"Почему я не могу расстаться с тобой?" Или о сложностях, которые затягивают процесс расставания
Оригинал взят у ameli39 в " Почему я не могу расстаться с тобой?" Или о сложностях, которые затягивают процесс расставания
"Наибольшие сложности в расставании обнаруживаются у тех людей, которые испытывают дефицит признания и любви в жизни." ( из статьи)
Хочу представить вашему вниманию интересный взгляд гештальт подхода на факторы, которые могут блокировать расставание двух людей после завершения значимых для них отношений.
"Постконтакт вообще и расставание как его частный феномен не часто находят отражение в современной психотерапевтической и психологической литературе. В данной работе я рассмотрю лишь один аспект этой важной проблемы, а именно - феноменологию сложностей, возникающих при расставании двух и более людей по завершении значимых для них отношений (например, при окончании терапии). В этой точке мы можем столкнуться с ожесточенным сопротивлением, проявляющимся в невозможности расстаться, обесценивании значимости отношений или некоторых других нарушениях творческого приспособления. Расставание зачастую приобретает длительный тягостный хронифицированный характер, а новый опыт, полученный в отношениях, не может быть ассимилирован в self. Дальнейшее изложение выступает попыткой раскрыть природу осложнений, возникающих в постконтакте при расставании.
«Стокгольмский синдром». Процесс расставания может быть осложнен посредством возникновения следующего комплексного феномена, предполагающего противоречие двух его составляющих. С одной стороны, у людей, с которыми индивид расстается, остаются в «заложниках» его чувства и переживания, приобретшие особую ценность и принадлежащие уже границе контакта со средой. С другой стороны, среда становится свидетелем переживаний индивида, связанных не только с радостью, но и со стыдом. При этом среда зачастую превращается в объект агрессии со стороны индивида как ненужный свидетель. Так, столкновение этих двух аспектов одного и того же феномена рождает противоречие - тех, кого следует уничтожить, необходимо сохранить, так как вместе с ними погибнет нечто ценное. Невротически данное противоречие разрешается 2 основными способами: «уничтожением среды» (что может проявляться при расставании обесцениванием контакта и его результатов) или созданием симбиоза со средой и, как следствие, невозможность расстаться (по аналогии со «стокгольмским синдромом»). Продуктивный же способ соответствует способности к творческому приспособлению и предполагает естественный процесс переживания всех чувств, возникающих на этом этапе и в течение всего цикла контакта. Остановленные же чувства и эмоции хронифицируют постконтакт.
Постконтактный эготизм. Еще одна сложность в расставании заключена в эготической тенденции в конце цикла контакта. Завершенный гештальт, хотя и предполагающий красивую форму - в некотором смысле мертвый, утрачивающий свою мотивирующую и жизненную силу. «Расставание - маленькая смерть», - кажется, так поется в популярной песне. Тревога, релевантная смерти, актуализированная при расставании, может быть мгновенно купирована ее отрицанием (в некотором смысле этот механизм коренится в иллюзии всемогущества и бессмертия). Наиболее употребляемые фразы при расставании - «Мы еще обязательно встретимся!», «До скорого!», «Пиши!» и т.д. - поддерживают этот механизм. При этом расстающиеся обмениваются адресами и телефонами, которыми, по большей части, никогда не воспользуются. Но таким путем удается сохранить лишь иллюзию, что расставание не окончательно. Эготизм в конце цикла, предполагающем расставание, препятствует возникновению боли утраты. Поэтому, чем более ценен контакт со средой, тем зачастую сложнее с ней расстаться. Для поддержки переживания расставания, на мой взгляд, необходимо принять идею о неизбежности «смерти». Иллюзия «бессмертия» в этом случае сильно осложняет этот процесс. Кстати говоря, по всей видимости, этот тезис имеет также значение не только для процесса расставания, но и жизни в целом.
Предвосхищение одиночества. Расставание - процесс, связанный с сепарацией, поэтому оно всегда связано с предвосхищением одиночества, что зачастую и вызывает тревогу. Этот феномен, однако, не исключает и одновременное стремление к одиночеству, дополняя боль и тревогу радостью и благодарностью. Кроме того, сложности при расставании имеют отношение не только (а может быть и не столько) к страху утраты других людей, но и к предвосхищению боли утраты контекста. Ведь при этом «умирают» не только отношения со средой, но и контекст, в котором эти отношения развивались и который, как известно, определяет смысл и значение содержания этих отношений и его результатов. Именно поэтому после возвращения с отдыха или после какого-либо важного события грусть и печаль часто связаны не с конкретными людьми, а с контекстом. Способность переживать боль и печаль в этом случае в процессе расставания является благоприятным фактором творческого приспособления и естественного завершения цикла отношений.
Угроза экзистенциального вакуума. Еще одна сложность, возникающая в процессе расставания, связана с экзистенциальной проблемой бытия. Думаю, что одним из базовых оснований веры в собственное существование субъекта является соответствующее подтверждение со стороны среды. Я знаю, что существую постольку, поскольку мне об этом сообщают (вербально или нет) окружающие меня люди. Особенно важное значение этот феномен имеет на ранних этапах онтогенеза, но также оказывает влияние на сегодняшнюю жизнь и деятельность. Если представить на минуту, что окружающие перестали меня видеть, смотрят сквозь меня, ведут себя так, как будто меня нет и т.д., очень скоро возникнет тревога, перерастающая в ужас. Думаю, именно поэтому, у многих людей, оказавшихся в длительном тотальном одиночестве, через некоторое время развиваются тяжелые психические нарушения. Может быть и правда, нас не существует, а «знание» о существовании имеет лишь иллюзорную природу? Self - это лишь феномен поля, кстати говоря, по своей природе изменчивого. Тем не менее, сбалансированный процесс self предохраняет индивида от сумасшествия. Возвращаясь к теме статьи, следует отметить, что расставание неизбежно связано с утратой контекста поля, который верифицирует изменения, происходящие в self. Таким образом, изменившееся в результате терапии (или какого-либо процесса другой природы) self (как фигура в поле) оказывается перед лицом угрозы утраты фона, определяющего его значение. При этом сопротивление расставанию обратно пропорционально количеству и интенсивности контекстов в жизни человека, определяющих смысл и значение его self. Другими словами, наибольшие сложности в расставании обнаруживаются у тех людей, которые испытывают дефицит признания и любви в жизни.
Стремление «улучшить отношения». Одна из самых больших сложностей в процессе расставания связана с актуализацией типичного ценностного представления о необходимости в жизни хороших отношений с другими людьми. Несмотря на всю наивность этой идеи, она оказывает значительное влияние на поведение индивида в целом, и на процесс расставания, в частности. Думаю, что многие сложности в жизни, в том числе и в отношениях с другими людьми, возникают от сильного желания улучшить эти отношения, что часто вызывает тревогу. Особенно явно эта тревога может быть актуализирована в процессе расставания - отношения уже завершаются, еще не став совершенными, и другой может унести в своем сердце обиду, раздражение, злость, отвращение и т.д. Как же в этом случае не тревожиться? Процесс же «улучшения отношений», запущенный этой тревогой, не дает возможности переживать процесс расставания. Таким образом, зачастую завершение отношений превращается в утомительную и иногда отвратительную для обеих сторон попытку «расстаться красиво». Причем, чем сильнее выражена эта невротическая тенденция, тем сложнее ее реализовать. Процесс прощания можно было бы значительно облегчить, если понять, что отношения невозможно улучшить или ухудшить, поставив соответствующую цель. Управлению подлежит, на мой взгляд, лишь качество контакта, при этом важно лишь давать себе возможность переживания отношений. Только в этом случае появляется возможность оставаться собой и позволять это другому. Задача же завершения отношений при этом трансформируется в процесс его переживания, где появляется, наконец, место благодарности. Итак, важны не качественные характеристики отношений как самоценность, а их констатация и переживание.
Значение отвращения. Одной из наиболее важных задач постконтакта является ассимиляция впечатлений в целях трансформации их в новый опыт. При этом большое значение имеют, как возможность принять полезное, так и способность отвергнуть ненужное или даже вредное. Особое место здесь занимает способность к отвращению. Если способность к отвращению нарушена, тяжелые «непереваренные» остатки «ментальной пищи» камнем ложатся на дно «психического желудка», вызывая часто «психологическое отравление». Процесс же расставания предполагает переживание, на которое в этом случае не остается сил. Поскольку «срыгивание», известное нам еще с младенчества, является более адекватным и менее болезненным, чем «промывание желудка», стоит восстанавливать способность к отвращению, в том числе и в процессе расставания. В этом случае ненужный балласт в виде формирующихся интроектов, индуцированных в процессе отношений желаний, возникших в результате нарушения границ эмоций, чувств и т.д. может быть отвергнут, а процесс переживания постконтакта освобожден. Стоит упомянуть и об обратной тенденции, характеризующей способность к отвращению. Руководствуясь тревогой и страхом новых впечатлений, зачастую можно отвергнуть их значение или вообще обесценить отношения, в которых они появились.
В заключение несколько слов относительно последствий прерванного процесса расставания. Незавершенный гештальт, по-прежнему, обладает мотивирующей силой, стремясь к завершению. Однако здесь возникает сложность, относящаяся к контексту. В будущем человек все же стремится завершить цикл контакта, но контекст поля уже изменился. Поэтому прежние (относящиеся к старому контексту) способы организации контакта уже не могут выполнить эту задачу, провоцируя избегание контактов со средой. Так, два человека, связанные ранее совместным контекстом, не завершив локальный цикл отношений, стремятся избегать встречи, переходя, например, на другую сторону улицы или лишь формально приветствуя друг друга. Итак, если не удалось расстаться, тогда очень трудно встретиться вновь. Имеет место, кроме того, и обратный феномен - если не удалось встретиться, то и расстаться невозможно. Так замыкается порочный круг нарушенного творческого приспособления.
Расставание, завершение отношений, равно как и любые другие феномены отношений, возможны лишь в контакте. Если же человеку не удалось организовать свою жизнь на границе контакта со средой, то встреча не может произойти, и расставание в этом случае утрачивает свой смысл, превращаясь зачастую в формальность или фарс. Чувства же, актуализированные при таком расставании не выполняют функции завершения ситуации, поскольку размещаются вне контекста. Выходом из этой хронической ситуации выступает принятие идеи, что кроме контакта не существует ничего. Вне контакта не существует нас, вне контакта не существует отношений, вне контакта не существует никакой другой психической реальности. Наша жизнь - это феномен контакта, существующего в данный момент в поле, а личность - способ организации этого контакта. Внимательное отношение и чувствительность к проявлениям нашего контакта - необходимое условие творческого приспособления и, как следствие, психологического комфорта.
автор : гештальттерапевт Игорь Погодин.
"Наибольшие сложности в расставании обнаруживаются у тех людей, которые испытывают дефицит признания и любви в жизни." ( из статьи)
Хочу представить вашему вниманию интересный взгляд гештальт подхода на факторы, которые могут блокировать расставание двух людей после завершения значимых для них отношений.
"Постконтакт вообще и расставание как его частный феномен не часто находят отражение в современной психотерапевтической и психологической литературе. В данной работе я рассмотрю лишь один аспект этой важной проблемы, а именно - феноменологию сложностей, возникающих при расставании двух и более людей по завершении значимых для них отношений (например, при окончании терапии). В этой точке мы можем столкнуться с ожесточенным сопротивлением, проявляющимся в невозможности расстаться, обесценивании значимости отношений или некоторых других нарушениях творческого приспособления. Расставание зачастую приобретает длительный тягостный хронифицированный характер, а новый опыт, полученный в отношениях, не может быть ассимилирован в self. Дальнейшее изложение выступает попыткой раскрыть природу осложнений, возникающих в постконтакте при расставании.
«Стокгольмский синдром». Процесс расставания может быть осложнен посредством возникновения следующего комплексного феномена, предполагающего противоречие двух его составляющих. С одной стороны, у людей, с которыми индивид расстается, остаются в «заложниках» его чувства и переживания, приобретшие особую ценность и принадлежащие уже границе контакта со средой. С другой стороны, среда становится свидетелем переживаний индивида, связанных не только с радостью, но и со стыдом. При этом среда зачастую превращается в объект агрессии со стороны индивида как ненужный свидетель. Так, столкновение этих двух аспектов одного и того же феномена рождает противоречие - тех, кого следует уничтожить, необходимо сохранить, так как вместе с ними погибнет нечто ценное. Невротически данное противоречие разрешается 2 основными способами: «уничтожением среды» (что может проявляться при расставании обесцениванием контакта и его результатов) или созданием симбиоза со средой и, как следствие, невозможность расстаться (по аналогии со «стокгольмским синдромом»). Продуктивный же способ соответствует способности к творческому приспособлению и предполагает естественный процесс переживания всех чувств, возникающих на этом этапе и в течение всего цикла контакта. Остановленные же чувства и эмоции хронифицируют постконтакт.
Постконтактный эготизм. Еще одна сложность в расставании заключена в эготической тенденции в конце цикла контакта. Завершенный гештальт, хотя и предполагающий красивую форму - в некотором смысле мертвый, утрачивающий свою мотивирующую и жизненную силу. «Расставание - маленькая смерть», - кажется, так поется в популярной песне. Тревога, релевантная смерти, актуализированная при расставании, может быть мгновенно купирована ее отрицанием (в некотором смысле этот механизм коренится в иллюзии всемогущества и бессмертия). Наиболее употребляемые фразы при расставании - «Мы еще обязательно встретимся!», «До скорого!», «Пиши!» и т.д. - поддерживают этот механизм. При этом расстающиеся обмениваются адресами и телефонами, которыми, по большей части, никогда не воспользуются. Но таким путем удается сохранить лишь иллюзию, что расставание не окончательно. Эготизм в конце цикла, предполагающем расставание, препятствует возникновению боли утраты. Поэтому, чем более ценен контакт со средой, тем зачастую сложнее с ней расстаться. Для поддержки переживания расставания, на мой взгляд, необходимо принять идею о неизбежности «смерти». Иллюзия «бессмертия» в этом случае сильно осложняет этот процесс. Кстати говоря, по всей видимости, этот тезис имеет также значение не только для процесса расставания, но и жизни в целом.
Предвосхищение одиночества. Расставание - процесс, связанный с сепарацией, поэтому оно всегда связано с предвосхищением одиночества, что зачастую и вызывает тревогу. Этот феномен, однако, не исключает и одновременное стремление к одиночеству, дополняя боль и тревогу радостью и благодарностью. Кроме того, сложности при расставании имеют отношение не только (а может быть и не столько) к страху утраты других людей, но и к предвосхищению боли утраты контекста. Ведь при этом «умирают» не только отношения со средой, но и контекст, в котором эти отношения развивались и который, как известно, определяет смысл и значение содержания этих отношений и его результатов. Именно поэтому после возвращения с отдыха или после какого-либо важного события грусть и печаль часто связаны не с конкретными людьми, а с контекстом. Способность переживать боль и печаль в этом случае в процессе расставания является благоприятным фактором творческого приспособления и естественного завершения цикла отношений.
Угроза экзистенциального вакуума. Еще одна сложность, возникающая в процессе расставания, связана с экзистенциальной проблемой бытия. Думаю, что одним из базовых оснований веры в собственное существование субъекта является соответствующее подтверждение со стороны среды. Я знаю, что существую постольку, поскольку мне об этом сообщают (вербально или нет) окружающие меня люди. Особенно важное значение этот феномен имеет на ранних этапах онтогенеза, но также оказывает влияние на сегодняшнюю жизнь и деятельность. Если представить на минуту, что окружающие перестали меня видеть, смотрят сквозь меня, ведут себя так, как будто меня нет и т.д., очень скоро возникнет тревога, перерастающая в ужас. Думаю, именно поэтому, у многих людей, оказавшихся в длительном тотальном одиночестве, через некоторое время развиваются тяжелые психические нарушения. Может быть и правда, нас не существует, а «знание» о существовании имеет лишь иллюзорную природу? Self - это лишь феномен поля, кстати говоря, по своей природе изменчивого. Тем не менее, сбалансированный процесс self предохраняет индивида от сумасшествия. Возвращаясь к теме статьи, следует отметить, что расставание неизбежно связано с утратой контекста поля, который верифицирует изменения, происходящие в self. Таким образом, изменившееся в результате терапии (или какого-либо процесса другой природы) self (как фигура в поле) оказывается перед лицом угрозы утраты фона, определяющего его значение. При этом сопротивление расставанию обратно пропорционально количеству и интенсивности контекстов в жизни человека, определяющих смысл и значение его self. Другими словами, наибольшие сложности в расставании обнаруживаются у тех людей, которые испытывают дефицит признания и любви в жизни.
Стремление «улучшить отношения». Одна из самых больших сложностей в процессе расставания связана с актуализацией типичного ценностного представления о необходимости в жизни хороших отношений с другими людьми. Несмотря на всю наивность этой идеи, она оказывает значительное влияние на поведение индивида в целом, и на процесс расставания, в частности. Думаю, что многие сложности в жизни, в том числе и в отношениях с другими людьми, возникают от сильного желания улучшить эти отношения, что часто вызывает тревогу. Особенно явно эта тревога может быть актуализирована в процессе расставания - отношения уже завершаются, еще не став совершенными, и другой может унести в своем сердце обиду, раздражение, злость, отвращение и т.д. Как же в этом случае не тревожиться? Процесс же «улучшения отношений», запущенный этой тревогой, не дает возможности переживать процесс расставания. Таким образом, зачастую завершение отношений превращается в утомительную и иногда отвратительную для обеих сторон попытку «расстаться красиво». Причем, чем сильнее выражена эта невротическая тенденция, тем сложнее ее реализовать. Процесс прощания можно было бы значительно облегчить, если понять, что отношения невозможно улучшить или ухудшить, поставив соответствующую цель. Управлению подлежит, на мой взгляд, лишь качество контакта, при этом важно лишь давать себе возможность переживания отношений. Только в этом случае появляется возможность оставаться собой и позволять это другому. Задача же завершения отношений при этом трансформируется в процесс его переживания, где появляется, наконец, место благодарности. Итак, важны не качественные характеристики отношений как самоценность, а их констатация и переживание.
Значение отвращения. Одной из наиболее важных задач постконтакта является ассимиляция впечатлений в целях трансформации их в новый опыт. При этом большое значение имеют, как возможность принять полезное, так и способность отвергнуть ненужное или даже вредное. Особое место здесь занимает способность к отвращению. Если способность к отвращению нарушена, тяжелые «непереваренные» остатки «ментальной пищи» камнем ложатся на дно «психического желудка», вызывая часто «психологическое отравление». Процесс же расставания предполагает переживание, на которое в этом случае не остается сил. Поскольку «срыгивание», известное нам еще с младенчества, является более адекватным и менее болезненным, чем «промывание желудка», стоит восстанавливать способность к отвращению, в том числе и в процессе расставания. В этом случае ненужный балласт в виде формирующихся интроектов, индуцированных в процессе отношений желаний, возникших в результате нарушения границ эмоций, чувств и т.д. может быть отвергнут, а процесс переживания постконтакта освобожден. Стоит упомянуть и об обратной тенденции, характеризующей способность к отвращению. Руководствуясь тревогой и страхом новых впечатлений, зачастую можно отвергнуть их значение или вообще обесценить отношения, в которых они появились.
В заключение несколько слов относительно последствий прерванного процесса расставания. Незавершенный гештальт, по-прежнему, обладает мотивирующей силой, стремясь к завершению. Однако здесь возникает сложность, относящаяся к контексту. В будущем человек все же стремится завершить цикл контакта, но контекст поля уже изменился. Поэтому прежние (относящиеся к старому контексту) способы организации контакта уже не могут выполнить эту задачу, провоцируя избегание контактов со средой. Так, два человека, связанные ранее совместным контекстом, не завершив локальный цикл отношений, стремятся избегать встречи, переходя, например, на другую сторону улицы или лишь формально приветствуя друг друга. Итак, если не удалось расстаться, тогда очень трудно встретиться вновь. Имеет место, кроме того, и обратный феномен - если не удалось встретиться, то и расстаться невозможно. Так замыкается порочный круг нарушенного творческого приспособления.
Расставание, завершение отношений, равно как и любые другие феномены отношений, возможны лишь в контакте. Если же человеку не удалось организовать свою жизнь на границе контакта со средой, то встреча не может произойти, и расставание в этом случае утрачивает свой смысл, превращаясь зачастую в формальность или фарс. Чувства же, актуализированные при таком расставании не выполняют функции завершения ситуации, поскольку размещаются вне контекста. Выходом из этой хронической ситуации выступает принятие идеи, что кроме контакта не существует ничего. Вне контакта не существует нас, вне контакта не существует отношений, вне контакта не существует никакой другой психической реальности. Наша жизнь - это феномен контакта, существующего в данный момент в поле, а личность - способ организации этого контакта. Внимательное отношение и чувствительность к проявлениям нашего контакта - необходимое условие творческого приспособления и, как следствие, психологического комфорта.
автор : гештальттерапевт Игорь Погодин.