Отчужденные в любви
Советское кино - бездонный колодец, и чем больше фильмов смотришь, тем ярче и интереснее открытия, которые делаешь для себя. В вечно повторяющейся в праздничные дни на телевидении карусели порой забываешь, что кино той ушедшей эпохи было не только добрым и веселым. Оно было проблемным, лиричным и глубоко авторским.
Геннадий Шпаликов - одна из ключевых фигур культуры «оттепельного» периода, замечательный сценарист и не менее замечательный поэт, стал режиссером только одного фильма - «Долгая счастливая жизнь» (1966). В этой картине сконцентрированы его эстетика, мировоззрение и особая интонация, свойственная, пожалуй, одному ему. Уникальность Шпаликова - в его умении сочетать простоту, граничащую с бытописательством, и сложный, напряженный рассказ о чувствах, погружение в психологические проблемы не только отдельного героя, но и целого поколения.
Говоря о «Долгой и счастливой жизни», сложно сказать, о чем конкретно этот фильм: сюжет, вернее фабула, гораздо проще и легче его смыслового наполнения. Картина сбивает с ног: ее внешняя «понятность» сталкивается с твоим копанием в подтекстах, аллюзиях и авторских недоговоренностях. Что означала эта фраза или пауза? Что хотел сказать автор театральными вставками? Какую роль играет пейзаж и как фильм связан с трилогией некоммуникабельности Антониони? Так долго ищешь ответы, столько времени проводишь с фильмом наедине, что не замечаешь, как он становится твоим собственным переживанием. И те, кого принято называть поколением «оттепели», так близки и понятны поколению миллениалов, фейсбука, глобализации… Или как еще принято сегодня называть нас?
Выходит, что проблемы у человека не меняются или «шестидесятники» так зорко видели будущее, что предсказали глобальное беспросветное одиночество человека в перенаселенном мире. Но ведь и не они стали первооткрывателями этого материка отчуждения: задолго до них романтики препарировали одиночество, противопоставив героя толпе. Но сегодня, как и в «оттепели», мы не противостоим никому, просто не имеем возможности, сил или способности общаться - делиться, слушать, понимать, сопереживать. Казалось бы, все это такие естественные потребности для нашей души, но что-то непреодолимое все сильнее отделяет нас от радости общения, и все чаще мы слышим слово «интроверт», сказанное нашим собственным голосом.
В зоне отчуждения, в ревнивом сохранении личного пространства Шпаликову удалось уловить не только мотив грусти, отрешенности и свободы, но и выделить в этой мелодии ноту любви, удивительно сильную в художественном плане. Любви к человеку, граничащей с жалостью, принимающей все недостатки и осознающей свое бессилие перед одиночеством, но самоценной и непреложной.
В художественной парадигме Шпаликова эта любовь проявляется в том числе и в выборе на главную роль его жены Инны Гулая, бездонные распахнутые миру глаза которой тоже стали лейтмотивом «оттепели»: и в «Когда деревья были большими», и в «Шумном дне» они отражали мир, как зеркало. Лена (Инна Гулая), как и Виктор (Карилл Лавров) в «Долгой счастливой жизни», словно сотканы из стереотипов своего времени: она молодая «разведенка», он небритый геолог, она простая, но чуткая, он инженер, сбегающий от всего в экспедиции. Но сквозь эти привычные клише Шпаликов видит драму, которая каждый раз новая, даже если повторялась сотни раз, мы ее проживаем внутри себя впервые.
Фильм «Долгая счастливая жизнь» можно сравнить с картинами Микеланджело Антониони или Марлена Хуциева, но по своему художественному пафосу и отчасти своей судьбе он сильнее всего напомнил мне «Любить» Михаила Калика. Наверное, потому несколько дней после фильма внутри звучат нервные строки Евтушенко на музыку Микаэла Таривердиева: «Поздно, мне любить тебя поздно. Ты уходишь, как поезд! Поезд! Поезд!»
Геннадий Шпаликов - одна из ключевых фигур культуры «оттепельного» периода, замечательный сценарист и не менее замечательный поэт, стал режиссером только одного фильма - «Долгая счастливая жизнь» (1966). В этой картине сконцентрированы его эстетика, мировоззрение и особая интонация, свойственная, пожалуй, одному ему. Уникальность Шпаликова - в его умении сочетать простоту, граничащую с бытописательством, и сложный, напряженный рассказ о чувствах, погружение в психологические проблемы не только отдельного героя, но и целого поколения.
Говоря о «Долгой и счастливой жизни», сложно сказать, о чем конкретно этот фильм: сюжет, вернее фабула, гораздо проще и легче его смыслового наполнения. Картина сбивает с ног: ее внешняя «понятность» сталкивается с твоим копанием в подтекстах, аллюзиях и авторских недоговоренностях. Что означала эта фраза или пауза? Что хотел сказать автор театральными вставками? Какую роль играет пейзаж и как фильм связан с трилогией некоммуникабельности Антониони? Так долго ищешь ответы, столько времени проводишь с фильмом наедине, что не замечаешь, как он становится твоим собственным переживанием. И те, кого принято называть поколением «оттепели», так близки и понятны поколению миллениалов, фейсбука, глобализации… Или как еще принято сегодня называть нас?
Выходит, что проблемы у человека не меняются или «шестидесятники» так зорко видели будущее, что предсказали глобальное беспросветное одиночество человека в перенаселенном мире. Но ведь и не они стали первооткрывателями этого материка отчуждения: задолго до них романтики препарировали одиночество, противопоставив героя толпе. Но сегодня, как и в «оттепели», мы не противостоим никому, просто не имеем возможности, сил или способности общаться - делиться, слушать, понимать, сопереживать. Казалось бы, все это такие естественные потребности для нашей души, но что-то непреодолимое все сильнее отделяет нас от радости общения, и все чаще мы слышим слово «интроверт», сказанное нашим собственным голосом.
В зоне отчуждения, в ревнивом сохранении личного пространства Шпаликову удалось уловить не только мотив грусти, отрешенности и свободы, но и выделить в этой мелодии ноту любви, удивительно сильную в художественном плане. Любви к человеку, граничащей с жалостью, принимающей все недостатки и осознающей свое бессилие перед одиночеством, но самоценной и непреложной.
В художественной парадигме Шпаликова эта любовь проявляется в том числе и в выборе на главную роль его жены Инны Гулая, бездонные распахнутые миру глаза которой тоже стали лейтмотивом «оттепели»: и в «Когда деревья были большими», и в «Шумном дне» они отражали мир, как зеркало. Лена (Инна Гулая), как и Виктор (Карилл Лавров) в «Долгой счастливой жизни», словно сотканы из стереотипов своего времени: она молодая «разведенка», он небритый геолог, она простая, но чуткая, он инженер, сбегающий от всего в экспедиции. Но сквозь эти привычные клише Шпаликов видит драму, которая каждый раз новая, даже если повторялась сотни раз, мы ее проживаем внутри себя впервые.
Фильм «Долгая счастливая жизнь» можно сравнить с картинами Микеланджело Антониони или Марлена Хуциева, но по своему художественному пафосу и отчасти своей судьбе он сильнее всего напомнил мне «Любить» Михаила Калика. Наверное, потому несколько дней после фильма внутри звучат нервные строки Евтушенко на музыку Микаэла Таривердиева: «Поздно, мне любить тебя поздно. Ты уходишь, как поезд! Поезд! Поезд!»