В минувшую пятницу 19 февраля Музей изобразительных искусств им. А.Л. Ткаченко вновь открыл свои двери для посетителей после затянувшегося пандемийного периода вынужденной бездеятельности. Значение этого замечательного события преумножает художник, работы которого выбраны для выставки-открытия, которая называется
«Ее величество живопись». Это Муаед Алиевич Аксиров (1931-2016), первый профессиональных художник среди кабардинцев, которому в этом году исполнилось бы девяносто лет.
В трех залах музея представлены шестьдесят две работы (1960-2016), некоторые из которых находятся в музейной коллекции, но большая часть хранится в мастерской художника. И эта одна из главных причин, по которой выставку пропустить нельзя: увидеть в таком объеме творчество Муаеда Аксирова удается нечасто, последняя персональная выставка в нашей республике его состоялась ровно двадцать лет назад - к его семидесятилетию.
Этой первой причиной пренебречь никак нельзя, потому что она приведет ко второй, не менее важной: открытие Аксирова! Парадокс, но его творчество, его неповторимый живописный почерк все еще мало знаком в республике. Даже если зрителю знакомы какие-то отдельные работы («После дождя», «Портрет конюха Ашинова»), которые достаточно часто выставляются в коллективных выставках, то вся полнота его творческого «я» словно бы по-прежнему ждет момента своего явления миру. Возможно, этот момент настал сейчас, когда мы отмечаем его девяностолетие, многие из тех, кто присутствовал на открытии выставки, восприняли экспозицию именно так!
Сегодня, читая критические оценки творчества Муаеда Алиевича, часто сталкиваешься с тезисом о том, что, будучи сыном своего времени, ему удалось сохранить свой неповторимый стиль. Действительно, начало творческой деятельности Аксирова пришлось на благодатный период «оттепели», когда многие художники искали новые формы самовыражения, и кабардинский живописец стал одним из тех, кто безошибочно его нашел. В огромном наследии нет ничего, что можно было бы отнести к жанровой, идеологической или соцреалистической манере, он наследует скорее не советскому искусству, а импрессионизму и постимпрессионизму. В его работах нет четких границ и строгих линий, все смешивается и перемещается, картины настолько динамичные и движущиеся, что кажется, выходят даже за пределы рам - они сливаются с воздухом, которым дышит зритель, с цветом неба, с настроением и, наконец, с сознанием, превращая все, на что мы смотрим в новую реальность. Эти картины создают собственный мир, выходить из которого не хочется.
Импрессионистское открытие света как цвета, наделение первого особенными живописными «полномочиями» становятся особенно выразительными в творческом методе Муаеда Аксирова. Его цветопись завораживает не меньше, чем сюжеты: розовый вечер в родном селе, подсвеченные солнцем яблоки на подоконнике, первый снег в городе или пастушеский кош на пастбище - все это художник вписывает в летопись мира, находя универсальные образы для того, чтобы сказать еще раз о том, что у живописи, у искусства вообще не может быть границ.
Стиль художника - это не просто принадлежность к тому или иному направлению, это выражение его мироощущение, индивидуальный почерк, способность видеть мир под собственным углом зрения. В этом смысле Муаед Алиевич обладал неповторимой оригинальностью, которую в определенной степенью унаследовали продолжатели фамильной династии художников: сын Михаил, сноха Виктория и внучка Тамара. Особая аксировская интонация, возможно, берет свое начало в далеком прошлом (или в легенде о нем): дед Муаеда Бекмурза предложил односельчанам провести по селу речку, чтобы облегчить женщинам жизнь. Односельчане сочли это авантюрой и занялись более насущными делами, а Бекмурза в одиночку (как гласит легенда) осуществил «проект» и провел воду через село, она до сих пор носит его имя - Акъсырыпс. Возможно, именно хрустальное журчание это реки - важнейшего символа адыгской этнопоэтики - и объединяет всех Аксировых тем неповторимым единством, которое замечает каждый, кто посмотрит их картины.
Вокруг Муаеда Алиевича Аксирова всегда была особая аура спокойствия, мудрости, несуетности, его внешняя красота и благородство были отражением той внутренней гармонии, достоинства, творческого искания, которые определяли его как личность и как художника. Это внутренний свет он соединял со светом солнечным и переплавлял в то, что доступно только настоящим художникам: дарить счастье своими картинами, делать мир лучше.