Так оно начиналось...
Я родилась в городе Ленинграде, в роддоме на Каменном острове. Там был специализированный роддом для хворых - у мамочки были тогда проблемы с средцем. Положили её туда ещё до моего рождения. Днём такие же пузатые тётки гуляли во дворике, среди которого красовалось изваяние балерины с поднятой в арабеске ножкой. Наверное, беременным дамам напоминали о вершине, к которой им надлежит стремиться после того, как они опростаются. Однажды на запорошенном снегом тулове балерины гуляющие увидели явственный след руки - какой-то папаша, наверное, в приступе счастья, подержал гипсовую (или бронзовую?) танцовщицу за талию. Но ничего более непристойного, что вы!
Методы стимуляции родовой деятельности в те времена даже в элитных роддомах (а этот считался элитным, с усиленным питанием) были вполне народные, почвенные, так сказать. Как-то мамочка, идущая в конец коридора в то место, куда беременным приходится наведываться в два раза чаще, чем прочим смертным, стала свидетелем феерического зрелища. Две врачицы, засунув руки в карманы халатов, гоняли по коридору женщину с огромным пузом - "как козу, объевшуюся клевером", ехидно пояснила мамочка. Женщина, одетая в одну коротенькую рубашонку и тапочки, бежала по коридору, потом её прихватывало - она останавливалась и стояла с искажённым лицом, согнувшись и прижимая руки к животу. Делалось это вовсе не из утончённого садизма врачей, а исключительно для стимуляции схваток (кстати, не уверена, что этот способ хуже, чем медикаментозная стимуляция, но, правда, есть риск на пол опростаться). И вот во время очередного забега дамы с вялой родовой деятельностью из-за угла вывернул и навстречу ей пошёл молодой врач. Наверное, это был практикант - держался он очень солидно, сурово сдивгал брови и вообще - был очень величав. Поровнявшись с роженицей, которая в очередной раз стояла согнувшись и скрежеща зубами, он похлопал себя покарманам и на полном серьёзе спросил: "Женщина, у вас карандашика не найдётся?"
Сама я явилась на этот свет где-то без четверти десять вечера по ленинградскому (московскому) времени). Мамочка моя, хоть и была в полагающихся муках, время, как ни странно, запомнила верно - последующая ректификация натальной карты подтвердила это. В окно родзала заглядывал фонарь на длинной, тощей ноге. К ней был прикреплён чёрный репродуктор. Из репродуктора неслась Четвёртая симфония Чайковского. Вьюга носила стаи мелких, колких снежинок.
На соседнем столе мучилась женщина с ягодичным предлежанием. Кесарить её не хотели, поэтому послали за каким-то видным специалистом. Он пришёл - здоровый армянин с толстыми волосатыми ручищами (растопыривая пальцы, мамочка показывала, какие были ручищи). Он запустил такую страшную лапу в утробу роженицы и начал поворачивать младенца. Мама уверяет, что он возился около часу, но, думаю, здесь она точно оценить время не может - когда сама лежишь в схватках, а потом в потугах, время "сплывает". И всё же младенца удалось повернуть головой к выходу - женщина родила сама. Когда доктор отошёл от стола, его огромные ручищи тряслись, а халат на спине был такой мокрый, будто его облили водою.
Мне не хотелось рождаться. Потом, очень много лет спустя, во время тренинга я поняла, что страшно боялась застрять. Однако когда мамочка услышала, как один врач говорит другому сакраментальное слово "щипцы", она поднатужилась изо всех сил и ценою разрывов выкинула меня на свет. Говорят, я заорала громким басом.
Репродуктор играл финал Четвёртой симфонии Чайковского - тему "Во поле берёза стояла". Наверное, это был знак будущих занятий - русистика, фольклор, песни. А к Чайковскому я - вероятно, с тех самых пор - отношусь сложно.
Если бы не угроза щипцов, быть бы мне уже Водолеем. Мне не хватает для этого двух угловых минут. Ещё десять минут пребывания в материнской утробе - и Солнце бы успело миновать куспид Водолея. А так - оказалась практически на заборе между знаками. С тех пор сидеть между стульями - любимое занятие. А Луна в Близнецах этому ещё весьма способствует.
Методы стимуляции родовой деятельности в те времена даже в элитных роддомах (а этот считался элитным, с усиленным питанием) были вполне народные, почвенные, так сказать. Как-то мамочка, идущая в конец коридора в то место, куда беременным приходится наведываться в два раза чаще, чем прочим смертным, стала свидетелем феерического зрелища. Две врачицы, засунув руки в карманы халатов, гоняли по коридору женщину с огромным пузом - "как козу, объевшуюся клевером", ехидно пояснила мамочка. Женщина, одетая в одну коротенькую рубашонку и тапочки, бежала по коридору, потом её прихватывало - она останавливалась и стояла с искажённым лицом, согнувшись и прижимая руки к животу. Делалось это вовсе не из утончённого садизма врачей, а исключительно для стимуляции схваток (кстати, не уверена, что этот способ хуже, чем медикаментозная стимуляция, но, правда, есть риск на пол опростаться). И вот во время очередного забега дамы с вялой родовой деятельностью из-за угла вывернул и навстречу ей пошёл молодой врач. Наверное, это был практикант - держался он очень солидно, сурово сдивгал брови и вообще - был очень величав. Поровнявшись с роженицей, которая в очередной раз стояла согнувшись и скрежеща зубами, он похлопал себя покарманам и на полном серьёзе спросил: "Женщина, у вас карандашика не найдётся?"
Сама я явилась на этот свет где-то без четверти десять вечера по ленинградскому (московскому) времени). Мамочка моя, хоть и была в полагающихся муках, время, как ни странно, запомнила верно - последующая ректификация натальной карты подтвердила это. В окно родзала заглядывал фонарь на длинной, тощей ноге. К ней был прикреплён чёрный репродуктор. Из репродуктора неслась Четвёртая симфония Чайковского. Вьюга носила стаи мелких, колких снежинок.
На соседнем столе мучилась женщина с ягодичным предлежанием. Кесарить её не хотели, поэтому послали за каким-то видным специалистом. Он пришёл - здоровый армянин с толстыми волосатыми ручищами (растопыривая пальцы, мамочка показывала, какие были ручищи). Он запустил такую страшную лапу в утробу роженицы и начал поворачивать младенца. Мама уверяет, что он возился около часу, но, думаю, здесь она точно оценить время не может - когда сама лежишь в схватках, а потом в потугах, время "сплывает". И всё же младенца удалось повернуть головой к выходу - женщина родила сама. Когда доктор отошёл от стола, его огромные ручищи тряслись, а халат на спине был такой мокрый, будто его облили водою.
Мне не хотелось рождаться. Потом, очень много лет спустя, во время тренинга я поняла, что страшно боялась застрять. Однако когда мамочка услышала, как один врач говорит другому сакраментальное слово "щипцы", она поднатужилась изо всех сил и ценою разрывов выкинула меня на свет. Говорят, я заорала громким басом.
Репродуктор играл финал Четвёртой симфонии Чайковского - тему "Во поле берёза стояла". Наверное, это был знак будущих занятий - русистика, фольклор, песни. А к Чайковскому я - вероятно, с тех самых пор - отношусь сложно.
Если бы не угроза щипцов, быть бы мне уже Водолеем. Мне не хватает для этого двух угловых минут. Ещё десять минут пребывания в материнской утробе - и Солнце бы успело миновать куспид Водолея. А так - оказалась практически на заборе между знаками. С тех пор сидеть между стульями - любимое занятие. А Луна в Близнецах этому ещё весьма способствует.