и безопасности. Мы не вмешивались и не будем вмешиваться в дела уже существующих колоний или зависимых территорий какой либо европейской державы. Но что касается правительств стран, провозгласивших и сохраняющих свою независимость, и тех, чью независимость, после тщательного изучения и на основе принципов справедливости, мы признали, мы не можем рассматривать любое вмешательство европейской державы с целью угнетения этих стран или установления какого либо контроля над ними иначе, как недружественное проявление по отношению к Соединенным Штатам…» (Доктрина Монро из седьмого ежегодного послания Конгрессу президента Джеймса Монро, 2 декабря 1823).
К территориальному империализму Монро президент Теодор Рузвельт добавил «ценностную шкалу», определяемую США:
«Любая страна, народ которой ведет себя хорошо, может рассчитывать на нашу чистосердечную дружбу. Если государство демонстрирует, что знает, как действовать с разумом, умением и приличием в социальных, политических вопросах, если оно соблюдает порядок и выполняет обязательства, ему не следует опасаться вмешательства со стороны Соединенных Штатов. Непрекращающиеся незаконные действия или проявление бесчинств, приводящие к общему ослаблению уз цивилизованного общества, будь то в Америке или где бы то ни было, в конечном итоге требуют вмешательства со стороны какого либо цивилизованного государства. В Западном полушарии следование Соединенных Штатов доктрине Монро может вынудить их, возможно и против своей воли, в вопиющих случаях нарушений законности или проявления бессилия, к выполнению обязанностей международной полицейской державы. Если какая либо страна, чьи берега омываются Карибским морем, продемонстрирует стабильность и справедливый прогресс цивилизации… вмешательство нашего государства в их дела прекратится. Наши соседи обладают богатыми природными ресурсами, и, если в пределах их границ будет соблюдаться законность и справедливость, процветание обязательно придет к ним. При условии соблюдения этими странами основополагающих законов цивилизованного общества они могут быть уверены в том, что мы будем относиться к ним благожелательно и с искренней симпатией. Мы вмешаемся в их дела лишь в крайнем случае и лишь тогда, когда станет очевидным, что их неспособность и нежелание добиться справедливости у себя в стране и за рубежом нарушили права Соединенных Штатов или же спровоцировали иностранную интервенцию во вред всем американским государствам» (Поправка президента Теодора Рузвельта к Доктрине Монро, 1904).
В цивилизационно-полицейский империализм Монро-Рузвельта сенатор Лодж внёс лишь военно-коммуникационное уточнение, распространив правила «заднего двора» не только на суверенную политику, но и на сферу бизнеса:
«В том случае, когда любой порт или иной объект на американских континентах расположен таким образом, что его оккупация в военно-морских, либо военных целях может угрожать коммуникациям или безопасности Соединенных Штатов, правительство Соединенных Штатов не может не рассматривать без серьезной озабоченности владение таким портом или иным объектом какой либо корпорацией или ассоциацией, которая имеет с другим, не американским, правительством такие отношения, которые предоставляют этому правительству практическое право контроля в национальных интересах…» (Поправка сенатора Генри Кэбота Лоджа к Доктрине Монро, 1912).
Таким образом, принципы «заднего двора» США, включают в себя всеобщий политический, военный, экономический и «ценностный» контроль.
Именно американский backyard имеют в виду бывшие метрополии Старого Света - Испания, Италия и Франция: Испания - противопоставляя ему свои позитивные постколониальные культурно-языковые связи от Латинской Америки до Европы, от Чили до Италии (Iberoamérica) чужой, негативной американской гегемонии «заднего двора» (el patio trasero, иногда - jardín trasero и даже la sombra - «тень»); Италия - просто воспроизводя в своих интересах концепт «заднего двора» (cortile di casa, иногда даже архаичное - limitrofi); Франция - описывая этим именем (arrière-cour) свои эксклюзивные постколониальные права в бывшей Французской Африке и особенно в Магрибе и Чаде.
Теперь, после распада СССР, Соединённые Штаты более не хотят ограничивать свой «задний двор» рамками Западного полушария. И в 1990 е годы политический консенсус о новой реальности нашёл своего нового выразителя - Збигнева Бжезинского. В политических кругах, ориентированных на американских демократов, европейских бюрократов с тёмным социалистическим прошлым, грантовых интеллектуалов и их постсоветских клиентов, - одним словом, в кругу всех тех, кто, действуя на территориях бывшего СССР, профессионально вынужден примеряться к роли «доброго следователя» или «своего парня», принято, морщась, называть Бжезинского «маргиналом», не представляющим ни современную американскую мысль, ни умудрённую американскую власть.
Но прямо договорённая Бжезинским до конца философия американского «заднего двора» и распространённые на оставшиеся части мира миссионерские претензии США очень точно выражаются в его формуле «шахматной доски» - объекта монопольной манипуляции. Стоит ли удивляться, что главное приобретение современности манипулятор видит в освобождённом умершим СССР пространстве для нового backyard США:
«Главный геополитический приз для Америки - Евразия… глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте… В связи с этим критически важным является то, как Америка «управляет» Евразией… На этой огромной, причудливых очертаний евразийской шахматной доске, простирающейся от Лиссабона до Владивостока, располагаются фигуры для «игры»…
Россия, что едва ли требует напоминания, остается крупным геостратегическим действующим лицом, несмотря на ослабленную государственность и, возможно, затяжное нездоровье. Само её присутствие оказывает ощутимое влияние на обретшие независимость государства в пределах широкого евразийского пространства бывшего Советского Союза. Она лелеет амбициозные геополитические цели, которые всё более и более открыто провозглашает. Как только она восстановит свою мощь, то начнёт также оказывать значительное влияние на своих западных и восточных соседей… потеря территорий не является главной проблемой для России…
В большей степени децентрализованная, Россия была бы не столь восприимчива к призывам объединиться в империю. России, устроенной по принципу свободной конфедерации, в которую вошли бы Европейская часть России, Сибирская республика и Дальневосточная республика, было бы легче развивать более тесные экономические связи… Россия с большей вероятностью предпочтёт Европу возврату империи, если США успешно реализуют вторую важную часть своей стратегии в отношении России, то есть усилят преобладающие на постсоветском пространстве тенденции геополитического плюрализма. Укрепление этих тенденций уменьшит соблазн вернуться к империи… Однако политика укрепления геополитического плюрализма не должна обусловливаться только наличием хороших отношений с Россией. Более того, она важна и в случае, если эти отношения не складываются, поскольку она создает барьеры для возрождения какой либо действительно опасной российской имперской политики. Отсюда следует, что оказание политической и экономической помощи основным вновь обретшим независимость странам является неразрывной частью более широкой евразийской стратегии… Преимущества ускоренного регионального развития, финансируемого за счет внешних вложений, распространились бы и на приграничные районы России, которые, как правило, недостаточно развиты экономически. Более того, как только новые правящие элиты регионов поймут, что Россия соглашается на включение этих регионов в мировую экономику, они будут меньше опасаться политических последствий тесных экономических связей с Россией. Со временем не имеющая имперских амбиций Россия могла бы получить признание в качестве самого удобного экономического партнера, хотя и не выступающего уже в роли имперского правителя».
Теперь, после СССР, главной помехой для глобальной игры этих шахматистов США в Евразии выступает Россия. Для глобального манипулятора неприемлем сам факт её целостного и вообще самостоятельного политико-экономического существования. И логично, что её географическое «ближнее зарубежье» понимается только как плацдарм для действий по нейтрализации и децентрализации самой России. Поэтому любое иное, не инструментальное представление о «ближнем зарубежье» как зоне естественных интересов или культурного единства априори рассматривается как акт агрессивного неподчинения плану шахматной игры. И чем большая потенциальная опасность исходит в адрес России от её соседей, тем радостней шахматист. России, несмотря на то, что только её существование до сих пор придаёт такому соединению какой бы то ни было смысл, в этой формуле отводилась роль географического, почти бессубъектного пространства.
Известный американский критик администрации США провёл прямую аналогию:
«Как бы реагировали США, если бы Китай объединил Кубу, Никарагуа и Венесуэлу в военный союз, убедил Мексику продавать нефть Пекину и в обход Соединённых Штатов и начал ввязываться в дела Центральной Америки и Карибских стран затем, чтобы с помощью выборов отстранить от власти дружественные режимы? Как бы реагировал Вашингтон на российское решение установить противоракетные установки в Гренландии? (…) Но не Москва продвигает военный альянс к нашим границам или строит базы и размещает противоракетные установки на нашем переднем и «заднем дворе» (our front and back yards)» (Patrick J. Buchanan. Does Putin Not Have a Point? February 13, 2007).
Конфликт архаичной, империалистической американской политической философии «заднего двора» с естественными интересами каждого государства в его «ближнем зарубежье» растёт - и уже не ограничивается окружением России. Американские глобальные шахматисты рискнули перенести «доктрину Монро» и «заднего двора» не просто на Старый Свет как часть Восточного полушария, от которого когда то давно самоизолировались, но и на Азиатско-Тихоокеанский регион. И в медиа-учебниках зазвучали знакомые формулировки, согласно которым в «задний двор азиатско-тихоокеанских демократий США, Японии и Индии» были включены «авторитарные Китай, Северная Корея, Бирма, Таиланд». А размещение военной инфраструктуры США в Азии после 11 сентября 2001 года с подкупающей непосредственностью стало именоваться проникновением в среднеазиатский «бывший задний двор» России и Китая (The Financial Times)
Признанным венцом этих усилий США по превращению в свой сценарий «контролируемой нестабильности», своего «ручного управления» новым «задним двором», - дополнительным, замыкающим всю цепь их предыдущих усилий в Евразии - от Балкан до Восточной Европы и Средней Азии, - стала новая формула Збигнева Бжезинского о «глобальных Балканах от Суэца до Синьцзяна» (Палестина, Ирак, Иран, Афганистан и далее в мусульманский Запад Китая и Монголию) (Збигнев Бжезинский. «Ещё один щанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы», 2007).
Особым смыслом теперь наполняются слова русского поэта, написанные почти 100 лет назад в, пожалуй, самой кровавой точке гражданской войны - в Крыму:
Подробности: http://regnum.ru/news/cultura/2021720.html Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.
и «ближнее зарубежье» для России
Доктрина Монро в Западном и в Восточном полушариях. Кому можно и кому нельзя
Модест Колеров
Элин Кокс.
Доктрина Монро, 1823 (фреска в Капитолии в Вашингтоне). 1973-1974. На фреске изображены авторы Доктрины Монро, слева направо президент США Джеймс Монро, госсекретарь Джон Куинси Адамс, генпрокурор Уильям Вирт, военный министр Джон Калхун и военно-морской министр США Сэмюэль Сутард
МОСКВА, 2 Декабря 2015, 02:14 - REGNUM
Cреднеарифметическое мнение Запада и его сателлитов традиционно обвиняет современную Россию в экспансионизме и попытках доминирования в бывших республиках СССР. Чем уверенней внешняя политика России - тем жёстче обвинения. Есть ли у этих обвинений реальные основания, обвинителей не волнует. И не только потому, что честное исследование - не их задача, а и потому, что в их кратком политическом букваре о России и её соседях уже всё написано.
И написано до предела просто: в своём сопредельном «ближнем зарубежье» Россия крайне уязвима, и поэтому над ним необходимо установить военно-политический, экономический и коммуникационный контроль Запада. Когда западные прагматики соглашаются, что у России есть таки в «ближнем зарубежье» законные интересы, сопутствующие им радикалы даже в имени «ближнего зарубежья» находят генетический русский империализм. При этом нейтральное near abroad (ближнее зарубежье) всё чаще подменяется историческим именем backyard (задний двор), в самой философии которого проступает вовсе не российская история и русский империализм.
Что же конкретно написано в их политическом букваре о России? Как известно, прописными истинами чаще всего обладают политологи, журналисты и политические ученики. Вот что пишут учебники:
«Существует вполне очевидная закономерность в расчетливой конфронтации Владимира Путина с Западом. Её можно описать в виде трех концентрических кругов, расходящихся в стороны от Москвы. Внутренний круг ограничен российской территорией, куда США и Европе доступ закрыт. Внешний круг охватывает более удаленные регионы, и в их отношении Кремль допускает возможность сотрудничества. Средний круг очерчивает опасную территорию постсоветского пространства. И здесь амбиции путинской России лоб в лоб сталкиваются с интересами и ценностями Запада».
Это
«то географическое и политическое пространство, которое некогда занимал Советский Союз… Здесь Россия самоутверждается - и Запад должен проявить на этом пространстве больше решимости. Стратегия Путина вполне понятна: вытолкнуть Запад из российского ближнего зарубежья (near-abroad). (…) Россия не может восстановить советскую империю. Но она, по мнению Путина, может воссоздать неформальную гегемонию» (The Financial Times).
«Кто она: новая имперская держава, стремящаяся господствовать над более слабыми соседями, либо постимперское государство, защищающее свои законные интересы?.. Сегодняшняя европейская реальность - это новое восхождение Москвы как угрозы для соседних стран, как крупного, но недружественного и ненадежного игрока на политической арене…» (Центр либеральных стратегий, София).
«Российские власти, которые постоянно страдают от синдрома «осажденной крепости», так резко отреагировали на планы по размещению элементов противоракетного щита в Европе, потому что хотят вернуть свое влияние на «задний двор» (arrière-cour) и не желают, чтобы этот регион оказался в сфере влияния Запада» (Le Figaro).
«Россия хочет восстановить свое влияние в постсоветском «ближнем зарубежье» (near abroad)» (The Guardian).
Россия по прежнему предъявляет претензии на своё эксклюзивное влияние в «ближнем зарубежье» (Nahe Ausland) (Aus Politik und Zeitgeschichte).
Создаётся впечатление, что беззащитное постсоветское пространство, подвергаемое империалистической экспансии, - явление столь беспрецедентное, что изготовление политического мифа на эту тему потребовало новой терминологии - аналогов «ближнего зарубежья»: английского near abroad и немецкого Nahe Ausland. Однако французское arrière-cour предательски выдаёт подлинный первоисточник и настоящую цель защитников постсоветского пространства от существования России и подчинения его вовсе не нейтральной исторической практике «заднего двора» США - backyard.
Исследователи справедливо видят основы принятой в американском политическом языке формулы backyard в «доктрине Монро», отделившей Западное полушарие от Старого Света не столько по географическому признаку, сколько по идейно-экономическим соображениям абсолютной гегемонии США. Западное полушарие как «задний двор» США понимается как единый ареал (Мексика, Карибские острова, Центральная и Южная Америка; иначе - Латинская Америка и Карибы) их цивилизационного превосходства, имеющий, однако, лишь отчасти географические границы: Канада в него не включается, поскольку не может служить объектом прямого доминирования США.
Президент Соединённых Штатов Джеймс Монро издавна вполне империалистически так определил содержание ареала:
«Мы… должны будем рассматривать попытку сих сторон [держав по ту сторону Атлантического океана] распространить свою систему на любую часть этого полушария как представляющую опасность нашему миру и безопасности. Мы не вмешивались и не будем вмешиваться в дела уже существующих колоний или зависимых территорий какой либо европейской державы. Но что касается правительств стран, провозгласивших и сохраняющих свою независимость, и тех, чью независимость, после тщательного изучения и на основе принципов справедливости, мы признали, мы не можем рассматривать любое вмешательство европейской державы с целью угнетения этих стран или установления какого либо контроля над ними иначе, как недружественное проявление по отношению к Соединенным Штатам…» (Доктрина Монро из седьмого ежегодного послания Конгрессу президента Джеймса Монро, 2 декабря 1823).
К территориальному империализму Монро президент Теодор Рузвельт добавил «ценностную шкалу», определяемую США:
«Любая страна, народ которой ведет себя хорошо, может рассчитывать на нашу чистосердечную дружбу. Если государство демонстрирует, что знает, как действовать с разумом, умением и приличием в социальных, политических вопросах, если оно соблюдает порядок и выполняет обязательства, ему не следует опасаться вмешательства со стороны Соединенных Штатов. Непрекращающиеся незаконные действия или проявление бесчинств, приводящие к общему ослаблению уз цивилизованного общества, будь то в Америке или где бы то ни было, в конечном итоге требуют вмешательства со стороны какого либо цивилизованного государства. В Западном полушарии следование Соединенных Штатов доктрине Монро может вынудить их, возможно и против своей воли, в вопиющих случаях нарушений законности или проявления бессилия, к выполнению обязанностей международной полицейской державы. Если какая либо страна, чьи берега омываются Карибским морем, продемонстрирует стабильность и справедливый прогресс цивилизации… вмешательство нашего государства в их дела прекратится. Наши соседи обладают богатыми природными ресурсами, и, если в пределах их границ будет соблюдаться законность и справедливость, процветание обязательно придет к ним. При условии соблюдения этими странами основополагающих законов цивилизованного общества они могут быть уверены в том, что мы будем относиться к ним благожелательно и с искренней симпатией. Мы вмешаемся в их дела лишь в крайнем случае и лишь тогда, когда станет очевидным, что их неспособность и нежелание добиться справедливости у себя в стране и за рубежом нарушили права Соединенных Штатов или же спровоцировали иностранную интервенцию во вред всем американским государствам» (Поправка президента Теодора Рузвельта к Доктрине Монро, 1904).
В цивилизационно-полицейский империализм Монро-Рузвельта сенатор Лодж внёс лишь военно-коммуникационное уточнение, распространив правила «заднего двора» не только на суверенную политику, но и на сферу бизнеса:
«В том случае, когда любой порт или иной объект на американских континентах расположен таким образом, что его оккупация в военно-морских, либо военных целях может угрожать коммуникациям или безопасности Соединенных Штатов, правительство Соединенных Штатов не может не рассматривать без серьезной озабоченности владение таким портом или иным объектом какой либо корпорацией или ассоциацией, которая имеет с другим, не американским, правительством такие отношения, которые предоставляют этому правительству практическое право контроля в национальных интересах…» (Поправка сенатора Генри Кэбота Лоджа к Доктрине Монро, 1912).
Таким образом, принципы «заднего двора» США, включают в себя всеобщий политический, военный, экономический и «ценностный» контроль.
Именно американский backyard имеют в виду бывшие метрополии Старого Света - Испания, Италия и Франция: Испания - противопоставляя ему свои позитивные постколониальные культурно-языковые связи от Латинской Америки до Европы, от Чили до Италии (Iberoamérica) чужой, негативной американской гегемонии «заднего двора» (el patio trasero, иногда - jardín trasero и даже la sombra - «тень»); Италия - просто воспроизводя в своих интересах концепт «заднего двора» (cortile di casa, иногда даже архаичное - limitrofi); Франция - описывая этим именем (arrière-cour) свои эксклюзивные постколониальные права в бывшей Французской Африке и особенно в Магрибе и Чаде.
Теперь, после распада СССР, Соединённые Штаты более не хотят ограничивать свой «задний двор» рамками Западного полушария. И в 1990 е годы политический консенсус о новой реальности нашёл своего нового выразителя - Збигнева Бжезинского. В политических кругах, ориентированных на американских демократов, европейских бюрократов с тёмным социалистическим прошлым, грантовых интеллектуалов и их постсоветских клиентов, - одним словом, в кругу всех тех, кто, действуя на территориях бывшего СССР, профессионально вынужден примеряться к роли «доброго следователя» или «своего парня», принято, морщась, называть Бжезинского «маргиналом», не представляющим ни современную американскую мысль, ни умудрённую американскую власть.
Но прямо договорённая Бжезинским до конца философия американского «заднего двора» и распространённые на оставшиеся части мира миссионерские претензии США очень точно выражаются в его формуле «шахматной доски» - объекта монопольной манипуляции. Стоит ли удивляться, что главное приобретение современности манипулятор видит в освобождённом умершим СССР пространстве для нового backyard США:
«Главный геополитический приз для Америки - Евразия… глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте… В связи с этим критически важным является то, как Америка «управляет» Евразией… На этой огромной, причудливых очертаний евразийской шахматной доске, простирающейся от Лиссабона до Владивостока, располагаются фигуры для «игры»…
Россия, что едва ли требует напоминания, остается крупным геостратегическим действующим лицом, несмотря на ослабленную государственность и, возможно, затяжное нездоровье. Само её присутствие оказывает ощутимое влияние на обретшие независимость государства в пределах широкого евразийского пространства бывшего Советского Союза. Она лелеет амбициозные геополитические цели, которые всё более и более открыто провозглашает. Как только она восстановит свою мощь, то начнёт также оказывать значительное влияние на своих западных и восточных соседей… потеря территорий не является главной проблемой для России…
В большей степени децентрализованная, Россия была бы не столь восприимчива к призывам объединиться в империю. России, устроенной по принципу свободной конфедерации, в которую вошли бы Европейская часть России, Сибирская республика и Дальневосточная республика, было бы легче развивать более тесные экономические связи… Россия с большей вероятностью предпочтёт Европу возврату империи, если США успешно реализуют вторую важную часть своей стратегии в отношении России, то есть усилят преобладающие на постсоветском пространстве тенденции геополитического плюрализма. Укрепление этих тенденций уменьшит соблазн вернуться к империи… Однако политика укрепления геополитического плюрализма не должна обусловливаться только наличием хороших отношений с Россией. Более того, она важна и в случае, если эти отношения не складываются, поскольку она создает барьеры для возрождения какой либо действительно опасной российской имперской политики. Отсюда следует, что оказание политической и экономической помощи основным вновь обретшим независимость странам является неразрывной частью более широкой евразийской стратегии… Преимущества ускоренного регионального развития, финансируемого за счет внешних вложений, распространились бы и на приграничные районы России, которые, как правило, недостаточно развиты экономически. Более того, как только новые правящие элиты регионов поймут, что Россия соглашается на включение этих регионов в мировую экономику, они будут меньше опасаться политических последствий тесных экономических связей с Россией. Со временем не имеющая имперских амбиций Россия могла бы получить признание в качестве самого удобного экономического партнера, хотя и не выступающего уже в роли имперского правителя».
Теперь, после СССР, главной помехой для глобальной игры этих шахматистов США в Евразии выступает Россия. Для глобального манипулятора неприемлем сам факт её целостного и вообще самостоятельного политико-экономического существования. И логично, что её географическое «ближнее зарубежье» понимается только как плацдарм для действий по нейтрализации и децентрализации самой России. Поэтому любое иное, не инструментальное представление о «ближнем зарубежье» как зоне естественных интересов или культурного единства априори рассматривается как акт агрессивного неподчинения плану шахматной игры. И чем большая потенциальная опасность исходит в адрес России от её соседей, тем радостней шахматист. России, несмотря на то, что только её существование до сих пор придаёт такому соединению какой бы то ни было смысл, в этой формуле отводилась роль географического, почти бессубъектного пространства.
Известный американский критик администрации США провёл прямую аналогию:
«Как бы реагировали США, если бы Китай объединил Кубу, Никарагуа и Венесуэлу в военный союз, убедил Мексику продавать нефть Пекину и в обход Соединённых Штатов и начал ввязываться в дела Центральной Америки и Карибских стран затем, чтобы с помощью выборов отстранить от власти дружественные режимы? Как бы реагировал Вашингтон на российское решение установить противоракетные установки в Гренландии? (…) Но не Москва продвигает военный альянс к нашим границам или строит базы и размещает противоракетные установки на нашем переднем и «заднем дворе» (our front and back yards)» (Patrick J. Buchanan. Does Putin Not Have a Point? February 13, 2007).
Конфликт архаичной, империалистической американской политической философии «заднего двора» с естественными интересами каждого государства в его «ближнем зарубежье» растёт - и уже не ограничивается окружением России. Американские глобальные шахматисты рискнули перенести «доктрину Монро» и «заднего двора» не просто на Старый Свет как часть Восточного полушария, от которого когда то давно самоизолировались, но и на Азиатско-Тихоокеанский регион. И в медиа-учебниках зазвучали знакомые формулировки, согласно которым в «задний двор азиатско-тихоокеанских демократий США, Японии и Индии» были включены «авторитарные Китай, Северная Корея, Бирма, Таиланд». А размещение военной инфраструктуры США в Азии после 11 сентября 2001 года с подкупающей непосредственностью стало именоваться проникновением в среднеазиатский «бывший задний двор» России и Китая (The Financial Times)
Признанным венцом этих усилий США по превращению в свой сценарий «контролируемой нестабильности», своего «ручного управления» новым «задним двором», - дополнительным, замыкающим всю цепь их предыдущих усилий в Евразии - от Балкан до Восточной Европы и Средней Азии, - стала новая формула Збигнева Бжезинского о «глобальных Балканах от Суэца до Синьцзяна» (Палестина, Ирак, Иран, Афганистан и далее в мусульманский Запад Китая и Монголию) (Збигнев Бжезинский. «Ещё один щанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы», 2007).
Особым смыслом теперь наполняются слова русского поэта, написанные почти 100 лет назад в, пожалуй, самой кровавой точке гражданской войны - в Крыму:
Подробности: http://regnum.ru/news/cultura/2021720.html Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.