Ретроспектива: Макьюэн
Вчера во второй половине дня очень болела спина (наверное простудился, гуляя по лесу без куртки, да еще без резиновых сапог), поэтому решил себе устроить небольшую ретроспективу фильмов по Макьюэну, посмотреть те два фильма, которые еще не смотерл.
Макьюэн - автор моего любимого фильма «Цементный сад», довольно неплохого триллера «Утешение незнакомцев» и более слабого голливудского «Искупления». Вчера посмотрел триллер «Терпеливая любовь», в целом довольно неплохой, и «Невинного», который совершенно не понравился, несмотря на то, что автором сценария был сам Макьюэн (фактически написавший совершенно отдельное произведение, имеющее мало общего с романом), реж. Шлезингер, в ролях Хопкинс и Росселини.
Макьюен умет писать «захватывающе», наверное именно поэтому он востребован в кино, но при этом самые важные вещи не отображаются никак (разве что в «Цементном саду»). А все самое важное происходит как раз в плане языка. Язык довольно простой, почти протокольный, создающий совершенно обериутское отстранение «брать отдельные части этого твердого мира, вводить их в себя через дыру в голове» (есть, если кто не понял). Но при этом протоколируются не вещи, а факты, постоянно разыгрывается дилемма позитивизма. В конечном итоге мы получаем удивительный мир, в котором человек замкнут в систему своих интерпретаций, не печалясь по поводу того, что «это же просто интерпретация, а не мир», но именно такое принятие интерпретации и обеспечивает доступ к миру в небывалых масштабах - когда влюбленные переплетаются руками, в их сплетении «бесконечно много точек соприкосновения». Конечно, такое разрешение дают только особые состояния (например, секс или расчленение трупа), но и в «норме» этих точек сотни или тысячи. Факты обладают способностью сцепляться сами по себе (ведь они - части мира), без некоторой внешней логики, и это, как не удивительно захватывает. В сущности, у Макьюэна нет сюжета, как внешнего повествования, но при этом вполне есть сюжет самих сцеплений фактов, прекрасно производящих в том числе и романтические, и криминальные истории. «Внешние повествования» при этом совершенно не монтируются с потоком фактов и берутся в очень большие кавычки («решил проявить патриотизм» - патриотизм в кавычках решил и проявить), в устах как правило крайне отрицательных персонажей («патриотизм» Отто или Гласса). Большие события, вроде тех, которые описывает Толстой (убить Наполеона, лежать под дубом и смотреть на небо) вообще невозможны в этом мире, если они не конвертируются во множество мелких, при этом совершенно меняя свою суть («подвиг советских воинов-освободителей» при этом превращается в массовые изнасилования девочек, девушек и бабушек). НО чаще всего они не конвертируются никак («перестроить Европу» нельзя превратить в установку полочек в ванной, а Мария никак не может превратиться в «третий рейх») Мысленный эксперимент - а если бы в этом мире появился Гитлер? Никто бы не воскликнул «Мне конец! Это же Гитлер!». Леонард выпил бы с Гитлером пива, и нашел бы его славным парнем, а у Марии вызвала бы симпатия сексуальная девственность Гитлера. Фильм Шлезингера как раз отвратителен тем, что он весь построен как раз на таких корреляциях больших и малых событий (в сценарии даже придумали встречу Леонарда и Марии на фоне сноса Стены).
Кстати, это довольно прикольно, делать ретроспективы по принципу писателей и одновременно читать их.
Вопрос: А ретроспективу кого из писателей устроили бы вы (современных или необычных, потому что ретроспективы, скажем, по Достоевскому, проходят регулярно)?
Макьюэн - автор моего любимого фильма «Цементный сад», довольно неплохого триллера «Утешение незнакомцев» и более слабого голливудского «Искупления». Вчера посмотрел триллер «Терпеливая любовь», в целом довольно неплохой, и «Невинного», который совершенно не понравился, несмотря на то, что автором сценария был сам Макьюэн (фактически написавший совершенно отдельное произведение, имеющее мало общего с романом), реж. Шлезингер, в ролях Хопкинс и Росселини.
Макьюен умет писать «захватывающе», наверное именно поэтому он востребован в кино, но при этом самые важные вещи не отображаются никак (разве что в «Цементном саду»). А все самое важное происходит как раз в плане языка. Язык довольно простой, почти протокольный, создающий совершенно обериутское отстранение «брать отдельные части этого твердого мира, вводить их в себя через дыру в голове» (есть, если кто не понял). Но при этом протоколируются не вещи, а факты, постоянно разыгрывается дилемма позитивизма. В конечном итоге мы получаем удивительный мир, в котором человек замкнут в систему своих интерпретаций, не печалясь по поводу того, что «это же просто интерпретация, а не мир», но именно такое принятие интерпретации и обеспечивает доступ к миру в небывалых масштабах - когда влюбленные переплетаются руками, в их сплетении «бесконечно много точек соприкосновения». Конечно, такое разрешение дают только особые состояния (например, секс или расчленение трупа), но и в «норме» этих точек сотни или тысячи. Факты обладают способностью сцепляться сами по себе (ведь они - части мира), без некоторой внешней логики, и это, как не удивительно захватывает. В сущности, у Макьюэна нет сюжета, как внешнего повествования, но при этом вполне есть сюжет самих сцеплений фактов, прекрасно производящих в том числе и романтические, и криминальные истории. «Внешние повествования» при этом совершенно не монтируются с потоком фактов и берутся в очень большие кавычки («решил проявить патриотизм» - патриотизм в кавычках решил и проявить), в устах как правило крайне отрицательных персонажей («патриотизм» Отто или Гласса). Большие события, вроде тех, которые описывает Толстой (убить Наполеона, лежать под дубом и смотреть на небо) вообще невозможны в этом мире, если они не конвертируются во множество мелких, при этом совершенно меняя свою суть («подвиг советских воинов-освободителей» при этом превращается в массовые изнасилования девочек, девушек и бабушек). НО чаще всего они не конвертируются никак («перестроить Европу» нельзя превратить в установку полочек в ванной, а Мария никак не может превратиться в «третий рейх») Мысленный эксперимент - а если бы в этом мире появился Гитлер? Никто бы не воскликнул «Мне конец! Это же Гитлер!». Леонард выпил бы с Гитлером пива, и нашел бы его славным парнем, а у Марии вызвала бы симпатия сексуальная девственность Гитлера. Фильм Шлезингера как раз отвратителен тем, что он весь построен как раз на таких корреляциях больших и малых событий (в сценарии даже придумали встречу Леонарда и Марии на фоне сноса Стены).
Кстати, это довольно прикольно, делать ретроспективы по принципу писателей и одновременно читать их.
Вопрос: А ретроспективу кого из писателей устроили бы вы (современных или необычных, потому что ретроспективы, скажем, по Достоевскому, проходят регулярно)?