ЧТО ТАНЦУЕТ ДИАНА ВИШНЕВА В БЕРЛИНСКОМ ЛЕБЕДИНОМ?
Mad-about-Marinsky, 11 ноября 2004 г.,
http://www.mariinsky.ru/ru/forum/?m=7009 Творческая карьера Дианы Вишневой неотвратимо, но верно перемещается на иные сцены, далекие от Мариинской. Теперь поклонникам приходится отслеживать ее в разъездах.
Впервые Диночка заикнулась о своем желании танцевать в "Лебедином озере" в далеком 2000-м году, а на расспросы поклонников отвечала: "да, мне обещали, скоро буду танцевать".
Ну вот она танцует лебединую двойную партию - в чужом театре, в чужой сценической постановке. Очень случайно, чисто по невезению я не попал на ее октябрьские берлинские выходы и не известно, когда там будут следующие серии лебединого балета.
Берлинская версия "Лебединого озера" имеет все свойства современных западных вариаций балета - пышная помпезная зрелищность в ущерб чистоте жанра, которой там никогда и не было. Драматическая сюжетная загруженность, новые надуманные повествовательные изгибы переводят интерес зрителя на материи, далекие от танцев лебедей, а так же сильно маскируют ужасающие изъяны технической подготовки танцоров.
К примеру, свон-стори гамбургерского "Лебединого" разворачивается вокруг сумасшедшего принца-гомосексуала, заточенного в Лебедином замке, а лебеди делают свой коротенький выход как игрушечный "балет в балете", в припадке безумия несчастного узника. Это а-ля-шекспировская драма, вспрыснутая "Лебединым", с вводом новых персонажей и голливудско-бродвейских галлюционных прибомбасов.
А как страдает Чайковский!!! Его так сильно пинают и перетряхивают, будто он злейший враг рода человеческого! Выражаясь балетным языком собкоров Ъ, зарубежные партитурные перетасовки "Лебединого озера" выглядят так, словно бы Анна Каренина жарко спала не с Вронским, а с Львом Николаевичем, и под поезд прыгала не она, а Вронский, да и в родильной горячке тоже метался Вронский, а совсем не Лев Николаевич...
Попробовала бы берлинская опера перетряхнуть Баха или Бетховена! С ее директоров сразу бы содрали свиные шкуры на барабаны... или разжаловали и отправили бы навечно на каторжные работы под баховы и бетговеновы фуги и токкаты в минорах и мажорах...
Доминантой берлинского сюжета "Лебединого озера" является Королева-муттер, молодая вдова в расцвете порочных страстей, в шестерках у которой ходит красавчик-любовник, Премьер-министр Ротбарт. Бенно, пылающий противоестественными чувствами к Зигфриду, нечаянно подсматривает Сцену любви принца и Одетты (обратите внимание - это из "Жизели", но с гомо-акцентовками). Из ревности он закладывает принца (тоже - вариация из "Жизели"). Мать получает повод погубить Зигфрида и составляет злодейский заговор (это уже разновидность "Лукреции Борджии"). По ее заказу бандит Ротбарт подсылает на бал свою дочь Одиль, облаченную Черным лебедем (слава Богу, частично по Гельцеру и Бегичеву), и таким образом мы добираемся до бальной сцены.
Структурно, берлинский спектакль состоит из двух действий, каждое из которых разбивается на три картины. Второе действие открывается прологом, или отдельной четырех минутной 4-й картиной, в которой Королева "колдует" перед портретом сына.
Хореографически - это пестрая смесь движений и позировок из "Лебединого" и "Ромео и Джульетты", дающая возможность вторым солисткам показать с самой выгодной стороны свои немудреные способности. В длинной вариации Королева последовательно рассказывает о своих чувствах (позы Джульетты), затем имитирует Одетту, которую следует уничтожить, и Одиль, которой поручено раздавить принца.
Но музыкально - это очень большой перевод стрелок именно на персону Королевы. Для этого сюда была специально варварски перенесена вставка Дриго из нашего Гран-финала (Andante con moto чайковского па-де-сиса), повторенная несколько раз. Иными словами, роль Королевы-муттер возвысилась настолько, что ради нее немцам даже было не жалко разрушить самый прекрасный и возвышенный момент русского классического балета, саму сверх идею постановки Иванова-Петипа.
Черт, когда в прошлом году я смотрел на эти пошлые королевские кривляния, то сама она была где-то далеко-далеко, словно занудная мошка, а перед моими глазами высоко в воздухе торжественно плыли в вечность Евтеева, Мезенцева, Махалина, Лопаткина, Парт... Ужасть! до сих пор передергивает от арийской дЫкости и балетного беЗкултурия...
Затем следует роковой бал, пятая картина балета "Im Ballsaal". В общем балабиле на сцену выпархивают четыре претендентки - все в блестящих ярких пачках, все вызывающего второсортного поведения, все здоровенные, длинноногие, с красивыми литыми обнаженными плечами, сексуально-нагло охорашивающиеся, развратно из подлобья в упор разглядывающие робкого птенчика-принца. Бесполый вальс невест пропускается и сразу же идет дивертисмент, налепленный как попало, пестро и в кучу.
После клиновидной мазурки десяти мальчиков, внезапно тонко звенят фанфары, и по ступенькам крутой лесенки справа от зрителя появляется Одиль (Allegro guisto в принятых темпах), закутанная, словно Альберт, в черную мантилью.
Плащик капризно сбрасывается в злодейские руки Ротбарта, и, чуточку покрасовавшись перед публикой, Одиль переходит к делу, то есть к охмурению недозрелого 21-летного клиента.
Как вы, может быть, обратили внимание, после марша нет общепринятого шестого вальса невест. Сейчас, после дивертисмента и появления Одили, он начинается, но совсем в иной форме.
Это па-де-синк - четверка невест плюс Одиль. Если начинать с музыки, то это кусок па-де-сиса (Allegro moderato, флейтовая вариация Одили), несколько раз занудно повторенный. Т.е. невесты-претендентки поочередно исполняют свои номера под ту же мелодию и в одинаковых темпах, а при заходах Одили в оркестре громко включается звук ее флейты-пикколо.
Первой выходит венгерка, танцует на цыпочках, гипнотизируя принца взглядом и делая набор движений Виолант и Раймонды и черного вальса. Эту Раймонду похожей вариацией сменяет испанка, но втиснувшаяся Одиль короткой полувариацией задвигает Карменситу как шкаф в угол, с глаз долой. Третья вариация за неаполитанкой. Но и эту Фенеллу снова оттесняет Одиль своей полувариацией. Последней наступает очередь польки. Одиль также оттесняет и Ванду, и на этот раз черная авантюристка исполняет полную вариацию под завывающую дудочку.
Скорее всего, зрительно разница в росте между хрупкой по-кошачьи гибкой Дианой и монументальными немецкими солистками производит впечатление юмористического абсурда, сродни некоей народной балладе о звонком соловушке и глухих важных воронах. Наверняка тяжелые неуклюжие движения плохо выученных "ворон" еще более усиливают приступы искренней любви именно к Диане, и выбор Зигфрида естествен и единственно разумен. И я бы сделал то же самое, и все вы несомненно тоже.
Сразу после этого баланчинского чемпионата невест нон-стопом следует черное па-де-де с несущественными изменениями в партии Одили.
В финале балета (шестая картина "Am See") Зигфрид убивает Ротбарта, затем бросается и тонет в озере. Волны выбрасывают его тело на берег, где появляется торжествующая злая Муттер (Apotheosе, это то место где мы всегда плачем, бросая последние прощальные взгляды на Одетту и принца).
В буклете есть такие умные пояснения для немецких знатоков: "... этот знак великого уважения [к Чайковскому] придал ансамблю балета берлинской оперы умение и силу создать танец" и "оркестровка, хореография и экстраординарные достижения всех артистов принесли результатом уникальное единство музыки и танца, сделав балет "Лебединое озеро" даже еще большим событием, чем это было при его создании сто лет назад..."
Вот будет интересно посмотреть, как берлиняне перетряхнут Вагнера в заявленном "Кольце Нибелунгов" и что они при этом напишут.
Диана Вишнева - это супер и своеобразный феномен как танцовщица, и не следует ее толкать на авантюрные выходы в дешевых зарубежных цирках. Просто-напросто давно надо было запустить ее в Мариинское "Лебединое". Пусть станцует его на предстоящем зимнем фестивале в паре с ею любимым Малаховым, или же даже хоть с чертом лысым. Ей Богу, у нас от этого ничего не отвалится, а наоборот вырастет. Чувства радости, восхищения и удовольствия в том числе.
А в берлинском балете наша Дина - это сладкая ягодка-малина посреди картофельной ботвы, и танцуя там - она лишь резко девальвирует свой высокий статус балерины Мариинского театра, единственного и неповторимого явления мирового сценического искусства.