Дожди
Седые стебли, серый шум в окне,
а с улиц тянет горестью и смертью.
Твой дождь любимый - об одной струне,
желанный дождь, подобный милосердью.
Все дальше поезда и долог-долог
их путь - не твой? ну что ж? не твой -
к озерам слез в осенних долах
с остеклянелою листвой.
И стоит ждать? И ждать ли стоит?
Дожди - как жалость, в них и канем,
и кровь и человека смоет
и воздух, вымощенный камнем.
Все ждешь ты, бедное надгробье?
А беглых лет письмо косое
с лица сплывает исподлобья
не то дождем, не то слезою.
И что любовь, да не такая,
и что слеза, и та впустую,
и что одна вина другую
опережает, окликая.
И что удар не тронул тела,
а лишь заглох, как птица в поле,
и лишь душа осиротела,
как от видения в костеле.
Растет во тьме стеклянный шорох -
и отплывает мир окрестный.
Уносят дальше все, кто дорог,
чужую долю ноши крестной,
еще кого-то недостало,
еще одна невозвратима, -
прильнут к окну как из металла
и вновь, неузнанные, мимо…
И дождь уносит, дождь их косит
косой холодной и немою.
Покроет тьмою - смоет тьмою.
Плесну рукой в колодце мрака,
над темными ключами стоя,
и молча стыну, как собака
под плетью голоса пустою.
И не прикончен, и не начат,
и не добит, и не обласкан,
не знаю - дождь, душа ли плачет,
что все для Господа напрасно.
Стою один до ночи поздней.
Лишь я и ночь. И капля, капля -
все отдаленней, все бесслезней.
Кшиштоф Камиль Бачинский, перевод Анатолия Гелескула
а с улиц тянет горестью и смертью.
Твой дождь любимый - об одной струне,
желанный дождь, подобный милосердью.
Все дальше поезда и долог-долог
их путь - не твой? ну что ж? не твой -
к озерам слез в осенних долах
с остеклянелою листвой.
И стоит ждать? И ждать ли стоит?
Дожди - как жалость, в них и канем,
и кровь и человека смоет
и воздух, вымощенный камнем.
Все ждешь ты, бедное надгробье?
А беглых лет письмо косое
с лица сплывает исподлобья
не то дождем, не то слезою.
И что любовь, да не такая,
и что слеза, и та впустую,
и что одна вина другую
опережает, окликая.
И что удар не тронул тела,
а лишь заглох, как птица в поле,
и лишь душа осиротела,
как от видения в костеле.
Растет во тьме стеклянный шорох -
и отплывает мир окрестный.
Уносят дальше все, кто дорог,
чужую долю ноши крестной,
еще кого-то недостало,
еще одна невозвратима, -
прильнут к окну как из металла
и вновь, неузнанные, мимо…
И дождь уносит, дождь их косит
косой холодной и немою.
Покроет тьмою - смоет тьмою.
Плесну рукой в колодце мрака,
над темными ключами стоя,
и молча стыну, как собака
под плетью голоса пустою.
И не прикончен, и не начат,
и не добит, и не обласкан,
не знаю - дождь, душа ли плачет,
что все для Господа напрасно.
Стою один до ночи поздней.
Лишь я и ночь. И капля, капля -
все отдаленней, все бесслезней.
Кшиштоф Камиль Бачинский, перевод Анатолия Гелескула