Уильям Черчилль: вашингтонская любовь Деспины Давидович
Начала переводить материалы по Деспине Давидович. Переводчица из меня, прямо скажем, неважная, и многие особо закрученные фразы нередко ставят меня в тупик. Но если я не начну сейчас, то есть риск, что не начну никогда - в ожидании, когда мой английский станет совершенным.
И начать я решила с книги Джозефа Теро «Уильям Черчилль: разломанная жизнь». Эта книга в 1995 году печаталась в журнале «The Hawaiian Journal of History», и я давно её искала.
Речь в ней идёт о некоем человека - Уильяме Черчилле, который прожил довольно интересную жизнь. И мне было бы интересно перевести всю посвящённую ему книгу - тем более, что Деспина Давидович косвенным образом оказалась замешана в его смерти... А поскольку, по моему мнению, я была Деспиной в прошлой жизни, то ответственность за произошедшее лежит и на моей карме, уж простите мне подобную метафизику.
Мне интересна жизнь Уильяма Черчилля, я нахожу в своей настоящей жизни некоторые из преследовавших его неудач, и связываю это со своим безответственным поведением «в шкуре» Деспины Давидович... Как расплату.
И потому я чувствую странную ответственность за судьбу и историю этого человека. И надеюсь, однажды я переведу всю книгу целиком - ведь в ней всего 28 страниц! Но пока моих сил хватает не на многое, и я приведу только ту часть истории, которая касается моей героини.
Ну, и вступление. Раз уж я его всё равно в творческом запале перевела, то пусть будет и вступление.
Итак...
Джозеф Теро. Уильям Черчилль: разломанная жизнь
Высокий худой человек, с бородой и в очках, гулял по улицам Чарльстона, в Южной Калифорнии. Его чёрный диагональный костюм спустя восемь дней скитаний испускал неприятный запах. Сам он помнил только то, что был на корабле... И больше ничего. Витрины магазинов и вывески не были знакомы ему, ни одно лицо не оборачивалось ему вслед с любопытством. У него не было при себе ни денег, ни документов.
Дорога привела его к книжному магазину. Вывеска гласила: «Hammond’s». Книги были знакомы ему. Он их писал? Переплетал их? Продавал? Он не знал, но вошёл в магазин. На стойке лежал экземпляр «New York Times» от 31 марта 1898 года. Заголовок притянул его взгляд.
«Потерялся Уильям Черчилль. Высказываются опасения, что бывший генеральный консул Самоа покончил с собой»
История описывала «известного журнального автора» и «бывшего генерального консула Соединённых Штатов в Самоа», который покинул свой бруклинский дом в понедельник, отправившись на поиски работы. В ночь до этого он пытался «свести счёты с жизнью посредством настойки опия». Его жена тогда «удержала его».
История заканчивалась так: «Было разослано обычное тревожное предупреждение по поводу пропажи человека. Он был описан как некто, ростом 6 футов 2 дюйма, с русой бородой, к моменту выхода из дома носивший чёрный диагональный костюм и очки».
Этим портретом 18 июня 1896 года газета «Pacific Commercial Advertiser» проиллюстрировала статью о назначении Уильяма Черчилля на пост консула США в Самоа. Здесь Уильяму примерно 36-38 лет. Деспина Давидович - ещё совсем малышка, она родилась в Константинополе всего полтора года назад, и никто пока не знает, какой она станет красавицей, и какой яркий жизненный путь ей предстоит пройти.
Мужчина обратился к продавцу за прилавком и спросил, какое сегодня число. Было 4 апреля. Увидев газету в его руке, продавец указал на более свежий выпуск, от 2 апреля. Изучив его содержимое, мужчина нашёл другую статью, под заголовком «Исчезновение Уильяма Черчилля». Статья описывала подозрения миссис Черчилль касательно того, что её муж «был заманен врагами», продавцами кокосов из Самоа «с целью покончить с ним».
Бородатый мужчина спросил продавца, знает ли он доктора. Продавец указал ему ещё одного посетителя в магазине, увлечённого просмотром книг.
«Хочу рассказать вам о моём случае,- сказал бородатый. - Думаю, что я и есть Уильям Черчилль».
Прежде, чем он зашёл в своей истории слишком далеко, врач прервал его. Он уже слышал историю мужчины от городского юриста, который был Йельским одноклассником Черчилля и читал статью в «Times» от 31 марта.
Согласно последующим описаниям этой истории, двое мужчин покинули книжный магазин и перешли в находившийся неподалёку офис юриста. Доктор отметил, что «было нечто радикально неправильное в состоянии этого человека». Юрист спросил мужчину о том, «как он попал в Чарльстон».
Черчилль ответил: «Убейте меня, если я знаю». Он продолжил вспоминать своё путешествие на пароходе с человеком, имени которого он не помнил. Он вспомнил, как был высажен и оставлен на острове Ёнги, у побережья Каролины, «чтобы увидеть, как трава растёт». Он слышал, что это был «очень оживлённый торговый регион».
Юрист согласился оплатить медицинские расходы за своего «старого друга и одноклассника», и врач поместил Черчилля в больницу святого Франциска Ксавьера, «где всё, что могла предложить наука, было к его услугам».
Черчилль написал письмо жене странный миниатюрным почерком, и доктор отправил ей телеграмму с новостями. Жена распознала необычный почерк и телеграфировала в ответ, попросив, чтобы её мужа «удержали в больнице до тех пор, пока она не сможет прислать за ним».
Черчилль рассказал доктору, что «он уже переживал подобное в прошлом, и что постепенно подобные проблемы сошли на нет. Когда и как они вернулись на этот раз, он не помнит». Черчилль предположил, что может дойти «до раздвоения личности и не суметь впомнить, будучи самим собой настосящим, о том, что случилось в период деятельности его второго я».
Уильям Черчилль был ярким человеком, хотя и совершенно беспомощным в областях, которые считаются необходимыми для жизненного успеха: в зарабатывание на жизнь и в поддержание личных взаимоотношений. Он зарабатывал журналистикой, но не любил свою работу. Он был неудачлив как учитель, новеллист, дипломат и бизнесмен. Книги, сделавшие ему имя, не принесли ему денег. Он плохо разбирался в людях и легко поддавался влиянию окружающих. Неправильная оценка своих работников и вождей племён во время его пребывания на посту американского консула в Самоа стоила ему работы. Увлечение красивой шпионкой во время Первой мировой войны, когда здравый смысл и обычное внимание к деталям изменили ему, стоило ему жизни.
Его сильные стороны - умение хорошо писать и оперировать большими объёмами лингвистической информации - также были и его слабостями. У него была навязчивая потребность подшивать, организовывать, составлять списки, сортировать, индексировать. Это позволяло ему составлять словари малайского и самомнского языков, но парализовало его волю, когда нужно было завершать другие проекты, справляться с повседневными делами и поддерживать семейные узы. Он не помнил о своевременной оплате кредитов или о необходимости купить достаточно топлива для дома, но он был способен создавать проницательные книги о тихоокеанском гибридном языке и полинезийской этнографии. Это выглядело так, словно бы посреди его психологических проблем, посреди депрессии и неумения общаться ему был доступен для фокусировки единственный уголок сознания в области языковедения. Только в этом квадранте своего мозга он мог найти успех, удовольствие и здравомыслие.
Психические проблемы, потеря памяти, двойная жизнь, международный шпионаж, литература и любовные истории - звучит словно дешёвая легенда, но всё это - правда. И ещё - кто сейчас помнит Уильяма Черчилля?
Вашингтон и последние годы жизни
15 марта 1915 года Уильям Черчилль ушёл из “Sun”, бросил жену и дом - на сей раз сознательно. Он переехал в Вашингтон и выбрал местом жительства “Cosmos Club”, состоять в котором могли только публикующиеся авторы. Он официально был принят в ассоциацию Института Карнеги на жалованье $5,000 в год, впоследствии поднятое до $5,500. Здесь он мог продолжать свои исследования, не обременённый газетной работой и обзорами книг.
В следующий год он создал “The Sissano” - исследование о меланезийской миграции. Он также редактировал малая-полинезийский раздел «Стандартного словаря» и участвовал в составлении «Истории войны» для «Новой международной энциклопедии» (1920). Однажды ночью в «Клубе Космос» автор Эрнст Пул спросил его, насколько длинной будет его статья для «Энциклопедии». «С напряжённым и встревоженным видом он ответил: “Я думаю, много миллионов слов”».
Уильям Черчилль в 1910 году, в возрасте 50 лет - в тот период он занимал пост редактора нью-йоркской газеты «Sun». Деспине Давидович 15 лет, через два года она выйдет замуж за французского офицера Пола Сторча и возьмёт его фамилию. Через два года её жизнь превратится в карнавал - яркий и недолгий.
Когда началась Первая мировая война, газетчик Джордж Крил, директор Комитета общественной информации, разыскал Черчилля с просьбой возглавить Отдел иностранной прессы, также, как он попросил артиста Чарльза Дана Гибсона организовать отдел плакатов в Департаменте пропаганды. Черчилль официально присоединился к Комитету 17 апреля 1917 года. Описывая себя Комитету, он сказал «Мне 57 лет и 6 месяцев» и «я здоров и крепок, ни разу не болел за 5 лет, близорукий, ношу очки, глухой на левое ухо, правым слышу нормально. Легко общаюсь на немецком и французском языках, читаю на испанском и итальянском, имею некоторые успехи в расшифровке криптограмм».
Он особо подчёркивал свой газетный опыт и советовал, что ему было бы лучше работать в «новостном департаменте национальной цензуры». Его заявление о том, что он «здоров и крепок» не было бравадой, для него - худого и болезненного - это был способ предложить свои таланты для военной работы.
Он переехал из «Клуба Космос» и фактически жил в офисе Комитета в переулке Джексона на площади Лафайетт, возле Белого Дома. Он бросил свои исследования ради своей новой работы, и не знал, что уже никогда не вернётся к ним.
Хотя переулок Джексона был далеко от окопов во Франции, офис мог быть опасным местом для Черчилля. Главным образом, он писал статьи о европейском кризисе и занимался иноязычной прессой в Соединённых Штатах. В записке к Крилу Черчилль указывал: «Три года германо-американская пресса отрезана от иностранных источников - важнейшей части газетного дела. Если мы предоставим им такую возможность, они будут есть из наших рук любую агитацию, которую мы им предоставим».
Один из проектов включал в себя перевод речи президента Уилсона, копии которой были разбросаны над Германией по воздуху. Впоследствии Черчилль утверждал, что чтение этой речи могло побудить немцев «склониться к миру».
Он работал в ночную смену - её ещё называли «собачьей работой» - принимал входящие звонки, подвергал цензуре телеграммы, переводил. Он занимался этим первые шесть месяцев своей работы. Он видел только ночного смотрителя, Джеймса Кинга, но время от времени работал над переводами также и днём вместе с доктором Хелен Танцер из городского колледжа Нью-Йорка. Вместе с доктором Маргарет Уилсон он организовал сбор театральных биноклей и линз для использования в производстве биноклей для пехотинцев.
В ноябре он был представлен женщине, которую “New York Times” описывал как «поразительно прекрасную» (strikingly handsome) (NYT 19, 20, 31 Mar. 1918, 2 Apr. 1918). Черчилль знал её как мадам Сторч, британскую журналистку, делавшую серию репортажей «Женщины на войне». По данным Бюро Расследований (предшественник ФБР), Черчилля и Сторч «часто видели в городе вместе». Он был одинокий и 58-летний, умудрённый жизнью учёный, и был обманут привлекательной 22-летней женщиной, которая также говорила на немецком, французском и испанском языках. Она посещала его «несколько раз» в офисе Комитета во время его «собачьей работы», и он давал ей копии своих трудов. Он даже не задавался вопросом, что могла найти в нём такая молодая женщина.
Однажды ноябрьским утром ночной смотритель Кинг покинул офис Комитета около шести утра. Вернувшись позже, он проверил комнаты. В кабинете инстранного языка он нашёл Черчилля, распростёртого на полу с головой в луже крови. Согласно вашингтонской “Star”, у него была «глубокая рана головы длиной в несколько дюймов. Рана выглядела так, словно была нанесена тупым предметом. Полагается, что нападавший был германским агентом» (Evening Star (Washington) 25 Jan. 1918).
Черчилль был спешно отправлен в больницу Гарфилда, где обнаружилось, что у него проломлен череп. Придя в сознание, он спросил о сохранности бумаг в его офисе, а затем - про мадам Сторч.
Газета “Sun” писала: «Мистер Черчилль рассказал, что он спал на раскладушке, когда на него напал мужчина. Завязалась драка, в ходе которой Черчилль был сильно избит, а мужчина сбежал» (New York Sun, 10 June 1920).
Бюро приступило к расследованию. Два агента, G. L. Wallace и Frank Burke, были назначены для ведения дела. Вскоре они выяснили, что «мадам Сторч» была не тем, за кого она себя выдавала. На самом деле это была Деспина Давидович, турчанка, рождённая в Берлине в 1895 году. Некогда она была замужем за британским армейским офицером по фамилии Хескет, и иногда использовала его фамилию. Она также была известна как мадам Нозир и баронесса де Бевилль. “New York Times” писала, что она «расценивалась департаментом юстиции как один из наиболее способных шпионов Германии в этой стране» (NYT 31 Mar. 1918).
На самом деле Деспина была замужем за офицером по фамилии Сторч, и рождена она была в Турции, в Константинополе, кроме того один из её псевдонимов был «Mme. Nezie», а не «Mme. Nozier» - автор Джозеф Теро проявляет удивительную небрежность по отношению к ней, словно бы она для него не представляет никакой ценности. Впрочем, наверное, так оно и есть.
В декабре, пока Черчилль восстанавливал силы в доме Маргарет Уилсон, Давидович была арестована - в тот момент, когда она вернулась в офис Комитета «после закрытия». Департамент юстиции «приказал ей покинуть Вашингтон без права на возвращение». Она отправилась в Нью-Йорк и была арестована 18 марта 1918 года, переносящей депозит-бокс с кодами и иностранной корреспонденцией» (NYT 31 Mar. 1918). Президент Уилсон приказал депортировать её из страны.
Одиннадцать дней спустя Деспина Давидович была мертва. Ходили слухи, что она была казнена, или застрелилась. По официальной версии, она умерла от пневмонии на острове Эллис. Она была похоронена на кладбище Гора Оливьетт, после 5-минутной службы, в апрельский День дураков.
Меня умиляет эта манера многих зарубежных изданий того времени акцентировать внимание на этом «Дне дураков». Похоронена в День дураков - звучит так же издевательски, как и «безобразная маска клоунессы». Почему это им так важно? Им это кажется забавным?
Черчилль выздоровел 30 января - в тот день он давал показания перед комитетом Палаты представителей. Джеймс Фостер, бывший сорудник Комитета, заявил о краже почты и о просчётах в работе департамента цензуры. В связи с национальной «охотой на шпионов», согласно заголовку “Times”, Черчилль отрицал, что имела место кража почты, или что «были допущены небрежность или недочёты» (NYT 16 Feb. 1918). Фостер был уволен как плохой служащий, но его продолжало интересовать, почему иностранный шпион имел доступ в офис Комитета. Четыре дня спустя Черчилль повторил своё опровержение (Washington Post 16 Feb. 1918).
Уоллас и Бёрк продолжили исследование, допрашивая Черчилля, а также ночного смотрителя Кинга, больничных медсестёр и Хелен Танцер. Наконец, в конце января, Комитет, возможно, поторопленный сотрудниками Бюро расследований, выпустил заявление о том, что не было никаких германских агентов, и не было никакого нападения. Было сказано, что Черчилль получил травмы во время «приступа головокружения». «Он упал,- писала газета “Star”,- и ударился головой о батарею» (Washington Post 26 Jan. 1918; Evening Star 26 Jan. 1918). Это полностью расходилось с версией “Sun”. Также было отмечено, что расследование закончено. Руководитель бюро Брюс Биласки сказал просто, что «ничего не было» (Washington Post 26 Jan. 1918; Evening Star 26 Jan. 1918).
Однако, документы раскрытые в 1993 году, в соответствии с актом о Свободе информации, показали, что эти утверждения не были правдой. Агенты были уверены, что инциндент был, и что Черчилль на самом деле подвергся нападению германского шпиона. Их уверенность ещё больше укрепилась, когда ночной смотритель Кинг, который нашёл истекающего кровью Черчилля, был застрелен через три дня после того, как была похоронена Давидович. Расследователи подозревали, что «германские агенты, стоявшие за убийством, искали некую секретную информацию Комитета» (NYT 5 Apr. 1918).
Рассследователи также допускали возможность, что Черчилль - даже невольно - передавал информацию Давидович. В недавно рассекреченных документах Государственный отдел приводит отчёт агента Бёрка, основывающийся на данных от информатора под именем Орр, который утверждал, что у Черчилля «была привычка быть вместе с мадам Сторк в его кабинете во время “собачьей работы”». Отчёт продолжался словами: «Теперь смерть ночного сторожа Кинга выглядит подозрительно. Кинг мог знать многое».
В оригинале сказано: « the habit of having Madame Stork», что можно двусмысленно перевести как «привычка иметь мадам Сторк». Признаться, не знаю, закладывал ли информатор такую двусмысленность в свой отчёт, а потому я постаралась перевести эту фразу как можно более нейтрально.
Уолласу была выдана копия напечатанного отчёта с рукописной пометкой: «Проработай это внимательно». этого Уоллас допросил Крила, Танцер и лечившего Черчилля доктора - интерна по фамилии Папски. Он допросил Танцер 7 мая 1918 года, через четыре месяца после того, как начальник бюро заявил, что расследование закончено. Уолласу были нужны имена всех знакомых Черчилля. Позже он признал, что чувстсвовало, будто Танцер «не была искренней», и что «допрос прошёл неудовлетворительно». Он проинструктировал её, что их «беседа - крайне конфиденциальна». Тем нем менее, Танцер вскоре проинформировала Черчилля о визите агента. Три дня спустя Черчилль позвонил в бюро с вопросом о полномочиях Уолласа. Он интересовался, «неужели агенты департамента всё ещё расследуют его дело, и что если это самом деле так, то им надлежит звонить ему лично, и он предоставит любую необходимую информацию о себе, неважно, будет она в его пользу, или против».
Агент Уоллас был в ярости, что Танцер обманула его, и написал о том, что это «подтверждает его мнение о подозрительном поведении профессора Танцер во время допроса». Однако, министерство приняло решение не предпринимать никаких действий ни против неё, ни против Черчилля. Нападавший так и не был найден. 40-летний негр Вильям Клементс был обвинён в убийстве Кинга (NYT5 Apr. 1918). Был ли он осуждён, неизвестно.
Черчиль восстановился после травмы черепа, но согласно утверждениям его брата Артура, уже никогда не был прежним. Позднее Артур утверждал, что смерть его брата была прямым следствием нападения (Titcomb, "Three Letters"; obituaries, New York Sun and NYT 10 June 1920). В дополнение ко всему, у Черчилля развивалась инфекция лёгких. Однако, он продолжал работать.
При подготовке Версальского мирного договора полковник Эдвард Манделл Хаус попросил Черчилля разработать отчёт о германских колониях, а также поприсутствовать на церемонии перемирия. Черчилль присутствовать не смог, но в декабре 1918 года вернулся в Институт Карнеги, чтобы завершить отчёт, который был опубликован посмертно в «Георгафическом обзоре» под заголовком «Потерянная тихоокеанская империя Германии» (William Churchill, "Germany's Last Pacific Empire," Geographical Review 10, August 1920)(Комитет общественной информации был упразднён Конгрессом в июне 1919 года). Два месяца спустя, в феврале, Черчилль вернулся в больницу Гарфилда с пневмонией. Он вышел из больницы весной. Бельгийское правительство наградило его орденом Леопольда второй степени за его германские исследования (Yale Obituary Record, 1920, Yale Univ. Alumni Office).
Вернувшись в Институт Карнеги и «Клуб Космос», он некоторое время работал над самоанскими манускриптами. Он потерял контакты с женой, сыном и родственниками, однако продолжал писать брату Артуру в Нью-Джерси. Весной 1920 отказало его второе лёгкое, и Черчилль был снова госпитализирован в больницу Гарфилда. Он был поощрён тем, что был назван консультирующим этнологом в Тихоокеанской экспедиции Музея Бишопа под руководством Баярда Доминика (William Churchill, letter to Robert Woodward, 27 Mar. 1920, CI). Однако, он бы никогда не вернулся на Тихий океан.
22 мая он написал набросок нового завещания (Will no. 27146, filed 15 june 1920, finalized 12 Oct. 1921. CI file), засвидетельствованного его медсёстрами. Исполнителем завещания он назначил Артура. Все свои записки и манускрипты он оставил Институту Карнеги. Его жена становилась держателем его страхового полиса, сумма которого составляла $456.26. В тот же день он прояснил детали этого полиса с Ассоциацией страхования преподавателей (William Churchill, letter to Teachers Insurance and Annuity, 22 May 1922, CI). Он умер в больнице Гарфилда 9 июня 1920 года от пневмонии. Он был кремирован и похоронен на семейном участке кладбища Гринвуд, в Бруклине. Его могила не была отмечена памятником.
Доктор Уилсон оплатила часть его счетов за лечение, остальное оплатил Институт Карнеги. Накопленные им средства не позволяли оплатить счет в $997.58. Уилсон продала его книги и мебель. Его драгоценные записи и манускрипты были помещены на хранение в Институт Карнеги, а позже - в музей Бишопа в Гонолулу. Копии были отправлены 25-летней Маргарет Мед, недавно прибывшей в Самоа, в 1926 году. Она не долго думала о них (Margaret Mead, letters to E. S. Craighill Handy, 27 Dec. 1925 and 6 Jan. 1926, Mead Collection, Library of Congress). Они остались неопубликованными.
Ллевела Пирс Черчилль - 1902 год, портрет в возрасте 44 лет. В её волосах - заколка в самоанском стиле.
2 августа 1920 года вдова Уильяма - Ллевелла Черчилль - написала напыщенное письмо руководству Института Карнеги. Это письмо было таким злобным, что секретарь Уолтер Гилберт хотел уничтожить его. Вудвард, однако, распорядился, чтобы оно было зарегистрировано. В письме Ллевелла выражала недовольство тем, что она не была проинформирована о болезни, смерти и похоронах её мужа. «Всё это ничто иное, как преступная жестокость ко мне, его вдове - и его жене на протяжении более четверти века».
Она писала: «Я не могу забыть, но я прощаю Маргерату (так в письме) Барклай Уилсон - учительницу писхологии в Колледже Хантера за непрямое убийство моего мужа посредством лекарств и методов, которыми она лечила его все годы до его смерти - до того времени, когда он наконец был взят из её дома в больницу Гарфилда, чтобы умереть там...
Эти лекарства и методы лечения разрушили его здоровье, привели его к физическому крушению и отвратили его натуру от меня и от его слепой матери - и разрушили его жизнь.
Я не могу забыть, но я прощаю Маргерату Барклай Уилсон - за лишение меня поддержки моего мужа и доведение меня до бедности - и отбирание у меня моего прекрасного дома - Фале Улы - и его обстановки. Заработанное и сберегаемое всю жизнь...
Я не могу забыть, но я прощаю Маргерату Барклай Уилсон - за жизнь с моим мужем по адресу 2928 Upton St NW Washington D.C. и за её предательство по отношению к нему - и за её подлое и низкое поведение - и за её лекарства и методы, которыми она лечила его в этом месте и в любом другом...
Мой муж теперь там, где Маргерата Барклай Уилсон не может достать его. Я буду всегда хранить прекрасные воспоминания об Уильяме Черчилле, за которым я была замужем... прежде чем пришла Маргерата Барклай Уилсон, чтобы омрачить и разрушить - возможно, Бог простит её, как, несомненно, и я...»
Письмо было подписано «Ллевелла Пирс Черчилль (миссис Уильям Черчилль)» (Llewella Churchill, letter to Robert Woodward, 2 Aug. 1920, CI).
Два года спустя миссис Черчилль упала в нью-йоркской подземке и сломала ногу. Позже она была нанята как домработница в масонскую ложу в Орискане, штат Нью-Йорк (C. L. Tilley, letter to William Barnum, 13 July 1921, CI). Она умерла там от кровоизлияния в мозг в 1939 году и была похоронена рядом со своим мужем в День святого Валентина (Lot no. 10534, Section 150, Green-Wood Cemetery records, Brooklyn, N.Y.)
(c) Joseph Theroux - William Churchill. Fractured Life
Вот такая история. Признаться, чем больше я узнаю про Деспину Давидович, тем, к сожалению, всё больше в мою душу закрадываются сомнения в том, что она была такой уж легкомысленной авантюристкой. Познакомиться с пожилым, и без того настрадавшимся в своей жизни человеком, коварно втереться к нему в доверие, гулять с ним по городу, мило беседовать о «женщинах на войне», очаровывать его, считаться его другом, а может, и не только... И так подло подставить, доведя буквально до смерти!
И так глупо... Полное отсутствие принципов - и всего лишь ради денег... Да, Деспина любила красивую жизнь, она привыкла жить с размахом, и ей нужен был неиссякаемый источник средств, который она, очевидно, и нашла в лице германской разведки...
Или всё же всё было не так? Давайте представим, что эта молодая, 22-летняя, «потрясающе прекрасная» женщина была, и в самом деле всего лишь авантюристкой. Что она не желала Уильяму Черчиллю зла. Её искренне занимал этот смешной, но такой умный чудак, с которым было так интересно поболтать, гуляя по улицам американской столицы. Ведь она вела светскую жизнь, очаровывала политиков и военных, и при этом у неё хватало времени - в том числе и ночного! - чтобы общаться с ним... И зачем? Ради сведений об иностранных газетах в Вашингтоне? Ради листовок с речью президента, которые будут разбросаны над Германией? Что она могла найти в Департаменте пропаганды?
А потом случилось страшное. Что-то пошло не так. Или кто-то из подельников Деспины для чего-то напал на Черчилля... Или это сделал совершенно посторонний германский агент? А может, и вовсе никакой не агент, а простой преступник? Или это преступление совершил в порыве ревности барон де Белвилль, любивший Деспину всей душой?
Но дело сделано. Почему при этом её не арестовали? Ведь она была под наблюдением спецслужб ещё с Европы! Про неё было известно всё - когда она прибыла в Америку, под каким именем и в каких отелях она останавливается? Почему спецслужбы не схватили самого первого подозреваемого - «таинственную» мадам Сторк? Почему её взяли только в декабре, когда она пришла в офис Комитета после закрытия?
И зачем она пришла? Всё это время она не появлялась, но время шло... Возможно, ей было интересно, как дела у её знакомого «чудака». В больницу она пойти не решалась, а в офис - ну, почему бы и нет? Вдруг он уже поправился и снова вышел на работу? Ведь не говорится о том, что она пыталась «проникнуть» туда - она просто «пришла»! Словно в гости!
Разве так повёл бы себя человек, чувствующий себя виноватым?
Одним словом, исотрия достаточно тёмная. И в ней остаётся как место для утверждения «Деспина - циничное чудовище», так и для «Деспина - легкомысленная авантюристка».
Я продолжаю склоняться в пользу второй версии. Но уже начинаю задумываться и о первой...
Я знаю, что мне здесь никто не ответит, но вдруг... В общем, я буду рада вашему мнению.
А сама пока продолжу переводы. Следующим шагом я выложу три статьи от 18 марта 1918 года - дня, когда в Нью-Йорке была арестована «баронесса Сторч». Которая была мертва уже одиннадцать дней спустя...
И начать я решила с книги Джозефа Теро «Уильям Черчилль: разломанная жизнь». Эта книга в 1995 году печаталась в журнале «The Hawaiian Journal of History», и я давно её искала.
Речь в ней идёт о некоем человека - Уильяме Черчилле, который прожил довольно интересную жизнь. И мне было бы интересно перевести всю посвящённую ему книгу - тем более, что Деспина Давидович косвенным образом оказалась замешана в его смерти... А поскольку, по моему мнению, я была Деспиной в прошлой жизни, то ответственность за произошедшее лежит и на моей карме, уж простите мне подобную метафизику.
Мне интересна жизнь Уильяма Черчилля, я нахожу в своей настоящей жизни некоторые из преследовавших его неудач, и связываю это со своим безответственным поведением «в шкуре» Деспины Давидович... Как расплату.
И потому я чувствую странную ответственность за судьбу и историю этого человека. И надеюсь, однажды я переведу всю книгу целиком - ведь в ней всего 28 страниц! Но пока моих сил хватает не на многое, и я приведу только ту часть истории, которая касается моей героини.
Ну, и вступление. Раз уж я его всё равно в творческом запале перевела, то пусть будет и вступление.
Итак...
Джозеф Теро. Уильям Черчилль: разломанная жизнь
Высокий худой человек, с бородой и в очках, гулял по улицам Чарльстона, в Южной Калифорнии. Его чёрный диагональный костюм спустя восемь дней скитаний испускал неприятный запах. Сам он помнил только то, что был на корабле... И больше ничего. Витрины магазинов и вывески не были знакомы ему, ни одно лицо не оборачивалось ему вслед с любопытством. У него не было при себе ни денег, ни документов.
Дорога привела его к книжному магазину. Вывеска гласила: «Hammond’s». Книги были знакомы ему. Он их писал? Переплетал их? Продавал? Он не знал, но вошёл в магазин. На стойке лежал экземпляр «New York Times» от 31 марта 1898 года. Заголовок притянул его взгляд.
«Потерялся Уильям Черчилль. Высказываются опасения, что бывший генеральный консул Самоа покончил с собой»
История описывала «известного журнального автора» и «бывшего генерального консула Соединённых Штатов в Самоа», который покинул свой бруклинский дом в понедельник, отправившись на поиски работы. В ночь до этого он пытался «свести счёты с жизнью посредством настойки опия». Его жена тогда «удержала его».
История заканчивалась так: «Было разослано обычное тревожное предупреждение по поводу пропажи человека. Он был описан как некто, ростом 6 футов 2 дюйма, с русой бородой, к моменту выхода из дома носивший чёрный диагональный костюм и очки».
Этим портретом 18 июня 1896 года газета «Pacific Commercial Advertiser» проиллюстрировала статью о назначении Уильяма Черчилля на пост консула США в Самоа. Здесь Уильяму примерно 36-38 лет. Деспина Давидович - ещё совсем малышка, она родилась в Константинополе всего полтора года назад, и никто пока не знает, какой она станет красавицей, и какой яркий жизненный путь ей предстоит пройти.
Мужчина обратился к продавцу за прилавком и спросил, какое сегодня число. Было 4 апреля. Увидев газету в его руке, продавец указал на более свежий выпуск, от 2 апреля. Изучив его содержимое, мужчина нашёл другую статью, под заголовком «Исчезновение Уильяма Черчилля». Статья описывала подозрения миссис Черчилль касательно того, что её муж «был заманен врагами», продавцами кокосов из Самоа «с целью покончить с ним».
Бородатый мужчина спросил продавца, знает ли он доктора. Продавец указал ему ещё одного посетителя в магазине, увлечённого просмотром книг.
«Хочу рассказать вам о моём случае,- сказал бородатый. - Думаю, что я и есть Уильям Черчилль».
Прежде, чем он зашёл в своей истории слишком далеко, врач прервал его. Он уже слышал историю мужчины от городского юриста, который был Йельским одноклассником Черчилля и читал статью в «Times» от 31 марта.
Согласно последующим описаниям этой истории, двое мужчин покинули книжный магазин и перешли в находившийся неподалёку офис юриста. Доктор отметил, что «было нечто радикально неправильное в состоянии этого человека». Юрист спросил мужчину о том, «как он попал в Чарльстон».
Черчилль ответил: «Убейте меня, если я знаю». Он продолжил вспоминать своё путешествие на пароходе с человеком, имени которого он не помнил. Он вспомнил, как был высажен и оставлен на острове Ёнги, у побережья Каролины, «чтобы увидеть, как трава растёт». Он слышал, что это был «очень оживлённый торговый регион».
Юрист согласился оплатить медицинские расходы за своего «старого друга и одноклассника», и врач поместил Черчилля в больницу святого Франциска Ксавьера, «где всё, что могла предложить наука, было к его услугам».
Черчилль написал письмо жене странный миниатюрным почерком, и доктор отправил ей телеграмму с новостями. Жена распознала необычный почерк и телеграфировала в ответ, попросив, чтобы её мужа «удержали в больнице до тех пор, пока она не сможет прислать за ним».
Черчилль рассказал доктору, что «он уже переживал подобное в прошлом, и что постепенно подобные проблемы сошли на нет. Когда и как они вернулись на этот раз, он не помнит». Черчилль предположил, что может дойти «до раздвоения личности и не суметь впомнить, будучи самим собой настосящим, о том, что случилось в период деятельности его второго я».
Уильям Черчилль был ярким человеком, хотя и совершенно беспомощным в областях, которые считаются необходимыми для жизненного успеха: в зарабатывание на жизнь и в поддержание личных взаимоотношений. Он зарабатывал журналистикой, но не любил свою работу. Он был неудачлив как учитель, новеллист, дипломат и бизнесмен. Книги, сделавшие ему имя, не принесли ему денег. Он плохо разбирался в людях и легко поддавался влиянию окружающих. Неправильная оценка своих работников и вождей племён во время его пребывания на посту американского консула в Самоа стоила ему работы. Увлечение красивой шпионкой во время Первой мировой войны, когда здравый смысл и обычное внимание к деталям изменили ему, стоило ему жизни.
Его сильные стороны - умение хорошо писать и оперировать большими объёмами лингвистической информации - также были и его слабостями. У него была навязчивая потребность подшивать, организовывать, составлять списки, сортировать, индексировать. Это позволяло ему составлять словари малайского и самомнского языков, но парализовало его волю, когда нужно было завершать другие проекты, справляться с повседневными делами и поддерживать семейные узы. Он не помнил о своевременной оплате кредитов или о необходимости купить достаточно топлива для дома, но он был способен создавать проницательные книги о тихоокеанском гибридном языке и полинезийской этнографии. Это выглядело так, словно бы посреди его психологических проблем, посреди депрессии и неумения общаться ему был доступен для фокусировки единственный уголок сознания в области языковедения. Только в этом квадранте своего мозга он мог найти успех, удовольствие и здравомыслие.
Психические проблемы, потеря памяти, двойная жизнь, международный шпионаж, литература и любовные истории - звучит словно дешёвая легенда, но всё это - правда. И ещё - кто сейчас помнит Уильяма Черчилля?
Вашингтон и последние годы жизни
15 марта 1915 года Уильям Черчилль ушёл из “Sun”, бросил жену и дом - на сей раз сознательно. Он переехал в Вашингтон и выбрал местом жительства “Cosmos Club”, состоять в котором могли только публикующиеся авторы. Он официально был принят в ассоциацию Института Карнеги на жалованье $5,000 в год, впоследствии поднятое до $5,500. Здесь он мог продолжать свои исследования, не обременённый газетной работой и обзорами книг.
В следующий год он создал “The Sissano” - исследование о меланезийской миграции. Он также редактировал малая-полинезийский раздел «Стандартного словаря» и участвовал в составлении «Истории войны» для «Новой международной энциклопедии» (1920). Однажды ночью в «Клубе Космос» автор Эрнст Пул спросил его, насколько длинной будет его статья для «Энциклопедии». «С напряжённым и встревоженным видом он ответил: “Я думаю, много миллионов слов”».
Уильям Черчилль в 1910 году, в возрасте 50 лет - в тот период он занимал пост редактора нью-йоркской газеты «Sun». Деспине Давидович 15 лет, через два года она выйдет замуж за французского офицера Пола Сторча и возьмёт его фамилию. Через два года её жизнь превратится в карнавал - яркий и недолгий.
Когда началась Первая мировая война, газетчик Джордж Крил, директор Комитета общественной информации, разыскал Черчилля с просьбой возглавить Отдел иностранной прессы, также, как он попросил артиста Чарльза Дана Гибсона организовать отдел плакатов в Департаменте пропаганды. Черчилль официально присоединился к Комитету 17 апреля 1917 года. Описывая себя Комитету, он сказал «Мне 57 лет и 6 месяцев» и «я здоров и крепок, ни разу не болел за 5 лет, близорукий, ношу очки, глухой на левое ухо, правым слышу нормально. Легко общаюсь на немецком и французском языках, читаю на испанском и итальянском, имею некоторые успехи в расшифровке криптограмм».
Он особо подчёркивал свой газетный опыт и советовал, что ему было бы лучше работать в «новостном департаменте национальной цензуры». Его заявление о том, что он «здоров и крепок» не было бравадой, для него - худого и болезненного - это был способ предложить свои таланты для военной работы.
Он переехал из «Клуба Космос» и фактически жил в офисе Комитета в переулке Джексона на площади Лафайетт, возле Белого Дома. Он бросил свои исследования ради своей новой работы, и не знал, что уже никогда не вернётся к ним.
Хотя переулок Джексона был далеко от окопов во Франции, офис мог быть опасным местом для Черчилля. Главным образом, он писал статьи о европейском кризисе и занимался иноязычной прессой в Соединённых Штатах. В записке к Крилу Черчилль указывал: «Три года германо-американская пресса отрезана от иностранных источников - важнейшей части газетного дела. Если мы предоставим им такую возможность, они будут есть из наших рук любую агитацию, которую мы им предоставим».
Один из проектов включал в себя перевод речи президента Уилсона, копии которой были разбросаны над Германией по воздуху. Впоследствии Черчилль утверждал, что чтение этой речи могло побудить немцев «склониться к миру».
Он работал в ночную смену - её ещё называли «собачьей работой» - принимал входящие звонки, подвергал цензуре телеграммы, переводил. Он занимался этим первые шесть месяцев своей работы. Он видел только ночного смотрителя, Джеймса Кинга, но время от времени работал над переводами также и днём вместе с доктором Хелен Танцер из городского колледжа Нью-Йорка. Вместе с доктором Маргарет Уилсон он организовал сбор театральных биноклей и линз для использования в производстве биноклей для пехотинцев.
В ноябре он был представлен женщине, которую “New York Times” описывал как «поразительно прекрасную» (strikingly handsome) (NYT 19, 20, 31 Mar. 1918, 2 Apr. 1918). Черчилль знал её как мадам Сторч, британскую журналистку, делавшую серию репортажей «Женщины на войне». По данным Бюро Расследований (предшественник ФБР), Черчилля и Сторч «часто видели в городе вместе». Он был одинокий и 58-летний, умудрённый жизнью учёный, и был обманут привлекательной 22-летней женщиной, которая также говорила на немецком, французском и испанском языках. Она посещала его «несколько раз» в офисе Комитета во время его «собачьей работы», и он давал ей копии своих трудов. Он даже не задавался вопросом, что могла найти в нём такая молодая женщина.
Однажды ноябрьским утром ночной смотритель Кинг покинул офис Комитета около шести утра. Вернувшись позже, он проверил комнаты. В кабинете инстранного языка он нашёл Черчилля, распростёртого на полу с головой в луже крови. Согласно вашингтонской “Star”, у него была «глубокая рана головы длиной в несколько дюймов. Рана выглядела так, словно была нанесена тупым предметом. Полагается, что нападавший был германским агентом» (Evening Star (Washington) 25 Jan. 1918).
Черчилль был спешно отправлен в больницу Гарфилда, где обнаружилось, что у него проломлен череп. Придя в сознание, он спросил о сохранности бумаг в его офисе, а затем - про мадам Сторч.
Газета “Sun” писала: «Мистер Черчилль рассказал, что он спал на раскладушке, когда на него напал мужчина. Завязалась драка, в ходе которой Черчилль был сильно избит, а мужчина сбежал» (New York Sun, 10 June 1920).
Бюро приступило к расследованию. Два агента, G. L. Wallace и Frank Burke, были назначены для ведения дела. Вскоре они выяснили, что «мадам Сторч» была не тем, за кого она себя выдавала. На самом деле это была Деспина Давидович, турчанка, рождённая в Берлине в 1895 году. Некогда она была замужем за британским армейским офицером по фамилии Хескет, и иногда использовала его фамилию. Она также была известна как мадам Нозир и баронесса де Бевилль. “New York Times” писала, что она «расценивалась департаментом юстиции как один из наиболее способных шпионов Германии в этой стране» (NYT 31 Mar. 1918).
На самом деле Деспина была замужем за офицером по фамилии Сторч, и рождена она была в Турции, в Константинополе, кроме того один из её псевдонимов был «Mme. Nezie», а не «Mme. Nozier» - автор Джозеф Теро проявляет удивительную небрежность по отношению к ней, словно бы она для него не представляет никакой ценности. Впрочем, наверное, так оно и есть.
В декабре, пока Черчилль восстанавливал силы в доме Маргарет Уилсон, Давидович была арестована - в тот момент, когда она вернулась в офис Комитета «после закрытия». Департамент юстиции «приказал ей покинуть Вашингтон без права на возвращение». Она отправилась в Нью-Йорк и была арестована 18 марта 1918 года, переносящей депозит-бокс с кодами и иностранной корреспонденцией» (NYT 31 Mar. 1918). Президент Уилсон приказал депортировать её из страны.
Одиннадцать дней спустя Деспина Давидович была мертва. Ходили слухи, что она была казнена, или застрелилась. По официальной версии, она умерла от пневмонии на острове Эллис. Она была похоронена на кладбище Гора Оливьетт, после 5-минутной службы, в апрельский День дураков.
Меня умиляет эта манера многих зарубежных изданий того времени акцентировать внимание на этом «Дне дураков». Похоронена в День дураков - звучит так же издевательски, как и «безобразная маска клоунессы». Почему это им так важно? Им это кажется забавным?
Черчилль выздоровел 30 января - в тот день он давал показания перед комитетом Палаты представителей. Джеймс Фостер, бывший сорудник Комитета, заявил о краже почты и о просчётах в работе департамента цензуры. В связи с национальной «охотой на шпионов», согласно заголовку “Times”, Черчилль отрицал, что имела место кража почты, или что «были допущены небрежность или недочёты» (NYT 16 Feb. 1918). Фостер был уволен как плохой служащий, но его продолжало интересовать, почему иностранный шпион имел доступ в офис Комитета. Четыре дня спустя Черчилль повторил своё опровержение (Washington Post 16 Feb. 1918).
Уоллас и Бёрк продолжили исследование, допрашивая Черчилля, а также ночного смотрителя Кинга, больничных медсестёр и Хелен Танцер. Наконец, в конце января, Комитет, возможно, поторопленный сотрудниками Бюро расследований, выпустил заявление о том, что не было никаких германских агентов, и не было никакого нападения. Было сказано, что Черчилль получил травмы во время «приступа головокружения». «Он упал,- писала газета “Star”,- и ударился головой о батарею» (Washington Post 26 Jan. 1918; Evening Star 26 Jan. 1918). Это полностью расходилось с версией “Sun”. Также было отмечено, что расследование закончено. Руководитель бюро Брюс Биласки сказал просто, что «ничего не было» (Washington Post 26 Jan. 1918; Evening Star 26 Jan. 1918).
Однако, документы раскрытые в 1993 году, в соответствии с актом о Свободе информации, показали, что эти утверждения не были правдой. Агенты были уверены, что инциндент был, и что Черчилль на самом деле подвергся нападению германского шпиона. Их уверенность ещё больше укрепилась, когда ночной смотритель Кинг, который нашёл истекающего кровью Черчилля, был застрелен через три дня после того, как была похоронена Давидович. Расследователи подозревали, что «германские агенты, стоявшие за убийством, искали некую секретную информацию Комитета» (NYT 5 Apr. 1918).
Рассследователи также допускали возможность, что Черчилль - даже невольно - передавал информацию Давидович. В недавно рассекреченных документах Государственный отдел приводит отчёт агента Бёрка, основывающийся на данных от информатора под именем Орр, который утверждал, что у Черчилля «была привычка быть вместе с мадам Сторк в его кабинете во время “собачьей работы”». Отчёт продолжался словами: «Теперь смерть ночного сторожа Кинга выглядит подозрительно. Кинг мог знать многое».
В оригинале сказано: « the habit of having Madame Stork», что можно двусмысленно перевести как «привычка иметь мадам Сторк». Признаться, не знаю, закладывал ли информатор такую двусмысленность в свой отчёт, а потому я постаралась перевести эту фразу как можно более нейтрально.
Уолласу была выдана копия напечатанного отчёта с рукописной пометкой: «Проработай это внимательно». этого Уоллас допросил Крила, Танцер и лечившего Черчилля доктора - интерна по фамилии Папски. Он допросил Танцер 7 мая 1918 года, через четыре месяца после того, как начальник бюро заявил, что расследование закончено. Уолласу были нужны имена всех знакомых Черчилля. Позже он признал, что чувстсвовало, будто Танцер «не была искренней», и что «допрос прошёл неудовлетворительно». Он проинструктировал её, что их «беседа - крайне конфиденциальна». Тем нем менее, Танцер вскоре проинформировала Черчилля о визите агента. Три дня спустя Черчилль позвонил в бюро с вопросом о полномочиях Уолласа. Он интересовался, «неужели агенты департамента всё ещё расследуют его дело, и что если это самом деле так, то им надлежит звонить ему лично, и он предоставит любую необходимую информацию о себе, неважно, будет она в его пользу, или против».
Агент Уоллас был в ярости, что Танцер обманула его, и написал о том, что это «подтверждает его мнение о подозрительном поведении профессора Танцер во время допроса». Однако, министерство приняло решение не предпринимать никаких действий ни против неё, ни против Черчилля. Нападавший так и не был найден. 40-летний негр Вильям Клементс был обвинён в убийстве Кинга (NYT5 Apr. 1918). Был ли он осуждён, неизвестно.
Черчиль восстановился после травмы черепа, но согласно утверждениям его брата Артура, уже никогда не был прежним. Позднее Артур утверждал, что смерть его брата была прямым следствием нападения (Titcomb, "Three Letters"; obituaries, New York Sun and NYT 10 June 1920). В дополнение ко всему, у Черчилля развивалась инфекция лёгких. Однако, он продолжал работать.
При подготовке Версальского мирного договора полковник Эдвард Манделл Хаус попросил Черчилля разработать отчёт о германских колониях, а также поприсутствовать на церемонии перемирия. Черчилль присутствовать не смог, но в декабре 1918 года вернулся в Институт Карнеги, чтобы завершить отчёт, который был опубликован посмертно в «Георгафическом обзоре» под заголовком «Потерянная тихоокеанская империя Германии» (William Churchill, "Germany's Last Pacific Empire," Geographical Review 10, August 1920)(Комитет общественной информации был упразднён Конгрессом в июне 1919 года). Два месяца спустя, в феврале, Черчилль вернулся в больницу Гарфилда с пневмонией. Он вышел из больницы весной. Бельгийское правительство наградило его орденом Леопольда второй степени за его германские исследования (Yale Obituary Record, 1920, Yale Univ. Alumni Office).
Вернувшись в Институт Карнеги и «Клуб Космос», он некоторое время работал над самоанскими манускриптами. Он потерял контакты с женой, сыном и родственниками, однако продолжал писать брату Артуру в Нью-Джерси. Весной 1920 отказало его второе лёгкое, и Черчилль был снова госпитализирован в больницу Гарфилда. Он был поощрён тем, что был назван консультирующим этнологом в Тихоокеанской экспедиции Музея Бишопа под руководством Баярда Доминика (William Churchill, letter to Robert Woodward, 27 Mar. 1920, CI). Однако, он бы никогда не вернулся на Тихий океан.
22 мая он написал набросок нового завещания (Will no. 27146, filed 15 june 1920, finalized 12 Oct. 1921. CI file), засвидетельствованного его медсёстрами. Исполнителем завещания он назначил Артура. Все свои записки и манускрипты он оставил Институту Карнеги. Его жена становилась держателем его страхового полиса, сумма которого составляла $456.26. В тот же день он прояснил детали этого полиса с Ассоциацией страхования преподавателей (William Churchill, letter to Teachers Insurance and Annuity, 22 May 1922, CI). Он умер в больнице Гарфилда 9 июня 1920 года от пневмонии. Он был кремирован и похоронен на семейном участке кладбища Гринвуд, в Бруклине. Его могила не была отмечена памятником.
Доктор Уилсон оплатила часть его счетов за лечение, остальное оплатил Институт Карнеги. Накопленные им средства не позволяли оплатить счет в $997.58. Уилсон продала его книги и мебель. Его драгоценные записи и манускрипты были помещены на хранение в Институт Карнеги, а позже - в музей Бишопа в Гонолулу. Копии были отправлены 25-летней Маргарет Мед, недавно прибывшей в Самоа, в 1926 году. Она не долго думала о них (Margaret Mead, letters to E. S. Craighill Handy, 27 Dec. 1925 and 6 Jan. 1926, Mead Collection, Library of Congress). Они остались неопубликованными.
Ллевела Пирс Черчилль - 1902 год, портрет в возрасте 44 лет. В её волосах - заколка в самоанском стиле.
2 августа 1920 года вдова Уильяма - Ллевелла Черчилль - написала напыщенное письмо руководству Института Карнеги. Это письмо было таким злобным, что секретарь Уолтер Гилберт хотел уничтожить его. Вудвард, однако, распорядился, чтобы оно было зарегистрировано. В письме Ллевелла выражала недовольство тем, что она не была проинформирована о болезни, смерти и похоронах её мужа. «Всё это ничто иное, как преступная жестокость ко мне, его вдове - и его жене на протяжении более четверти века».
Она писала: «Я не могу забыть, но я прощаю Маргерату (так в письме) Барклай Уилсон - учительницу писхологии в Колледже Хантера за непрямое убийство моего мужа посредством лекарств и методов, которыми она лечила его все годы до его смерти - до того времени, когда он наконец был взят из её дома в больницу Гарфилда, чтобы умереть там...
Эти лекарства и методы лечения разрушили его здоровье, привели его к физическому крушению и отвратили его натуру от меня и от его слепой матери - и разрушили его жизнь.
Я не могу забыть, но я прощаю Маргерату Барклай Уилсон - за лишение меня поддержки моего мужа и доведение меня до бедности - и отбирание у меня моего прекрасного дома - Фале Улы - и его обстановки. Заработанное и сберегаемое всю жизнь...
Я не могу забыть, но я прощаю Маргерату Барклай Уилсон - за жизнь с моим мужем по адресу 2928 Upton St NW Washington D.C. и за её предательство по отношению к нему - и за её подлое и низкое поведение - и за её лекарства и методы, которыми она лечила его в этом месте и в любом другом...
Мой муж теперь там, где Маргерата Барклай Уилсон не может достать его. Я буду всегда хранить прекрасные воспоминания об Уильяме Черчилле, за которым я была замужем... прежде чем пришла Маргерата Барклай Уилсон, чтобы омрачить и разрушить - возможно, Бог простит её, как, несомненно, и я...»
Письмо было подписано «Ллевелла Пирс Черчилль (миссис Уильям Черчилль)» (Llewella Churchill, letter to Robert Woodward, 2 Aug. 1920, CI).
Два года спустя миссис Черчилль упала в нью-йоркской подземке и сломала ногу. Позже она была нанята как домработница в масонскую ложу в Орискане, штат Нью-Йорк (C. L. Tilley, letter to William Barnum, 13 July 1921, CI). Она умерла там от кровоизлияния в мозг в 1939 году и была похоронена рядом со своим мужем в День святого Валентина (Lot no. 10534, Section 150, Green-Wood Cemetery records, Brooklyn, N.Y.)
(c) Joseph Theroux - William Churchill. Fractured Life
Вот такая история. Признаться, чем больше я узнаю про Деспину Давидович, тем, к сожалению, всё больше в мою душу закрадываются сомнения в том, что она была такой уж легкомысленной авантюристкой. Познакомиться с пожилым, и без того настрадавшимся в своей жизни человеком, коварно втереться к нему в доверие, гулять с ним по городу, мило беседовать о «женщинах на войне», очаровывать его, считаться его другом, а может, и не только... И так подло подставить, доведя буквально до смерти!
И так глупо... Полное отсутствие принципов - и всего лишь ради денег... Да, Деспина любила красивую жизнь, она привыкла жить с размахом, и ей нужен был неиссякаемый источник средств, который она, очевидно, и нашла в лице германской разведки...
Или всё же всё было не так? Давайте представим, что эта молодая, 22-летняя, «потрясающе прекрасная» женщина была, и в самом деле всего лишь авантюристкой. Что она не желала Уильяму Черчиллю зла. Её искренне занимал этот смешной, но такой умный чудак, с которым было так интересно поболтать, гуляя по улицам американской столицы. Ведь она вела светскую жизнь, очаровывала политиков и военных, и при этом у неё хватало времени - в том числе и ночного! - чтобы общаться с ним... И зачем? Ради сведений об иностранных газетах в Вашингтоне? Ради листовок с речью президента, которые будут разбросаны над Германией? Что она могла найти в Департаменте пропаганды?
А потом случилось страшное. Что-то пошло не так. Или кто-то из подельников Деспины для чего-то напал на Черчилля... Или это сделал совершенно посторонний германский агент? А может, и вовсе никакой не агент, а простой преступник? Или это преступление совершил в порыве ревности барон де Белвилль, любивший Деспину всей душой?
Но дело сделано. Почему при этом её не арестовали? Ведь она была под наблюдением спецслужб ещё с Европы! Про неё было известно всё - когда она прибыла в Америку, под каким именем и в каких отелях она останавливается? Почему спецслужбы не схватили самого первого подозреваемого - «таинственную» мадам Сторк? Почему её взяли только в декабре, когда она пришла в офис Комитета после закрытия?
И зачем она пришла? Всё это время она не появлялась, но время шло... Возможно, ей было интересно, как дела у её знакомого «чудака». В больницу она пойти не решалась, а в офис - ну, почему бы и нет? Вдруг он уже поправился и снова вышел на работу? Ведь не говорится о том, что она пыталась «проникнуть» туда - она просто «пришла»! Словно в гости!
Разве так повёл бы себя человек, чувствующий себя виноватым?
Одним словом, исотрия достаточно тёмная. И в ней остаётся как место для утверждения «Деспина - циничное чудовище», так и для «Деспина - легкомысленная авантюристка».
Я продолжаю склоняться в пользу второй версии. Но уже начинаю задумываться и о первой...
Я знаю, что мне здесь никто не ответит, но вдруг... В общем, я буду рада вашему мнению.
А сама пока продолжу переводы. Следующим шагом я выложу три статьи от 18 марта 1918 года - дня, когда в Нью-Йорке была арестована «баронесса Сторч». Которая была мертва уже одиннадцать дней спустя...