Шекспир: вечные вопросы и актуальная повестка
В Лондонском театре «Donmar Warehouse» пьеса Уильяма нашего Шекспира «Кориолан» в постановке Джози Рурк шла всего пару месяцев - с 6 декабря 2013 года по 13 февраля 2014-го. До Нальчика она и вовсе добралась лишь в начале 2021-го - благодаря проекту TheatreHD и кинотеатру «Дея», и переоценить это последнее событие трудно. Даже то, что оно дошло до нас с таким запозданием стало преимуществом. Почему? Возможно, именно сейчас мы оказались готовы к такой трактовке.
Во-первых, в очередной раз очевидной стала истина о том, что у искусства нет возраста и актуальности, нет правильного или неправильного общественно-исторического контекста. Истинное искусство не должно подстраиваться под время и его реалии, да оно и не может этого делать. Потому что оно настолько самодостаточно само по себе, что от него зависит только одно: расстановка акцентов. Значимость подлинного высказывания (а «Кориолан», все всяких сомнений, относится к таковым) делает его неуязвимым к повседневной повестке, но человек, находя отражение своих тревог и сомнении в искусстве, пытается с его помощью объяснить себе то, что происходит вокруг него здесь и сейчас. Сценографическое решение «Кориолана», лишенное привычных декораций и намёков на Капитолийский холм, сегодня, пожалуй, актуальнее, чем в 2013-м, когда спектакль готовился к премьере.
Хотя, конечно, любые попытки говорить о какой-то своевременности «Кориолана» (и пьесы, и спектакля) разбиваются об абсолютную вневременность любого из шекспировских сюжетов. Способность английского барда находить материал и в прошлом, и в современности, и в реалиях родной страны, и в чужеземных сказаниях сводят на нет любую нашу попытку привязать Шекспира к актуальной повестке. Мы можем лишь в меру своих сил отозваться на поднятые им проблемы, но ведь сами они не принадлежат никакому времени, и единственно возможной хронологической привязкой его образов является вечность.
Может быть, именно в этом и заключается притягательность Кориолана как героя, в его способности явиться нам в любое время - историческое, художественной или наше собственное - жизненное, человеческое. Центральная фигура заглавного персонажа еще ярче прорисовывается благодаря исполнителю главной роли Тому Хиддлстону. Почти нарочито демонстрирующий здесь какую-либо звездность, он сохраняет свой магнетизм или даже усиливает его: к нему стягиваются не только характеры и сюжетные линии, но и все задействованные в постановке актеры словно бы вращаются вокруг него - каждый по собственной орбите, определённой силой гравитации, исходящей от Кориолана-Хиддлстона. В самом деле, понять их очень просто, ведь и зрительский взгляд не может оторваться от той точке экрана, где в данный момент находится этот герой. Поэтому количество поцелуев и объятий, которыми одаривают Кориолана буквально все герои, смотрится органично, хотя порой возникает ощущение, что это скорее актерская импровизация, нежели режиссерская задумка…
В одном из интервью Том Хиддлстону говорит, что и сам не знает, как относится к своему герою, поскольку его благородство сочетается с таким вопиющим пренебрежение к народу, что сложно сказать, положительный он персонаж или отрицательный. Но пытаться дать такую однозначную оценку ему значило бы максимально упростить этот образ. Возможно, именно Кориолан в галерее шекспировских образов наиболее полно соответствует противоречиям нашего времени (та самая расстановка актуальных акцентов) с его стремлением к единоличному счастью человека с одной стороны, и страхом обидеть множество социальных групп с другой. И во времена войны римлянам с вольсками, и сегодня тот, кто не желает льстить толпе и выставлять ей на обозрение свои шрамы, рискует в одночасье превратиться из героя в изгоя. Но в любые времена истинного героя как раз отличает отсутствие страха перед перспективой такого превращения.
Словом, «Кориолан» Джози Рурк - это очень по-шекспировски: с неукротимыми страстями, сверхчеловеческим благородством и обыкновенными людскими страстями. Кай Марций Кориолан, Волумния (Дебора Файндлей), Тулл Авфидий (Хэдли Фрайзер) или Менений Агриппа (Март Гетисс) столь же слабы, сколь и сильны, их уязвимость - в их человечности. И это сочетание в героях Шекспира титанического и земного неизменно одновременно удивляет и делает их близкими и понятными нам.
Во-первых, в очередной раз очевидной стала истина о том, что у искусства нет возраста и актуальности, нет правильного или неправильного общественно-исторического контекста. Истинное искусство не должно подстраиваться под время и его реалии, да оно и не может этого делать. Потому что оно настолько самодостаточно само по себе, что от него зависит только одно: расстановка акцентов. Значимость подлинного высказывания (а «Кориолан», все всяких сомнений, относится к таковым) делает его неуязвимым к повседневной повестке, но человек, находя отражение своих тревог и сомнении в искусстве, пытается с его помощью объяснить себе то, что происходит вокруг него здесь и сейчас. Сценографическое решение «Кориолана», лишенное привычных декораций и намёков на Капитолийский холм, сегодня, пожалуй, актуальнее, чем в 2013-м, когда спектакль готовился к премьере.
Хотя, конечно, любые попытки говорить о какой-то своевременности «Кориолана» (и пьесы, и спектакля) разбиваются об абсолютную вневременность любого из шекспировских сюжетов. Способность английского барда находить материал и в прошлом, и в современности, и в реалиях родной страны, и в чужеземных сказаниях сводят на нет любую нашу попытку привязать Шекспира к актуальной повестке. Мы можем лишь в меру своих сил отозваться на поднятые им проблемы, но ведь сами они не принадлежат никакому времени, и единственно возможной хронологической привязкой его образов является вечность.
Может быть, именно в этом и заключается притягательность Кориолана как героя, в его способности явиться нам в любое время - историческое, художественной или наше собственное - жизненное, человеческое. Центральная фигура заглавного персонажа еще ярче прорисовывается благодаря исполнителю главной роли Тому Хиддлстону. Почти нарочито демонстрирующий здесь какую-либо звездность, он сохраняет свой магнетизм или даже усиливает его: к нему стягиваются не только характеры и сюжетные линии, но и все задействованные в постановке актеры словно бы вращаются вокруг него - каждый по собственной орбите, определённой силой гравитации, исходящей от Кориолана-Хиддлстона. В самом деле, понять их очень просто, ведь и зрительский взгляд не может оторваться от той точке экрана, где в данный момент находится этот герой. Поэтому количество поцелуев и объятий, которыми одаривают Кориолана буквально все герои, смотрится органично, хотя порой возникает ощущение, что это скорее актерская импровизация, нежели режиссерская задумка…
В одном из интервью Том Хиддлстону говорит, что и сам не знает, как относится к своему герою, поскольку его благородство сочетается с таким вопиющим пренебрежение к народу, что сложно сказать, положительный он персонаж или отрицательный. Но пытаться дать такую однозначную оценку ему значило бы максимально упростить этот образ. Возможно, именно Кориолан в галерее шекспировских образов наиболее полно соответствует противоречиям нашего времени (та самая расстановка актуальных акцентов) с его стремлением к единоличному счастью человека с одной стороны, и страхом обидеть множество социальных групп с другой. И во времена войны римлянам с вольсками, и сегодня тот, кто не желает льстить толпе и выставлять ей на обозрение свои шрамы, рискует в одночасье превратиться из героя в изгоя. Но в любые времена истинного героя как раз отличает отсутствие страха перед перспективой такого превращения.
Словом, «Кориолан» Джози Рурк - это очень по-шекспировски: с неукротимыми страстями, сверхчеловеческим благородством и обыкновенными людскими страстями. Кай Марций Кориолан, Волумния (Дебора Файндлей), Тулл Авфидий (Хэдли Фрайзер) или Менений Агриппа (Март Гетисс) столь же слабы, сколь и сильны, их уязвимость - в их человечности. И это сочетание в героях Шекспира титанического и земного неизменно одновременно удивляет и делает их близкими и понятными нам.