девачковое
На форуме рассказывают про мемуар какой-то там тридцать пятой подруги артиста Андрея Миронова. В мемуаре написано, что только у нее с Мироновым была любовь, а все остальные казлихи. Которые мужского пола, те тоже казлы, потому что вставляли палки в колеса.
Мне ужасно любопытны всегда такие мемуары. Не в плане почитать их, а в плане логики написательницы.
По-моему, на пути к появлению на свет подобного труда стоят два препятствия, второе из которых должно бы быть абсолютно убийственным, но нет, как-то обходят.
Во-первых, удивительно само стремление "приручить" мужчину-"ходока". Допустим, случится невероятное и он станет верным добродетельным супругом. Но он же тогда перестанет быть тем, в кого укротительница изначально влюбилась! На хрена он ей такой другой сдался? Зачем делать Собакевича из Джеймса Бонда?
А во-вторых, ну хорошо, предположим, что уже всё позади, "мы, оглядываясь, видим лишь руины", героиня нашего романа сидит и романтически вспоминает, как у нее всё прекрасно было с Васенькой и какие все эти другие были казлихи. Окей. Но почему она не понимает, что, если она это напишет, набегут злые злопыхатели и скажут, что всё вранье? Особенно в случае, если она, как та подруга артиста Миронова, сама актриса, она же должна быть человеком очень оглядывающимся на мнение окружающих? Почему не сидеть себе на попе ровно с сокровенным знанием, что только у нее с Васенькой была Настоящая Любовь, не отдавая это знание на поругание толпе казлов и казлих? И мааааленький, совсем уже тайный довесочек к этому рассуждению: еще, не дай Бог, кто-нибудь реально неопровержимо докажет, что Васенька плевать на меня хотел, я ведь этого не переживу.
Блондински рассуждаю, смешно, конечно, воображать себя на месте этой артистки, но я как-то читала про нее и воображала. И мне казалось, что я уж точно не стала бы пытаться приручать дамского угодника, но окей, черт с ним, от сумы и от тюрьмы и всё такое, допустим, я влюбилась до такой потери сознания, что искренне считаю свои с ним отношения Великой Единственной Любовью. Но не могу, хоть убейте, себе представить, что не побоялась бы реакции жестокого света. Вот не могу. Зарекаюсь и всё тут. Сидела бы в уголочке со своей тайной и злорадно хихикала над казлихами, которые живут и не знают.
Мне ужасно любопытны всегда такие мемуары. Не в плане почитать их, а в плане логики написательницы.
По-моему, на пути к появлению на свет подобного труда стоят два препятствия, второе из которых должно бы быть абсолютно убийственным, но нет, как-то обходят.
Во-первых, удивительно само стремление "приручить" мужчину-"ходока". Допустим, случится невероятное и он станет верным добродетельным супругом. Но он же тогда перестанет быть тем, в кого укротительница изначально влюбилась! На хрена он ей такой другой сдался? Зачем делать Собакевича из Джеймса Бонда?
А во-вторых, ну хорошо, предположим, что уже всё позади, "мы, оглядываясь, видим лишь руины", героиня нашего романа сидит и романтически вспоминает, как у нее всё прекрасно было с Васенькой и какие все эти другие были казлихи. Окей. Но почему она не понимает, что, если она это напишет, набегут злые злопыхатели и скажут, что всё вранье? Особенно в случае, если она, как та подруга артиста Миронова, сама актриса, она же должна быть человеком очень оглядывающимся на мнение окружающих? Почему не сидеть себе на попе ровно с сокровенным знанием, что только у нее с Васенькой была Настоящая Любовь, не отдавая это знание на поругание толпе казлов и казлих? И мааааленький, совсем уже тайный довесочек к этому рассуждению: еще, не дай Бог, кто-нибудь реально неопровержимо докажет, что Васенька плевать на меня хотел, я ведь этого не переживу.
Блондински рассуждаю, смешно, конечно, воображать себя на месте этой артистки, но я как-то читала про нее и воображала. И мне казалось, что я уж точно не стала бы пытаться приручать дамского угодника, но окей, черт с ним, от сумы и от тюрьмы и всё такое, допустим, я влюбилась до такой потери сознания, что искренне считаю свои с ним отношения Великой Единственной Любовью. Но не могу, хоть убейте, себе представить, что не побоялась бы реакции жестокого света. Вот не могу. Зарекаюсь и всё тут. Сидела бы в уголочке со своей тайной и злорадно хихикала над казлихами, которые живут и не знают.