Если не Бовари, то - "Что делать?"
Так получилось, что обе книги, которые мы готовили к очередному литературному клубу (Н.Г. Чернышевский, «Что делать?» и Г. Флобер «Мадам Бовари»), коснулись меня лично и как-то обе сразу.
Поэтому я как бы лично встретилась и с героиней Флобера Эммой и с Верой Павловной из романа Чернышевского.
Вы спросите, ну, что тут может быть личного? Одна из героинь - это представитель «новых людей», женщина, которая никогда не жила для себя и заботилась всегда о других и о деле, тоже начатом для других людей. Ни в коей мере не могу сравнить себя с ней, хотя она мне представляется прекрасной женщиной.
Вторая - это человек, который всю жизнь прожил в рабстве - своих страстей, запросов, иллюзий. Сознательно не хочу подчеркивать ее женственность и упирать на то, что, мол, вот слабая духом женщина - и это, мол, вполне естественно, хотя и неправильно. В этом смысле она ничем не хуже прочих героев того же романа - просто она самый яркий и концентрированный из всех героев, самый большой раб самых больших иллюзий.
В этой женщине я увидела себя и увидела стремление спрятать за иллюзиями необходимость жить повседневной, рутинной жизнью. Ничего уникального в этой ситуации лично для себя не вижу. Просто ее побуждения настолько подробно описаны автором, что это находит отклик в собственной душе.
По этому поводу можно было бы много написать - сравнить двух женщин и показать аморальность одной и правильность другой. Найти оправдание для Эммы и посетовать на нереалистичность Веры Павловны. Но это ведь может сделать любой читатель сам.
Меня же интересует такой аспект как итог. Чем его измерить? Личными приобретениями или общественным благом? Наверное, важно и то и другое.
Просто напишу, как я это вижу. Эмма ни дня и ни минуты не была счастлива. Что бы она ни шептала и ни писала своим любовникам, это было только желание счастья. Вспомните сцену, когда она лежит и мечтает о побеге с Рудольфом. Разве так лежать и мечтать - это счастье? А ее свидания с Леоном, когда она, как сказано у Флобера, уже заранее предчувствовала, что страсть ее не будет удовлетворена. Простите, но мне это напоминает...адские муки.
Я не наивна, потому что знаю, как и мадам Бовари: утрата иллюзий всегда сопровождается душевной болью. Возможно, душевная боль от разрушения иллюзий самая сильная. Потому что за иллюзии некого винить, кроме себя.
Не пытаясь осуждать героиню с точки зрения моральных принципов, хочу подчеркнуть, что самое страшное в ее ситуации - это страдание, не имеющее границ и совершенно безнадежное. И она это знает, но все равно себя ведет в ад. Мне больно и обидно, что человек так поступает с собой - и именно в этом я вижу самое страшное ее преступление. Это какое-то безбожное самоистязание. И так ли уж виноваты мужчины (трусы, сухари и эгоисты)? Или обстоятельства (нет денег на Париж)?
А где ж тогда счастье? В семье аптекаря Омэ? Или в семье родителей Шарля? Или, может быть, священник счастлив? А может, Рудольф? Не спорю, все они - цельные личности, возможно, кроме Шарля. Но они так косны и неинтересны сами по себе, их жизнь показана такой скучной, что если бы не Эмма... Стоили ли бы они вообще хоть какого-то упоминания?
Так вот, счастья там нет, в том жизненном пространстве, которое предлагает нам роман Флобера. Я его не увидела, как и любви. Единственный, кто любил - наверное, Шарль. Но что это была за любовь, которая не зажгла ни одного огня в душе любимого человека? Как это возможно? Не могу понять, в чем причина. Но если любовь - это Шарль, то все еще печальнее, чем можно было подумать.
Так вот счастье я увидела именно у Веры Павловны. И счастье, и любовь, и свет и будущее. И, находясь на перепутье, вижу для себя выход только в том пути, которым идет героиня «Что делать?» Громко сказано, но это выбор в пользу жизни. И здесь вспоминается самоотречение Катюши Масловой из «Воскресенья», которая дает свободу любимому человеку и только тогда сама становится человеком.