«Мне есть что спеть…»
Владимир Высоцкий сидит в небольшой студии, начинает наигрывать мелодию, готовясь исполнить очередную песни, и вдруг резко встает со словами: «Я вам покажу эту песню… Нужно встать обязательно - ее сидя петь нельзя». Потом несколько раз прерывается, потому что срывается голос, закрывает руками лицо, приходит в себя… С третьего раза ему удается спеть «Мы вращаем землю». Этот маленький эпизод говорит об отношении поэта к своему творчеству больше, чем многомудрые рассуждения, интервью и статьи.
25 января - день Владимира Высоцкого. Все мы с детства знаем его голос с хрипотцой, открытый взгляд, гитару. Но часто ли задумываемся, что скрывалось за этим привычным образом? Какой жизнью жил тот, кто говорил от имени военных и заключенных лагерей, моряков и альпинистов, спортсменов и интеллигенции, героев и обывателей? Что наполняло его песни такой силой, что каждый считал его «своим»?
Он часто воспринимается в образах, сыгранных им, причем не только в кино и театре, но и в своих песнях. И, может быть, лишь раз позволяет себе предстать перед зрителем самим собой: перед самым уходом записывает свой «Монолог» в студии «Останкино». Просто исполняет свои песни и иногда комментирует их. Сегодня мы можем видеть этот фильм без монтажа, и это такая роскошь - каждый дубль и кадр подробно рассказывают о человеке далеком и близком нам - о Володе Высоцком. Сквозь годы, километры, пленку и плоские экраны современных телевизоров обжигает внутренний огонь, бушевавший внутри него. Очаровывает его голос, окрыляют его внутренняя свобода и непосредственность, восхищают интонации, с которыми он говорит о своей любимой женщине.
Тогда, в январе 1980-го, когда записывалась эта передача, дверь, за которой через полгода навсегда скроется от нас Высоцкий, уже приоткрылась. И словно перед самым уходом он напоследок поговорил не просто со своей страной, но и со многими поколениями. Словно бы говорил со всеми временами и отвечал на вопросы, которые ему еще только будут задавать. Это вообще было его свойством и в жизни, и в творчестве - он не умел таиться и притворяться, но жил, как пел: искренне, проникновенно и неукротимо. «Я никогда не верил в миражи», - скажет он в одном из своих последних стихотворений. Он верил в слово, в дружбу, в образы, созданные им. Поэтому так органичен и убедителен, когда говорит: «Я «Як»-истребитель», или когда ведет диалог у телевизора, или довоевывает вместе с поколением своего отца («Ведь это наши горы, они помогут нам!»).
За образом барда и актера часто не замечаем в нем самого главного - его поэтичности. Во время их единственной встречи Иосиф Бродский рассказал Владимиру Высоцкому, что впервые услышал его стихи из уст Анны Ахматовой - она их цитировала, но думала, что это народная поэзия, и восхищалась ее свободой и языком. На прощание Бродский подписал книгу своих стихов Высоцкому, и в этом маленьком посвящении признал в нем русского поэта. До последнего своего дня он ревностно хранил ее - единственное признание в том, что он поэт. Когда Высоцкий умер, Бродский сказал, что и кино, и театр, и даже литература переживут это, потеря Высоцкого - потеря для русского языка, совершенно ничем не восполнимая.
И когда видишь, как поэт, написавший стихи, встает, чтобы прочитать их, понимаешь: это не тщеславие в нем говорит, а уважение к слову, тексту, образу, уважение к труду, который для всех остается скрытым. А может быть, это еще и осознание того, что поэзия - не только ты, но и что-то большее, что так и останется тайной твоего вдохновения.
25 января - день Владимира Высоцкого. Все мы с детства знаем его голос с хрипотцой, открытый взгляд, гитару. Но часто ли задумываемся, что скрывалось за этим привычным образом? Какой жизнью жил тот, кто говорил от имени военных и заключенных лагерей, моряков и альпинистов, спортсменов и интеллигенции, героев и обывателей? Что наполняло его песни такой силой, что каждый считал его «своим»?
Он часто воспринимается в образах, сыгранных им, причем не только в кино и театре, но и в своих песнях. И, может быть, лишь раз позволяет себе предстать перед зрителем самим собой: перед самым уходом записывает свой «Монолог» в студии «Останкино». Просто исполняет свои песни и иногда комментирует их. Сегодня мы можем видеть этот фильм без монтажа, и это такая роскошь - каждый дубль и кадр подробно рассказывают о человеке далеком и близком нам - о Володе Высоцком. Сквозь годы, километры, пленку и плоские экраны современных телевизоров обжигает внутренний огонь, бушевавший внутри него. Очаровывает его голос, окрыляют его внутренняя свобода и непосредственность, восхищают интонации, с которыми он говорит о своей любимой женщине.
Тогда, в январе 1980-го, когда записывалась эта передача, дверь, за которой через полгода навсегда скроется от нас Высоцкий, уже приоткрылась. И словно перед самым уходом он напоследок поговорил не просто со своей страной, но и со многими поколениями. Словно бы говорил со всеми временами и отвечал на вопросы, которые ему еще только будут задавать. Это вообще было его свойством и в жизни, и в творчестве - он не умел таиться и притворяться, но жил, как пел: искренне, проникновенно и неукротимо. «Я никогда не верил в миражи», - скажет он в одном из своих последних стихотворений. Он верил в слово, в дружбу, в образы, созданные им. Поэтому так органичен и убедителен, когда говорит: «Я «Як»-истребитель», или когда ведет диалог у телевизора, или довоевывает вместе с поколением своего отца («Ведь это наши горы, они помогут нам!»).
За образом барда и актера часто не замечаем в нем самого главного - его поэтичности. Во время их единственной встречи Иосиф Бродский рассказал Владимиру Высоцкому, что впервые услышал его стихи из уст Анны Ахматовой - она их цитировала, но думала, что это народная поэзия, и восхищалась ее свободой и языком. На прощание Бродский подписал книгу своих стихов Высоцкому, и в этом маленьком посвящении признал в нем русского поэта. До последнего своего дня он ревностно хранил ее - единственное признание в том, что он поэт. Когда Высоцкий умер, Бродский сказал, что и кино, и театр, и даже литература переживут это, потеря Высоцкого - потеря для русского языка, совершенно ничем не восполнимая.
И когда видишь, как поэт, написавший стихи, встает, чтобы прочитать их, понимаешь: это не тщеславие в нем говорит, а уважение к слову, тексту, образу, уважение к труду, который для всех остается скрытым. А может быть, это еще и осознание того, что поэзия - не только ты, но и что-то большее, что так и останется тайной твоего вдохновения.