РЕПОРТАЖ С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
Самой неожиданной книгой о Второй Мировой, впервые показавшей мне, какой была война для немцев, стал "Берлинский дневник Марьи Васильчиковой".
Русская двадцатитрехлетняя княжна, политэмигрантка, сбежавшая из Прибалтики после аннексии советскими родового литовского имения, ведет свои записи в царстве кромешного мрака - в Германии во время второй Мировой войны, и мир ее глазами - другой.
Где бы, по-вашему, могла работать немецкая политэмигрантка в те годы в СССР? Мисси работает в Информационном отделе Министерства иностранных дел. Штирлицу так не просто было устроиться, но Мисси, - приятельница Бисмарков, Константина Баварского, Гогенцоллернов, потомков кайзера, а также принцев Саксонских, Баварских, Прусских и Гессенских, сестра замужем за князем Меттернихом, и родовитые немецкие друзья преданно заботятся о девушке всю войну.
Немецким герцогам приходилось служить в госаппарате или воевать на фронте, и по-человечески понятно, (хоть эффект раздвоения сознания меня упорно не покидает), что княжна переживает за жизнь своих друзей, тех, кто для нас - «немецкая военщина». Семьи, тем не менее, продолжали жить в своих загородных замках весьма комфортабельно до лета 42, когда налеты союзников не начали превращать их поместья в неуютные кучи камней.
Мисси, несомненно, девушка мощного личного обаяния. И все же, она русская в Берлине во время войны, а между тем, ей не приходится испытывать даже бытовой русофобии. Разумеется, немецкие солдаты в Берлине ведут себя с девушками не так, как в Вильнюсе или в Киеве: «к счастью, двое солдат помогли нам погрузить багаж..» С легкой девичьей руки летят в тартарары все мои представления: вот она навещает кузена в немецком лагере. Томящийся в заключении Иван Вяземский с удовольствием предпринимает с визитершами прогулку на планере, денщик коменданта лагеря готовит для незамысловатого пикника цыпленка и шампанское, а узник сообщает, что пользуясь вынужденным досугом и оказией, запланировал подвергнуться пластической операции,- прижать уши. Весьма неожиданные условия заключения объясняет то, что кузен был военнопленным французским.
Тезку Марью с современными красавицами сближает совмещение гламура вечерней жизни, полной балов, дипприемов и галантных поклонников, с утренней суровой реальностью нужды и необходимости зарабатывать на хлеб насущный. Но безнадежно разделяет то, что она - подлинная, истинная аристократка. Не потому, что Васильчиковы мельтешат в российских анналах, не потому, что она говорит на пяти языках,, а потому, что она делит с друзьями последний кусок, ни при каких условиях не теряет достоинства и готова помогать всем, кому может.
Мисси не боится носить в гестапо другу-смертнику записки и передачи, несмотря на то, что этот друг - фон Штауфенберг, совершивший неудачное покушение на Гитлера. Мисси дружит с позднее повешенными заговорщиками Канарисом, Остером, Ульрихом фон Хасселем и Адамом фон Тротте, а о взглядах многих других, более осмотрительных, но тоже страстных антинацистов генштаба с фигой в кармане история узнала исключительно из ее записей. Все женщины Васильчиковы несгибаемые - живя в Берлине, мать ее умудрилась зафрахтовать и выслать из Южной Америки в Финляндию несколько кораблей с вещами и провизией в помощь русским военнопленным.
Ее "Дневник" рассказывает и о Катыни.
В августе 43 «в поездах люди теперь вообще часто говорят вслух все, что они думают о нынешнем режиме». Видно, ничто так не формирует мысль о каком-то допущенном просчете, как результат в виде постоянных круглосуточных бомбежек. Со временем (и с нарастанием энтропии) верхушка немецкого общества все яснее осознает, какой гибелью являются нацисты и Гитлер для Германии и остального мира, и пытаются организовать оппозицию.
Отношения между людьми в кругу Мисси наводят меня на размышления: почему заговор и покушение могли возникнуть в Германии, и не возникли в СССР?
Я полагаю, потому, что в Германии не раздавили, не уничтожили этот класс аристократов, в котором продолжали существовать и межнациональные связи, и ощущение собственного достоинства (с моей точки зрения весьма сомнительное, но в их глазах несомненное), и взаимная порука и поддержка. Они по привычке ощущали себя Хозяевами со всем бременем ответственности за свою страну и нацию. Мог ли Гитлер уничтожить всю белую косточку? Не знаю, но думаю, что в отличие от евреев, уничтожение которых уютно вписывалось в европейские традиции, дворянство немцами уважалось. Интересно, что те из описываемого круга, кто выжил, стали костяком ФРГ.
Для понимания немецкой военной действительности «Берлинский дневник» бесценен, взгляд автора на происходящее в рейхе - это уникальный взгляд внутреннего идеологического противника, но все же самое привлекательное в нем - сама Мисси. Ну, в собственном дневнике простительно лепить симпатичный образ, но мне случилось познакомиться с дамой (из семейства фон Шлиппе), чей жених учился рисованию в Италии вместе с братом Мисси. Она рассказывала мне о Васильчиковой, и из ее слов создавалось впечатление, что княжна была девушкой, которую не могли забыть даже чужие женихи и даже их невесты.
Но будь она хоть Жанной д’Арк, Мисси никогда бы мне так не понравилась, не будь она истинной дочкой Евы, переживающей по поводу завивки, спасающей из-под обстрелов свои шляпки, умеющей принимать ухаживания множества кавалеров, тепло отзывающейся о красивых подругах... Приятно убедиться, что на фоне геройства ей были присущи и простые, невинные шалости, из тех, за которые в рейхе головы рубили: «Сегодня на работе я по ошибке получила пустой бланк с желтой полосой... для особо важных новостей. От нечего делать напечатала на нем сообщение о том, что в Лондоне... имел место мятеж и король повешен у ворот Бэкингемского дворца. Дура-переводчица включила текст в последние известия для вещания. Сегодня шеф был в добродушном настроении и это сошло мне с рук».
Помимо дневника она ничего не написала.
Дневники бывают важными и интересными, надо только быть правильным человеком и жить в неправильном месте и в неправильное время.
P.S. Наверное, придется пояснить, что в Дневнике княжна - противник нацизма, и мне она симпатична как таковая. К нацизму у меня лично только ненависть.