Когда я уходила в больницу, предполагала, конечно, что могу и не вернуться оттуда своим ходом. Поэтому заранее объявила своим, что хочу кремироваться и развеяться. А Лене объяснила, где именно хочу быть развеянной, потому что в моём кругу, кроме неё, никто так подробно топографии всех этих тайных уголков леса не знает. Сказала, что хочу покоиться у второго оврага, на западной стороне (чтобы каждое утро видеть, как на востоке из-за берёз поднимается солнце), возле дерева, на котором большое гнездо, там, где возле сухого пня съели дятла. (Да-да: на горе над озером после ущелья Семи Долин). Там каждую весну поют-заливаются певчие дрозды. А немного западнее и вниз - царят мухоловки-пеструшки. А южнее, над первым оврагом, облюбовали себе место зяблики и синицы-московки (Николай Балацкий настаивает, что правильно надо писать "масковки" и ударение делать на первый слог, потому что Москва совершенно ни при чём, а при чём маска, надетая природой на этих птичек). И кукушки, какие там кукушки! Кукуют, обирают с черемухи коконопрядов, кося злым оранжевым глазом, дерутся и подбрасывают яйца мухоловкам. И коршуны, разумеется, и совы, длиннохвостые неясыти. Они больше не будут меня бояться и прятаться. А я буду среди всего этого покоиться.
Покоиться не получилось. Не дрогнула у Антона Михайловича его лилейная ручка с тонкими, длинными пальцами, так печально похожими на те, что уже истлели, наверное, там, куда я так не хочу, потому что с нашими местами упокоения у меня непреодолимые концептуальные расхождения. Не передозировал мне наркоз Александр Фёдорович. И даже тромб никакой не оторвался во мне самой. В таких случаях полагается бурно радоваться, всплёскивать ручками и восклицать, произнося слова благодарности. Я так и делаю. Но всё равно не забываю, что до того дерева, рядом с которым съели дятла, уже не так далеко и осталось. Во времени. Вот уж чему меня научили дорогие мои старообрядцы, так это принять неизбежность конца. Ну чем я, с точки зрения Вселенной, лучше дятла? А он до последнего радовался, обедал, доставая личинок из сухого ствола, а потом раз - и пообедали им самим.
А пока придётся слушать музыку природы и музыку человеческую, пребывая в физическом теле. И это тоже совсем не плохо, потому что это жизнь. Вот мой любимый певчий дрозд (Turdus philomelos). Он живёт не там, где я желаю покоиться, а у самого выхода из Ботсада, под горкой. Я записала его 22 апреля прошлого года. Шла вечером, а он сидел на вершине черёмухи, ещё безлиственной и заливался на фоне угасающего неба. К сожалению, я повернула телефон микрофоном не в ту сторону, поэтому местами слышно и моё дыхание, и как я с треском проламываюсь сквозь кусты поближе к маленькому певцу. С горки спускались какие-то две женщины, громко разговаривая (мой тяжёлый вздох в микрофон относится именно к ним). Думала, они своими голосами перекроют птичку, а они увидели, что я записываю, и тут же смолкли. Спасибо им. Слушать лучше в наушниках и громкость выкрутить побольше - всё-таки микрофон в моём "Самсунге" не очень мощный. Ссылка на Дроп:
ПЕВЧИЙ ДРОЗД А с певчими дроздами и Тем Самым Местом у меня всегда сочетается O Solitude Перселла, причём в исполнении именно Филиппа Жарусски. К вокалу Филиппа можно бесконечно придираться, но кто же придирается к певчим дроздам? И зачем? Не соловей? Ну так было бы скучно, если бы в мире существовали только соловьи. Вот Филипп для меня - такой певчий дрозд. Когда я брожу в мае над тем Вторым оврагом, по тем полянам, я всё время слышу его голос. Нет, не в наушниках и тем более не без них. Уши в лесу затыкать опасно, да и слушать надо музыку природы. А громко включать - нарушать лесной покой. Но голос звучит внутри, я его помню.
O heav'ns! what content is mine
to see these trees, which have appeared
from the nativity of time,
and which all ages have revered,
to look today as fresh and green
as when their beauties first were seen.
О небеса! Что за радость для меня
видеть эти деревья, которые явились
от начала времён,
со знаками почтения от всех веков,
чтобы и ныне так же свежо зеленеть,
как тогда, когда их краса впервые была явлена.
https://www.youtube.com/watch?v=-ZQ_1Mp_QTc Click to view
Ну и, конечно, к дроздам и Филиппу ещё женский голос нужен. Тоже Перселл, как ни странно. Два года назад я начала активно слушать барочных композиторов и поняла, что они что-то такое знали про небесную гармонию. И просто про гармонию.
Ария всех времён и народов для меня: прощальная ария Дидоны из "Дидоны и Энея". Если уж будут ставить точку над моим земным бытием, пусть мне напоследок споёт именно Ксения Мейер. Не знаю, почему, но для меня она стала Дидоной номер один. И хор, какой там хор! Когда они поют: "And scatter roses, scatter roses...", душа хочет отделиться от тела прямо сейчас.
https://youtu.be/VPhqfLLu6ug Click to view
Вот послушайте их: дрозда, Филиппа, Ксению, а завтра сходите на прогулку. Ведь правда, жизнь прекрасна, но под её красотой то тут, то там проглядывает печаль? Это неизбежно, ибо всё преходяще, и смерть есть неотъемлемая часть жизни. Всё, что для нас ценно, является таковым только потому, что мы смертны. И нет большей глупости, чем мечтать о личном бессмертии, да ещё в одном и том же теле навсегда (боже мой, недаром же Агасфер бессмертием именно наказан!)
У нас не принято говорить о смерти и размышлять о ней. Наша культура ориентирована на вечную молодую бодрость, полностью отрицающую смерть. Но я-то древник, да ещё и старообрядец, мне можно. Я как-то спросила у Прасковьи Сидоровны, одной из лучших и интереснейших наших информанток: а правда ли, что если гроб будет покойнику велик, то в его семье вскоре кто-то умрёт? Восьмидесятишестилетняя Прасковья Сидоровна, с которой мы сидели на лавочке возле избы, потёрла характерным старушечьим жестом костяшки пальцев, посмотрела длительным спокойным взглядом на вечернюю зарю и ответила:
- Суеверия всё это. Уж будто кто вечен!
Живите долго и будьте здоровы. Ведь в мире столько красоты, успейте её оценить. Никто не вечен.
Large Visitor Map