(no subject)
О Каине и Авеле
Это довольно странная история.
С виду она кажется совершенно понятной. Многие могли бы соотнести её с чем-то, увиденным в своей собственной жизни или вообразить, что такое могло случиться.
Однако же, вдумаемся: что происходит в истории?
Мы с лёгкостью могли бы себе представить другую: например, люди почитают А. больше, чем К., тогда К. из зависти подбивает А. пойти в безлюдное место и там убивает его. Никто об этом не догадывается, но после каким-то образом всё всплывает наружу. Но всё обстоит иначе.
Никаких людей в истории нет. Их вообще пока что нет, или число их незначительно и они никак не упоминаются. Есть Бог. Бог -- реальность и для А., и для К. Он не где-то за пределами человеческой жизни. С ним можно вступить в личный контакт при помощи жертвоприношения, но и во всякое другое время он незримо присутствует везде. Гарантом того, что жертва хороша и угодна, выступают не люди, а сам Бог. Если бы, по крайней мере, между ними были какие-то посредники, то можно было бы сослаться на то, что К. стремится отнять у А. некоторое привилегированное место, из которого до Бога проще докричаться, но такого посредника нет: в этой истории вообще никого нет, кроме К., А. и Бога. Итак, Бог принимает жертву одного и игнорирует другого (по одному ему ведомой причине). И это служит причиной убийства, но что оно означает? То, что К. каким-то образом пытается отвести Богу глаза, обмануть Его? Или сам акт убийства следует воспринимать как первое человеческое жертвоприношение? Или -- каким бы абсурдным это не казалось -- речь идёт о распре с Богом. О попытке навязать собственную волю воле, управляющей миром. Её абсурдность блистательна: человеческое существо против божественной сущности. Впоследствии нам ещё встретятся персонажи, боровшиеся с Богом и даже Его победившие, но здесь мы имеем дело не просто с борьбой, а с попыткой уничтожить нечто, Богу приятное, отнять у Бога то, что Ему приятно, подставив себя на его место. Такие дерзости только и возможны, что на безлюдной земле. Эту историю совершенно неправильно было бы рассматривать в этических категориях: здесь речи нет о "добре" и "зле", о "сатане" как силе, борющейся с Богом: здесь одна только жажда Бога, принявшая гипертрофированную форму. Бог желается настолько, что само это желание низводит Его волю до чего-то незначительного. Это действие (убийство) одновременно возносит предмет желания на неслыханную высоту и ничтожит его, присваивая.
Это довольно странная история.
С виду она кажется совершенно понятной. Многие могли бы соотнести её с чем-то, увиденным в своей собственной жизни или вообразить, что такое могло случиться.
Однако же, вдумаемся: что происходит в истории?
Мы с лёгкостью могли бы себе представить другую: например, люди почитают А. больше, чем К., тогда К. из зависти подбивает А. пойти в безлюдное место и там убивает его. Никто об этом не догадывается, но после каким-то образом всё всплывает наружу. Но всё обстоит иначе.
Никаких людей в истории нет. Их вообще пока что нет, или число их незначительно и они никак не упоминаются. Есть Бог. Бог -- реальность и для А., и для К. Он не где-то за пределами человеческой жизни. С ним можно вступить в личный контакт при помощи жертвоприношения, но и во всякое другое время он незримо присутствует везде. Гарантом того, что жертва хороша и угодна, выступают не люди, а сам Бог. Если бы, по крайней мере, между ними были какие-то посредники, то можно было бы сослаться на то, что К. стремится отнять у А. некоторое привилегированное место, из которого до Бога проще докричаться, но такого посредника нет: в этой истории вообще никого нет, кроме К., А. и Бога. Итак, Бог принимает жертву одного и игнорирует другого (по одному ему ведомой причине). И это служит причиной убийства, но что оно означает? То, что К. каким-то образом пытается отвести Богу глаза, обмануть Его? Или сам акт убийства следует воспринимать как первое человеческое жертвоприношение? Или -- каким бы абсурдным это не казалось -- речь идёт о распре с Богом. О попытке навязать собственную волю воле, управляющей миром. Её абсурдность блистательна: человеческое существо против божественной сущности. Впоследствии нам ещё встретятся персонажи, боровшиеся с Богом и даже Его победившие, но здесь мы имеем дело не просто с борьбой, а с попыткой уничтожить нечто, Богу приятное, отнять у Бога то, что Ему приятно, подставив себя на его место. Такие дерзости только и возможны, что на безлюдной земле. Эту историю совершенно неправильно было бы рассматривать в этических категориях: здесь речи нет о "добре" и "зле", о "сатане" как силе, борющейся с Богом: здесь одна только жажда Бога, принявшая гипертрофированную форму. Бог желается настолько, что само это желание низводит Его волю до чего-то незначительного. Это действие (убийство) одновременно возносит предмет желания на неслыханную высоту и ничтожит его, присваивая.