Портрет Микрофюрера в интерьере, или как поехала красотка кататься
Оставив на время трепетную тему алкоголиков, запишу, пока помню, то, что слышала и видела в воскресенье, пока не забылось. Разрешение на обнародование я получила, спросив дважды - второй раз, когда главный фигурант был совершенно трезв.
- Что из услышанного я могу рассказывать? - спросила я.
- Да что хочешь. Хоть всё! - отмахнулся он.
Ну и ладно. Попросят убрать - уберу. Волю своих информантов я уважаю, даже когда перестаю уважать их самих.
Не спешите брезгливо удалять меня из друзей. Всё-таки прочтите. До конца.
В воскресенье днём мне позвонил один местный микрофюрер из ДПНИ. Мне надлежало быстро собраться и отправиться «на морскую прогулку с наци». Наци состояли из самого Микрофюрера и его зятя, мужа сестры. Вы спросите, какие дела у меня могут быть с подобными гражданами? С Микрофюрером мы были членами одной католической общины, посещали мессу - я знала, что у него уголовное прошлое, но понятия не имела, что он нацист, пока не попросила - как брата во Христе - помочь угомонить соседа, буйного молодого человека. Брат во Христе отреагировал удивительно быстро - явился с двумя трогательными мальчиками (увидела бы таких на улице - не шарахнулась, несмотря на бритые головы, берцы и кожаные куртки: уж больно мордашки умильные). Троица очень вежливо, но чрезвычайно внятно донесла до юноши, что с ним будет, если я ещё раз пожалуюсь. Буйства прекратились. Вот тогда-то я узнала, что брат во Христе, оказывается, нацист, ДПНИ-шник, за свои взгляды отлучённый патером-итальянцем от причастия. «Брат», в свою очередь пообещал мне побольше рассказать о самом движении и «русском национализме». Я существо любознательное, этнограф во мне не умирает. Я согласилась.
Катер, на который меня пригласили, и который Микрофюрер любовно называл «Принцем Ойгеном», представлял собой грязноватую посудину, собственноручно собранную зятем, отрекомендовавшимся как «кораблятский строитель», из явно подручного материала. Впрочем, японский мотор, гордость зятя, работал хорошо. Мы отошли от пристани под марш «Эрика».
- Гриша, ты что, тоже нацист? - спросила я зятя, уже изрядно налитого пивом, но ведущего судно недрожащей рукой.
- Да я так… Я их понимаю. Я сочувствующий, - застенчиво признался Гриша, дядька лет сорока, на вид обычный, симпатичный работяга. А между тем, мне уже сказали, что он вместе с шурином накануне «хулиганил с битой» на Хилокском рынке.
Наверху бушевал ливень. Мы шли бортом к волне, и катер сильно кренило на левый борт. В рубке (она же все прочие функциональные помещения корабля) держаться было не за что. Я висела, вцепившись пальцами в какие-то выступы на потолке, обильно покрытые ржавчиной. Впрочем, Микрофюрер галантно поддерживал меня за талию, периодически отвлекаясь, чтобы присосаться к полторашке с пивом. Я подумала, что, конечно, можно назвать это корыто «Принцем Ойгеном», но тяжёлым крейсером оно от этого не станет; мысль свою, впрочем, благоразумно оставила при себе.
Попробую передать то, что запомнила из цветистой биографии Микрофюрера, которой хватит, наверное, на девять обывательских жизней, и услышанных речей. Что-то я, скорей всего, неверно запомнила. Но суть всё равно остаётся. Цитаты привожу из Сергея Соколова - автора одиозного, однако, как мне кажется, удивительно подходящего своими писаниями к тому, о чём я рассказываю. Речи персонажей передаю as is, без цензурных изъятий, убрав только словопаузы.
1. Основной фигурант.
Если власть не пойдёт на диалог со своим народом, то волна насилия НЕИЗБЕЖНО ударит и по власть предержащим уже в ближайшем будущем. Своим "запретить и не пущать", своим нежеланием не то что решать - признать сам факт существования в России остро стоящего "русского вопроса", власть собственными руками создаёт идеологически мотивированное подполье, состоящее из людей, которым, вобщем-то, терять особенно и нечего. А всемирный экономический кризис только усугубит ситуацию и пополнит ряды радикалов сотнями и тысячами отличников боевой и политической. К тому же, у парней, прошедших через горнило последних войн, с толерантностью не просто плохо, а очень, совсем плохо. А с агрессией, увы - очень хорошо.
Наш герой родился в 1972 г. Учился в школе с усиленным преподаванием французского языка. При случае любит об этом напомнить. В армии служил в морской пехоте на Дальнем Востоке, но, по его словам, во время первого Юго-Осетинского конфликта морпехов обкатывали в условиях гор, поэтому в 1992 г. попал, как я понимаю, в состав миротворческих сил в Южной Осетии. По окончании кампании не прошёл полагающуюся реабилитацию в психиатрической клинике и вскрыл себе вены, потому что боялся, что не успеет попасть на урегулирование осетинско-ингушского конфликта осени 1992 года. То есть куда именно он стремился, я могу перепутать, но насчёт вен всё правда - на обоих предплечьях красуются жирные белые шрамы. Был в состоянии клинической смерти. Откачали. После армии пошёл по линии госбезопасности. С началом Первой чеченской кампании в 1994 г. ездил в Чечню со спецзаданиями. Занимался выявлением каналов наркотрафика. Три ордена (названий не запомнила). Говорить о них и за что получил, не любит. Состоял в Nской преступной группировке. Учился в пединституте на переводческом (английский язык). До получения диплома оставался год - в 1998 г. сел.
- Чего это тебя понесло в группировку-то?
- Так а все мои знакомые были из ***ской группировки, а мне куда?
Свой криминальный эпизод наш герой описывает так:
- Через **** площадь ехала машина с инкассаторами. Мы бы их завалили без последствий, да позади ехали в сопровождении две машины оперов… Ну и началось… Четыре трупа с их стороны, два с нашей.
- Ну хорошо. Вот война - это война, там убивать приходится. А этих-то зачем?
- А деньги были нужны, - отвечает он просто.
Был осуждён на 15 лет колонии строгого режима, вышел в 2007 г., через 9 лет, по УДО.
И процесс радикализации идёт стремительно. Если раньше уличное насилие имело субкультурный характер, то теперь на смену скинхедам, которых стало меньше в разы, пришли обычные, молодые, образованные, в чём-то симпатичные парни, которых так много на улицах Москвы и других русских городов.
2. Убеждения героя.
- Я и тебя могу убить, - почти ласково сообщает он мне, глядя на меня в упор очень светлыми, прозрачными глазами (мы сидим уже наверху, на палубе). Я знаю, что этот может. Он любит повторять, что руки у него по локоть в крови - но, похоже, не по локоть, а по самые плечи. Но он влил в себя уже литра четыре пива и потому благодушен. - Но ты не бойся: волки не убивают тех, кто их хоть раз покормил, - продолжает он. - Да и вообще, я про себя понял: если ты бойцовая собака, не всё ли равно, кого ты убил и сколько? Для собаки главное работать…
Религиозные убеждения наш Микрофюрер меняет, как носки. К тому моменту, как он повёз меня кататься, он успел, по его словам, сжечь все свои католические книги, разругаться вдрызг по телефону с нашим падре и стать язычником-родновером.
- Мой бог не хочет, чтобы я называл себя рабом! - горячо восклицает он.
- Но Дева Мария не гнушалась сказать «се аз, раба Господня, да будет мне по глаголу Твоему», а она была рангом повыше тебя!
Он ухмыляется зло:
- А кто это такая? И вообще - я сам бог и потомок богов!
- На зоне от безделья кто только чем не мается! Кто-то медитирует, связь с космосом держит, астральные там тела выходят - а года через полтора их, как правило, забирают в психушку. Я сначала буддистом был, всё изучил подробно. (На память об этом этапе религиозного развития осталась татуировка на правом бицепсе нашего героя, с ошибкой в написании английского слова «будда», на которую он сам всякий раз весело указывает). Потом к мусульманам подался, покрестился по-ихнему.
- А э-э-э…
- А обрезание у меня с детства. Ну, так вот выучил открывающую суру Корана по-арабски, Коран прочитал от корки до корки, втёрся к ним в доверие. Смог выявить канал, по которому шла поставка наркотиков. А потом ихнюю мечеть в колонии, которую сам помогал им строить, своими руками ломал. Стал специалистом по религиям у нас в колонии. Когда к нам приехал отец Убальдо, начальник меня вызвал и сказал: приехал, мол тут какой-то, хочет зеков собрать, ты сходи посмотри, не сектант ли какой. Я выхожу - а там Убальдо! Я его раньше знал. Ну, и…
Ну, и так я и обрела брата во Христе - к моменту этого рассказа уже бывшего.
Услышав в речи Микрофюрера слово «балет», я удивилась вслух, что он знает такие слова.
- А ты думаешь, что если наци, так сразу же и быдло? - обиделся фигурант. - Я вот, между прочим, сейчас «На западном фронте без перемен» по-французски читаю. И оперу мы слушаем. Эх ты, антифашня!..
Я было хотела напомнить о слове «культура» и пистолете, но благоразумно воздержалась - до берега было далековато.
... имеет место быть дикая мешанина взглядов, интересов и представлений - иногда практически людоедских.
(Продолжение: http://maria-gorynceva.livejournal.com/379700.html)
- Что из услышанного я могу рассказывать? - спросила я.
- Да что хочешь. Хоть всё! - отмахнулся он.
Ну и ладно. Попросят убрать - уберу. Волю своих информантов я уважаю, даже когда перестаю уважать их самих.
Не спешите брезгливо удалять меня из друзей. Всё-таки прочтите. До конца.
В воскресенье днём мне позвонил один местный микрофюрер из ДПНИ. Мне надлежало быстро собраться и отправиться «на морскую прогулку с наци». Наци состояли из самого Микрофюрера и его зятя, мужа сестры. Вы спросите, какие дела у меня могут быть с подобными гражданами? С Микрофюрером мы были членами одной католической общины, посещали мессу - я знала, что у него уголовное прошлое, но понятия не имела, что он нацист, пока не попросила - как брата во Христе - помочь угомонить соседа, буйного молодого человека. Брат во Христе отреагировал удивительно быстро - явился с двумя трогательными мальчиками (увидела бы таких на улице - не шарахнулась, несмотря на бритые головы, берцы и кожаные куртки: уж больно мордашки умильные). Троица очень вежливо, но чрезвычайно внятно донесла до юноши, что с ним будет, если я ещё раз пожалуюсь. Буйства прекратились. Вот тогда-то я узнала, что брат во Христе, оказывается, нацист, ДПНИ-шник, за свои взгляды отлучённый патером-итальянцем от причастия. «Брат», в свою очередь пообещал мне побольше рассказать о самом движении и «русском национализме». Я существо любознательное, этнограф во мне не умирает. Я согласилась.
Катер, на который меня пригласили, и который Микрофюрер любовно называл «Принцем Ойгеном», представлял собой грязноватую посудину, собственноручно собранную зятем, отрекомендовавшимся как «кораблятский строитель», из явно подручного материала. Впрочем, японский мотор, гордость зятя, работал хорошо. Мы отошли от пристани под марш «Эрика».
- Гриша, ты что, тоже нацист? - спросила я зятя, уже изрядно налитого пивом, но ведущего судно недрожащей рукой.
- Да я так… Я их понимаю. Я сочувствующий, - застенчиво признался Гриша, дядька лет сорока, на вид обычный, симпатичный работяга. А между тем, мне уже сказали, что он вместе с шурином накануне «хулиганил с битой» на Хилокском рынке.
Наверху бушевал ливень. Мы шли бортом к волне, и катер сильно кренило на левый борт. В рубке (она же все прочие функциональные помещения корабля) держаться было не за что. Я висела, вцепившись пальцами в какие-то выступы на потолке, обильно покрытые ржавчиной. Впрочем, Микрофюрер галантно поддерживал меня за талию, периодически отвлекаясь, чтобы присосаться к полторашке с пивом. Я подумала, что, конечно, можно назвать это корыто «Принцем Ойгеном», но тяжёлым крейсером оно от этого не станет; мысль свою, впрочем, благоразумно оставила при себе.
Попробую передать то, что запомнила из цветистой биографии Микрофюрера, которой хватит, наверное, на девять обывательских жизней, и услышанных речей. Что-то я, скорей всего, неверно запомнила. Но суть всё равно остаётся. Цитаты привожу из Сергея Соколова - автора одиозного, однако, как мне кажется, удивительно подходящего своими писаниями к тому, о чём я рассказываю. Речи персонажей передаю as is, без цензурных изъятий, убрав только словопаузы.
1. Основной фигурант.
Если власть не пойдёт на диалог со своим народом, то волна насилия НЕИЗБЕЖНО ударит и по власть предержащим уже в ближайшем будущем. Своим "запретить и не пущать", своим нежеланием не то что решать - признать сам факт существования в России остро стоящего "русского вопроса", власть собственными руками создаёт идеологически мотивированное подполье, состоящее из людей, которым, вобщем-то, терять особенно и нечего. А всемирный экономический кризис только усугубит ситуацию и пополнит ряды радикалов сотнями и тысячами отличников боевой и политической. К тому же, у парней, прошедших через горнило последних войн, с толерантностью не просто плохо, а очень, совсем плохо. А с агрессией, увы - очень хорошо.
Наш герой родился в 1972 г. Учился в школе с усиленным преподаванием французского языка. При случае любит об этом напомнить. В армии служил в морской пехоте на Дальнем Востоке, но, по его словам, во время первого Юго-Осетинского конфликта морпехов обкатывали в условиях гор, поэтому в 1992 г. попал, как я понимаю, в состав миротворческих сил в Южной Осетии. По окончании кампании не прошёл полагающуюся реабилитацию в психиатрической клинике и вскрыл себе вены, потому что боялся, что не успеет попасть на урегулирование осетинско-ингушского конфликта осени 1992 года. То есть куда именно он стремился, я могу перепутать, но насчёт вен всё правда - на обоих предплечьях красуются жирные белые шрамы. Был в состоянии клинической смерти. Откачали. После армии пошёл по линии госбезопасности. С началом Первой чеченской кампании в 1994 г. ездил в Чечню со спецзаданиями. Занимался выявлением каналов наркотрафика. Три ордена (названий не запомнила). Говорить о них и за что получил, не любит. Состоял в Nской преступной группировке. Учился в пединституте на переводческом (английский язык). До получения диплома оставался год - в 1998 г. сел.
- Чего это тебя понесло в группировку-то?
- Так а все мои знакомые были из ***ской группировки, а мне куда?
Свой криминальный эпизод наш герой описывает так:
- Через **** площадь ехала машина с инкассаторами. Мы бы их завалили без последствий, да позади ехали в сопровождении две машины оперов… Ну и началось… Четыре трупа с их стороны, два с нашей.
- Ну хорошо. Вот война - это война, там убивать приходится. А этих-то зачем?
- А деньги были нужны, - отвечает он просто.
Был осуждён на 15 лет колонии строгого режима, вышел в 2007 г., через 9 лет, по УДО.
И процесс радикализации идёт стремительно. Если раньше уличное насилие имело субкультурный характер, то теперь на смену скинхедам, которых стало меньше в разы, пришли обычные, молодые, образованные, в чём-то симпатичные парни, которых так много на улицах Москвы и других русских городов.
2. Убеждения героя.
- Я и тебя могу убить, - почти ласково сообщает он мне, глядя на меня в упор очень светлыми, прозрачными глазами (мы сидим уже наверху, на палубе). Я знаю, что этот может. Он любит повторять, что руки у него по локоть в крови - но, похоже, не по локоть, а по самые плечи. Но он влил в себя уже литра четыре пива и потому благодушен. - Но ты не бойся: волки не убивают тех, кто их хоть раз покормил, - продолжает он. - Да и вообще, я про себя понял: если ты бойцовая собака, не всё ли равно, кого ты убил и сколько? Для собаки главное работать…
Религиозные убеждения наш Микрофюрер меняет, как носки. К тому моменту, как он повёз меня кататься, он успел, по его словам, сжечь все свои католические книги, разругаться вдрызг по телефону с нашим падре и стать язычником-родновером.
- Мой бог не хочет, чтобы я называл себя рабом! - горячо восклицает он.
- Но Дева Мария не гнушалась сказать «се аз, раба Господня, да будет мне по глаголу Твоему», а она была рангом повыше тебя!
Он ухмыляется зло:
- А кто это такая? И вообще - я сам бог и потомок богов!
- На зоне от безделья кто только чем не мается! Кто-то медитирует, связь с космосом держит, астральные там тела выходят - а года через полтора их, как правило, забирают в психушку. Я сначала буддистом был, всё изучил подробно. (На память об этом этапе религиозного развития осталась татуировка на правом бицепсе нашего героя, с ошибкой в написании английского слова «будда», на которую он сам всякий раз весело указывает). Потом к мусульманам подался, покрестился по-ихнему.
- А э-э-э…
- А обрезание у меня с детства. Ну, так вот выучил открывающую суру Корана по-арабски, Коран прочитал от корки до корки, втёрся к ним в доверие. Смог выявить канал, по которому шла поставка наркотиков. А потом ихнюю мечеть в колонии, которую сам помогал им строить, своими руками ломал. Стал специалистом по религиям у нас в колонии. Когда к нам приехал отец Убальдо, начальник меня вызвал и сказал: приехал, мол тут какой-то, хочет зеков собрать, ты сходи посмотри, не сектант ли какой. Я выхожу - а там Убальдо! Я его раньше знал. Ну, и…
Ну, и так я и обрела брата во Христе - к моменту этого рассказа уже бывшего.
Услышав в речи Микрофюрера слово «балет», я удивилась вслух, что он знает такие слова.
- А ты думаешь, что если наци, так сразу же и быдло? - обиделся фигурант. - Я вот, между прочим, сейчас «На западном фронте без перемен» по-французски читаю. И оперу мы слушаем. Эх ты, антифашня!..
Я было хотела напомнить о слове «культура» и пистолете, но благоразумно воздержалась - до берега было далековато.
... имеет место быть дикая мешанина взглядов, интересов и представлений - иногда практически людоедских.
(Продолжение: http://maria-gorynceva.livejournal.com/379700.html)