СНежное
Еще 31 декабря сочинился у меня маленький новогодний рассказик, но вывесить решилась только сейчас. Даже не столько из желания поделиться с почтенной публикой, сколько просто жалко, если пропадет, а то ведь написан на клочках каких-то как всегда, выкинут и не заметят...
- Пойдем, пойдем, красавица моя, уже совсем немного осталось, сейчас будем дома. Ну что же ты?! Пойдем, чайку попьем, а можно и водочки. Или коньячку? У меня хороший коньячок есть, "Московский". Что ж ты упираешься? Экая упрямая, колючка! Прямо бросил бы тебя, да жалко, уж больно ты красивая. А уж если нарядить тебя как следует - просто царица будешь. Ты мне напоминаешь одну мою давнюю знакомую, тоже с характером была, упрямая, ух! Ты ей слово, а она тебе десять и все поперек. А я любил ее, уж так любил, просто слов нет. Замуж звал, так ведь не пошла, зараза. Еще и смеялась надо мной! Ну, я плюнул и женился на другой, тихой, покладистой. Только скучно мне с ней было - хоть волком вой, такая тоска. Все ту вспоминал, заразу. Как увижу ее где-нибудь, просто сам не свой становлюсь, так и тянет напиться. А жена-то моя, тихая-тихая, да и то в конце концов надоел я ей хуже горькой редьки, и ушла она от меня, на развод подала и размена квартиры потребовала. Вот так я на бобах и остался... Да, давно дело было, а все как будто вчера, так и стоит перед глазами. Как видел-то я ее в последний раз, не жену, а ту, другую, ведь какая красавица была, эх... Во Францию уехала, и все у нее хорошо, ну, и ладно, и дай ей Бог, а ведь как я ее любил! И она меня любила, точно тебе говорю. Вот как виделись-то мы в последний раз, так она и сказала, что любит. И всегда любила. И что уезжает. А я дурак был, дурааак, даже не попытался ее удержать, отговорить. Я тогда еще женат был и все думал, что скоро забуду ее, не буду больше видеть и - легко. Нет, не забыл. И уже, наверное, не забуду. Эх, дурак!.. А ведь мог же удержать, хоть попробовать, может и получилось бы у нас что-нибудь? Да, видно, не суждено нам было вместе быть, понимаешь, судьба у нас такая, индейка...
Так он шел и все говорил, говорил, таща за собой свою колючую зеленую спутницу, которая поминутно цеплялась нижними лапами за сугробы, вызывая неудовольствие старого пьяницы. А вместе с ними шел снег. Огромные хлопья летели, летели со всех сторон, а потом, устав кружиться, ложились на землю, на деревья, на редких прохожих, на шапку и пальто старика и на лапы славной, но немного своенравной елочки, которую он тащил домой вечером 31 декабря.
- Пойдем, пойдем, красавица моя, уже совсем немного осталось, сейчас будем дома. Ну что же ты?! Пойдем, чайку попьем, а можно и водочки. Или коньячку? У меня хороший коньячок есть, "Московский". Что ж ты упираешься? Экая упрямая, колючка! Прямо бросил бы тебя, да жалко, уж больно ты красивая. А уж если нарядить тебя как следует - просто царица будешь. Ты мне напоминаешь одну мою давнюю знакомую, тоже с характером была, упрямая, ух! Ты ей слово, а она тебе десять и все поперек. А я любил ее, уж так любил, просто слов нет. Замуж звал, так ведь не пошла, зараза. Еще и смеялась надо мной! Ну, я плюнул и женился на другой, тихой, покладистой. Только скучно мне с ней было - хоть волком вой, такая тоска. Все ту вспоминал, заразу. Как увижу ее где-нибудь, просто сам не свой становлюсь, так и тянет напиться. А жена-то моя, тихая-тихая, да и то в конце концов надоел я ей хуже горькой редьки, и ушла она от меня, на развод подала и размена квартиры потребовала. Вот так я на бобах и остался... Да, давно дело было, а все как будто вчера, так и стоит перед глазами. Как видел-то я ее в последний раз, не жену, а ту, другую, ведь какая красавица была, эх... Во Францию уехала, и все у нее хорошо, ну, и ладно, и дай ей Бог, а ведь как я ее любил! И она меня любила, точно тебе говорю. Вот как виделись-то мы в последний раз, так она и сказала, что любит. И всегда любила. И что уезжает. А я дурак был, дурааак, даже не попытался ее удержать, отговорить. Я тогда еще женат был и все думал, что скоро забуду ее, не буду больше видеть и - легко. Нет, не забыл. И уже, наверное, не забуду. Эх, дурак!.. А ведь мог же удержать, хоть попробовать, может и получилось бы у нас что-нибудь? Да, видно, не суждено нам было вместе быть, понимаешь, судьба у нас такая, индейка...
Так он шел и все говорил, говорил, таща за собой свою колючую зеленую спутницу, которая поминутно цеплялась нижними лапами за сугробы, вызывая неудовольствие старого пьяницы. А вместе с ними шел снег. Огромные хлопья летели, летели со всех сторон, а потом, устав кружиться, ложились на землю, на деревья, на редких прохожих, на шапку и пальто старика и на лапы славной, но немного своенравной елочки, которую он тащил домой вечером 31 декабря.