Рони принял решение покинуть Итав, и мы выбираем другой кибуц. Нам понравился Гадот. Он расположен у подножья Голан. Дорога в него пролегает через Тверию, под эвкалиптами вдоль берега Кинерета, оттуда петлями поднимается на луга Верхней Галилеи. На поворотах видна голубая арфа Тивериадского озера, утопающего в зелени холмов. От Рош-Пины, с перекрестка Маханаим, до Гадот можно добраться попуткой.
«Гадот» значит «Берега», берега Иордана, разумеется. Кибуц мирно лежит в долине реки, поросшей туями и эвкалиптами. До шестьдесят седьмого года Гадот непрестанно обстреливался с сирийских позиций на Голанах, откуда вся долина виднелась, как на ладони, но после победы в Шестидневной войне сирийскую базу превратили в монумент героизму селения, и даже появилась песня, оптимистично утверждающая, что с взятием Голан мирная жизнь кибуца пребудет нерушима до тех пор, пока не повернут вспять воды Иордана.
Бомбоубежища давно закрыты, ряды сборных кубиков-домиков увиты лозами и окружены цветами, детские ясельки и садики, с качелями и песочницами, полны детишек, высятся бетонная столовая и огромный стеклянный концертный зал. В конце тенистой аллеи ждет наступления длинного лета голубой бассейн с зелеными лужайками и белыми лежаками... Но все меркнет перед кибуцным магазином. В Итав завозят лишь сигареты, тампоны, масло для загара, банки с посудомоющей пастой «Ама», да жетоны для телефона-автомата. Ничего больше никому и не требуется. А здесь высокая покупательная способность провоцирует кучу потребностей: глаз разбегается от ассортимента клетчатых мужских рубашек, женских маек, шлепанцев, декоративных подушек, детских игрушек, картинок в рамочках, плетеных салфеточек, вазочек и прочих предметов, облагораживающих быт. Становится очевидно, что Итав - это трудовая колония.
- У нас чудесные возможности для воспитания детей, - вкрадчиво повествует глава приемной комиссии. - В Тель-Хае предлагаются интереснейшие курсы для женщин, от терапии методом Александра до тканья ковров... Регулярно приезжают лекторы, фокусники, мимы... Есть парикмахерская, и каждую неделю бывает косметичка из Рош-Пины, - небрежно, но коварно добавляет тетка.
- А где я буду работать? - делаю вид, что руководствуюсь здравыми соображениями.
- Большинство женщин у нас работают в яслях и детских садах. Начальная и средняя школа - тоже здесь, у нас, а старшеклассников возим в районную. Способным ребятам обеспечена возможность сдавать экзамены на аттестат зрелости, и после армии кибуц даже оплачивает некоторым обучение в высших учебных заведениях, - продолжает тетка рассыпать соблазны. - У нас изумительные отношения между людьми! А ты, Маша, такая молодая, ты не боишься, что тебе окажется не просто жить в коммуне? Вдруг общинная дисциплина начнет тяготить? - она смотрит на меня так, как будто подозревает, что именно я способна внести разлад в дружную, незамутненную дрязгами жизнь товарищей.
- Не знаю, может, когда-нибудь и надоест, - сомневаюсь я, честно копаясь в душе, завороженной обещанием велосипеда, - но пока очень нравится...
Так хочется, чтобы приняли! Переезд в Гадот представляется выигрышем в лотерее. Теперь, когда я поняла, что будущего в Итаве у нас нет, желание выходить на полевые субботники в сорокаградусную жару окончательно сошло на нет. Ночные посиделки у костра с песнями времен первых поселенцев, поедание шашлыков из пойманных дикобразов, подъемы до рассвета, жизнь без телевизора - все показалось детским баловством в отсутствие взрослых.
Пора, наконец, признаться - ну какой из меня первопроходец, подниматель целины, строитель кибуцов в Стране Обетованной? Да никакой! Теперь самой ясно, что все эти два с половиной года я только притворялась, потому что хотелось быть такой же сильной, успешной, как все израильтяне вокруг, хотелось, чтобы Рони и остальные ребята меня уважали! А на самом деле я люблю жить в неге и комфорте - работать нянечкой в кондиционированном помещении, посещать концерты, учиться на разных интересных курсах - лепить горшки или, скажем, серьезно заняться плетением макраме. Ездить - в порядке общей очереди, разумеется, - за границу, получать вдвое больший личный бюджет, закупаться на него в этом волшебном магазине рамочками и салфеточками, отсыпаться по-человечески до шести утра, загорать у бассейна... Да мало ли какие неограниченные возможности новой, интересной, культурной, богатой, содержательной и красивой жизни открываются в Гадоте! Мимы, фокусники!
Как спешили мы: Рони - обаять новых людей, открыть для себя добавочные пути личного и профессионального роста, я - больше никогда не полоть поганые сорняки. Не остановило даже то, что представители Гадот категорически отказались пустить к себе мою злую кусачую собаку.
Дурного Шери приютил Ури. Он верит, что его можно выдрессировать.
Тянуть с переездом не стали, тем более, что решившись уйти, мы начали чувствовать себя в Итаве лишними. И все же - то ли всеми овладела апатия, то ли остающимся было все равно, то ли им помешала излишняя вежливость и прежняя дружба, но прямо в лицо нам так никто и не сказал, что мы предали важное общее дело, нашу мечту и всех остальных ребят.
Никто, кроме Шери.
Когда грузовик с нашими пожитками выезжал за ворота Итава, покинутый пес отчаянно скулил и жалобно тявкал. Его тоскливый вой провожал меня чуть не до Бейт-Шеана.
Но любопытство и надежда начать новую, лучшую жизнь, на этот раз уже набело, в большом, неизведанном, прекрасном мире кибуца Гадот пересилили боль расставания с собакой, грусть прощания с друзьями и с громадным куском собственной жизни.