N всё-таки был ужасное трепло. Особенно он любил рассуждать о вещах, к коим имел самое малое отношение. Так, например, ни разу в жизни не подравшись (ему пару раз морду били, а он - нет) и не служив в армии, он объяснял мне, как ужасен съём часового (см.
здесь ) и утверждал, что умеет ломать шеи, не сломав ни одной.
Как-то раз заговорили с ним о том, как нас учили на курсах выживания не пинать дяденек в чувствительное место (потому что у иных болевой сигнал до мозга доходит, как у жирафа, секунды через три, а то и больше, а за это время можно успеть сломать если не шею, то нос или ещё какую неприятность причинить), а по возможности захватывать предмет гордости и сжимать изо всех сил. А чтоб силы были, надо тренировать пальчики посредством упражнений.
N тут же объявил, что всё это туфта - вот ему сколько угодно можно жать и крутить сакральное место, и ничего-то он не почувствует. Я
прирождённый экспериментатор ; Бог меня упас от подобного опыта, однако тут эксперимент сам плыл в руки (буквально, буквально!), потому что, видя моё недоверие, N предложил мне убедиться в его правоте опытным путём.
Тут я несколько струхнула. Калечить его не входило в мои планы, да и чту я, высоко чту Уголовный кодекс РФ.
- Послушай, ты точно уверен, что... Ты правда такой выносливый? - осторожно поинтересовалась я.
N гордо раздулся, подобно токующему голубю.
- Совершенно точно!- воскликнул он, докторально поджал свои и без того тонкие губы и встал передо мною.
- Н-но ты же видел мой эспандер... Сам же сказал, что не женский... А я его сжимаю. И по многу раз. Я же просила в магазине самый тугой! - пыталась я наставить подопытного на путь благоразумия. - Ты представь, что я сожму это, как ту резинку! Ты ж не резиновый!..
N был непреклонен. Эксперимент должен был быть поставлен, чтобы в ходе его я опытным путём могла убедиться, что наш инструктор - дурак и дилетант, и что есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, умеющим только через табуретку скакать и с лестницы падать.
- Но тебе же будет больно! - прибегла я к последнему аргументу.
- Не будет! - уверенно заявил N, расстегнул джинсы и с видом то ли Муция Сцеволы, то ли одного из Севастийских мучеников устремил сосредоточенный взгляд в пространство.
Что было делать? С одной стороны, простое милосердие и человечность, не говоря уж о большем, требовали отказаться от эксперимента. А с другой - а ну как и вправду на земле существуют дяденьки, которые, как ни сжимай их священный предмет, ничего не почувствуют? И вдруг их много? И вдруг один из них нападёт на меня? Не лучше ли проверить эту гипотезу в комфортных, так сказать, условиях?
Ещё некоторое время я прилагала усилия, чтобы отговорить N от подобного опыта, напоминая ему, что он ещё не оставил на земле потомства. N упорно стоял на своём.
Я сдалась.
- Если станет больно, сразу скажи,- попросила я и начала сжимать.
Я сжала чуть-чуть. Потом ещё чуть-чуть. Взгляд N приобрёл какую-то особую безмятежность.
- Тебе совсем не больно? - удивилась я.
- Ничуть! - бодро воскликнул N.
Я сжала ещё сильней и увидела, как он слегка покривился, однако приказал:
- Жми!
Ну, я и сжала. Не совсем, как эспандер, но крепко.
N взвыл и вырвался из моей цепкой лапы.
- Нет, не получается! - сказал он, застёгиваясь и хихикая.
"Мы так надеялись на чудо", пела Вероника Долина; до меня вдруг дошло: я тайно надеялась, что какие-нибудь йогические или даосские навыки делают N неуязвимым. А оказалось... "А чуда не произошло".
Фу!