HOMO LUDENS
Блистательнейший из блистательных режиссеров современности Паоло Соррентино выпустил книгу «Не самое главное». Это двадцать три черно-белых портрета, снятых фотографом Якопо Бенасси, которые сопровождаются выдуманными историями жизни этих лиц. Поэтому странно, что на обложке стоит только одно имя (фотограф - более мелким шрифтом), хотя возможно, это вольность издателей, а не авторская воля.
Соррентино все время играет - то ли в литературу, то ли в постмодернизм, то ли прятки, и самое приятно, что обнаруживаешь, дочитав книгу, то что игра и есть его самоцель. Не ради благой цели, не ради стиля, не ради внушения правильных мыслей или философских концепций. А просто игра как игра. Ради смеха и интереса, дружбы и озорства. Кто-то скажет, что это не так уж и много, но кто-то другой ответит, что не так уж и мало в мире полном рациональности и технологичности. В этом азарте человек играющий невольно переходит в игру аллюзий, первая из которых приходится на Игоря Губермана:
В наш век искусственного меха
и нефтью пахнущей икры,
нет ничего дороже смеха,
любви, печали и игры.
Вот об это радости смеха, игры, печали и любви Паоло и напоминает, и в какой-то мере возвращает их нам.
Вторая аллюзия, гораздо более художественная и литературоведческая, призывает на арену современника режиссера - Алессандро Барикко, писателя, значащего сегодня для литературы почти то же, что Соррентино - для кино. В отличие от писателя режиссер гораздо больше заботиться о тональности своих историй, нежели о форме. Конечно, может статься, что это он нас так лукаво обставляет в очередной партии своей игры, но значит, его пешка давно уже вышла в дамки, а мы этот момент прозевали. «Не самое главное» напоминает книгу, которую пишет главный герой романа «Мистер Гвин». Вот так симулякр, любимый постмодернисткий прием с несуществующим тестом, превращается в книгу во плоти - живую, незабываемую, которую хочется постоянно держать в руках. Неизвестно, отталкивался ли Соррентино именно от этого романа, но сам Баррико однажды на такую литературную авантюру пустился - написал книгу своего героя «Трижды на заре». Так что у «Не самого главного» есть мощная литературная подоплека.
Подоплека эта отражается не только на технических приемах, но и в самой привычке бичевать смехом все более явное отдаление человека от того образа, который закладывался в него создателем. Если коротко, то можно сказать так: если вся русская литература выросла из гоголевской «Шинели», но итальянское искусство - из «Декамерона» Джованни Боккаччо. И Соррентино тоже из него вырос: все его сюжеты в кино и литературе - это по сути рассказы о себе спрятавшейся от внешнего мира горстки стареющих прожигателей жизни (да, они немного повзрослели со времен Боккаччо).
В общем, Соррентино удается настроить такую тональность, которая за неистощимой иронией скрывает нежность и любовь к каждому герою, а не самые главные подробности и детали жизни в итоге рисуют картину судьбы. Он создает портрет общества - мгновенную фотографию, как на полароид. Герои не успевают даже понять, что их снимают, а то позировали хотя бы. Но не удастся. Соррентино даже артистов умудряется снимать так, как будто просто подглядывает за ними, а в те моменты, когда они замечают камеру и играют на нее, он нежно над ними посмеивается.
Наверное, можно было бы даже осуждать Паоло за этот вечный смешок, но, во-первых, это не смешок, а гомерический смех - единственный надежный способ принять несовершенство этого мира. А во-вторых, больше всего от Соррентино достается ему самому. Здесь я умолкаю, чтобы не сказать лишнего и не выдать маленький приз выигравшему от автора.
Соррентино все время играет - то ли в литературу, то ли в постмодернизм, то ли прятки, и самое приятно, что обнаруживаешь, дочитав книгу, то что игра и есть его самоцель. Не ради благой цели, не ради стиля, не ради внушения правильных мыслей или философских концепций. А просто игра как игра. Ради смеха и интереса, дружбы и озорства. Кто-то скажет, что это не так уж и много, но кто-то другой ответит, что не так уж и мало в мире полном рациональности и технологичности. В этом азарте человек играющий невольно переходит в игру аллюзий, первая из которых приходится на Игоря Губермана:
В наш век искусственного меха
и нефтью пахнущей икры,
нет ничего дороже смеха,
любви, печали и игры.
Вот об это радости смеха, игры, печали и любви Паоло и напоминает, и в какой-то мере возвращает их нам.
Вторая аллюзия, гораздо более художественная и литературоведческая, призывает на арену современника режиссера - Алессандро Барикко, писателя, значащего сегодня для литературы почти то же, что Соррентино - для кино. В отличие от писателя режиссер гораздо больше заботиться о тональности своих историй, нежели о форме. Конечно, может статься, что это он нас так лукаво обставляет в очередной партии своей игры, но значит, его пешка давно уже вышла в дамки, а мы этот момент прозевали. «Не самое главное» напоминает книгу, которую пишет главный герой романа «Мистер Гвин». Вот так симулякр, любимый постмодернисткий прием с несуществующим тестом, превращается в книгу во плоти - живую, незабываемую, которую хочется постоянно держать в руках. Неизвестно, отталкивался ли Соррентино именно от этого романа, но сам Баррико однажды на такую литературную авантюру пустился - написал книгу своего героя «Трижды на заре». Так что у «Не самого главного» есть мощная литературная подоплека.
Подоплека эта отражается не только на технических приемах, но и в самой привычке бичевать смехом все более явное отдаление человека от того образа, который закладывался в него создателем. Если коротко, то можно сказать так: если вся русская литература выросла из гоголевской «Шинели», но итальянское искусство - из «Декамерона» Джованни Боккаччо. И Соррентино тоже из него вырос: все его сюжеты в кино и литературе - это по сути рассказы о себе спрятавшейся от внешнего мира горстки стареющих прожигателей жизни (да, они немного повзрослели со времен Боккаччо).
В общем, Соррентино удается настроить такую тональность, которая за неистощимой иронией скрывает нежность и любовь к каждому герою, а не самые главные подробности и детали жизни в итоге рисуют картину судьбы. Он создает портрет общества - мгновенную фотографию, как на полароид. Герои не успевают даже понять, что их снимают, а то позировали хотя бы. Но не удастся. Соррентино даже артистов умудряется снимать так, как будто просто подглядывает за ними, а в те моменты, когда они замечают камеру и играют на нее, он нежно над ними посмеивается.
Наверное, можно было бы даже осуждать Паоло за этот вечный смешок, но, во-первых, это не смешок, а гомерический смех - единственный надежный способ принять несовершенство этого мира. А во-вторых, больше всего от Соррентино достается ему самому. Здесь я умолкаю, чтобы не сказать лишнего и не выдать маленький приз выигравшему от автора.