Воспоминания о советском роддоме. Часть 1.
Нам, детям оптимистичных 60-х, уже самим под 60. И я продолжаю настаивать: товарищи, пишите мемуары! Пусть небольшие, отрывочные, но записывайте то, что ещё помните, и именно свой опыт, свои воспоминания. Недавно подумала, что феноменальное занудство Олены Савчук из города Умани, с любовью к фиксации мельчайших деталей, подарило нам бесценный документ, из которого мы можем узнать, как жили люди в маленьком украинском городке на заре советской власти, как проводила время молодёжь, что было для них важно, какие были приняты формы поведения и прочая. Вспоминая своё прошлое в деталях, я вдруг с огорчением вижу, что многих этих самых деталей просто не помню. Не то тогда было важно. А во сейчас как раз они могут быть интересны.
Вот по этой ссылке - небольшое письменное интервью Наталии Малаховской. Оно было написано ею специально для Николая Подосокорского. О ней:
Анна Наталия Малаховская, деятельница феминистского движения, писательница, художник, исследовательница русских сказок, автор книг: "Возвращение к Бабе-Яге" (2004), "Апология на краю: прикладная мифология" (2012) и др. В 1979 г. была одной из основательниц совместно с Татьяной Мамоновой и Татьяной Горичевой альманаха «Женщина и Россия», журнала «Мария». После высылки из СССР в 1980 г. живет и работает в Австрии.
Наталия вспоминает в частности свой опыт пребывания в роддоме - опыт, чуть не ставший фатальным. У неё тяжёлые воспоминания о советском родовспоможении. Ну а я по ассоциации решила вспомнить подробности быта в "своём" роддоме, тем более что на одном форуме натолкнулась на рассказ совсем молодой женщины, которая приводит подробности, имевшие место во дни моей молодости.
К счастью, ничего трагического у меня не было. Более того, наш роддомик в Академгородке, на улице Пирогова (улицу назвали так именно потому, что на ней расположен больничный городок) был совсем неплохим. Откуда я знаю? В перестройку в журнале "Работница" появились письма женщин (была целая подборка на разворот), которые описывали всевозможные ужасы. Плюс женский фольклор. Да, вы разве не знаете, что когда собираются молодые женщины, то разговор может свернуть на "женскую инициацию" - как кто рожала, со всеми подробностями. Так "старшие" неосознанно готовят и одновременно пугают "младших" (в смысле соответствующего опыта). Я не знаю, ведут ли такие разговоры сейчас: ведь есть Интернет, можно повисеть на форумах и позадавать вопросы не только "старшим по опыту", но даже врачам. А во дни моей молодости - только устная традиция. Нет, врачам в женской консультации можно было задавать вопросы. Более того, в коридорах, за отсутствием красочных буклетов, висели всякие плакаты и стенгазеты с различной информацией. Но врачи и в те времена имели очередь пациенток перед дверьми, и им было некогда вдаваться в твои подробности, а информация в плакатах не всегда была та, что нужна именно тебе. Так что фольклор, тематический нарратив!
Особую ценность имела фольклорная передача тех женщин, в чьей семье был хоть один врач. А если этот врач был гинекологом, то рейтинг такой рассказчицы взлетал до небес. Выше мог быть только рейтинг самого врача, который, точнее, которая могла поделиться неформальными подробностями и дать советы, какие нигде больше нельзя было услышать. У моей подружки была одноклассница и тоже её подружка. И вот у этой подружки Тани мама была а)акушером-гинекологом и б) одно время заведовала, если не ошибаюсь, родильным отделением. Таня имела высочаяший авторитет среди подруг и знакомых, когда речь заходила о женском здоровье. Таня транслировала Знание!
В наше родильное отделение я дважды сходила задолго до родов. Дело в том, что беременность у меня, как я уже писала, случилась от философии, поэтому меня отправили на ультразвуковую диагностику, или УЗД, чтобы "исключить опухоль". Аппарат УЗД имелся тогда только в больнице, туда я и отправилась. Первый раз я попала, как уже было сказано в посте по ссылке, на доктора Юдина с его студентами, а потом меня ещё раз туда отправили через месяц, и тогда меня смотрели две женщины, которые узрели даже пульсацию будущего сердца ребёнка. Когда я после первого осмотра вышла из больничного корпуса, держа двумя пальчиками шёлковое платье на отлёте от живота, который был намазан каким-то маслом и очень плохо вытерт потом (салфетки были в дефиците, и никто мне не сказал, что надо прихватить свои), навстречу мне попался К., друг мужа. Зачем он таскался в больницу, я не помню, а он про меня быстренько пустил слух, что я ходила на аборт.
О своих родинах я уже немного писала - тыц и тыц. Но там мало про сам быт роддома.
Зимой 1985 года собственно родильное отделение было на ремонте по поводу искоренения в нём обнаруженного золотистого стафилококка или ещё какой-то гадости. И поэтому роженицы лежали в левом крыле гинекологического отделения, а собственно "гинекологички" - в правом. Палата "на сохранении" была ровно посередине. Она была большая - коек на десять или двенадцать. И лежали там с разными сроками. Меня за двое суток до родов туда отправила Ольга Фёдоровна Клементьева - сейчас она, оказывается, уже маститая, а тогда была юной девочкой-слётком - интерном, наверное? Она заменяла ушедшую в отпуск Юлию Николаевну Гулей, врача старого и опытного. По мнению Ольги Фёдорвны я уже "перехаживала". Ей не хотелось брать ответственность за чужую пациентку, которую она не наблюдала и не знала, чего ожидать, поэтому она настояла на моей госпитализации. Мол, если не разродитесь ближайшие трое суток, будут уже стимулировать. Стимуляции мне не хотелось, но с её позицией я была согласна. Действительно, она совсем меня не знала и не вела мою беременность.
Так вот я и провела два дня и две ночи в палате "сохраняемых", а на третью ночь процесс пошёл. Восстанавливая в памяти события тех дней, я никак не могу вспомнить, что именно из одежды женщинам позволялось иметь с собой. Кажется, халаты всё-таки были свои. Также надлежало явиться со своими тапочками - непременно кожаными, в таких очень любили ходить деревенские старушки на базаре и цыганки. Кожаные тапочки можно было мыть и дезинфицировать, вот почему требовали именно их. Конверсионных пластиковых или резиновых шлёпанцев тогда ещё не было, точнее, их было слишком мало в продаже, так что в них никого в мою смену не было.
Категорически запрещалось проносить в палаты (причём не только гинекологического или родильного отделения) вязание. Вернее, как объяснила мне одна медсестра, вязать-то можно, но только из хлопка или синтетики. А из шерсти нельзя. Почему? Нет, про аллергию тогда не говорили - аллергиков было заметно меньше. Просто некоторые приносили нестиранную деревенскую шерсть, и вязаное изделие могло стать источником инфекции. А вот вышивать было можно. Моя соседка по палате "сохранниц" что-то сосредоточенно вышивала крестиком в небольших круглых пяльцах. Ну а в родильной палате уж и вышивок никаких не предполагалось. Боялись и иголок (приносят младенцев, а тут иголки - вдруг какая вопьётся?), боялись пыли, которая может оказаться на нитках. Книги и периодика тоже были запрещены - "неизвестно, кто их руками хватал, какая на них грязь, а у вас тут дети".
В общем, чем стерильней, тем лучше. Делалось всё, чтобы минимизировать риск эпидемий среди детей - ведь не было никаких совместных палат, младенцев привозили только кормить четыре раза в день - и увозили.
Продолжение
Large Visitor Map
Вот по этой ссылке - небольшое письменное интервью Наталии Малаховской. Оно было написано ею специально для Николая Подосокорского. О ней:
Анна Наталия Малаховская, деятельница феминистского движения, писательница, художник, исследовательница русских сказок, автор книг: "Возвращение к Бабе-Яге" (2004), "Апология на краю: прикладная мифология" (2012) и др. В 1979 г. была одной из основательниц совместно с Татьяной Мамоновой и Татьяной Горичевой альманаха «Женщина и Россия», журнала «Мария». После высылки из СССР в 1980 г. живет и работает в Австрии.
Наталия вспоминает в частности свой опыт пребывания в роддоме - опыт, чуть не ставший фатальным. У неё тяжёлые воспоминания о советском родовспоможении. Ну а я по ассоциации решила вспомнить подробности быта в "своём" роддоме, тем более что на одном форуме натолкнулась на рассказ совсем молодой женщины, которая приводит подробности, имевшие место во дни моей молодости.
К счастью, ничего трагического у меня не было. Более того, наш роддомик в Академгородке, на улице Пирогова (улицу назвали так именно потому, что на ней расположен больничный городок) был совсем неплохим. Откуда я знаю? В перестройку в журнале "Работница" появились письма женщин (была целая подборка на разворот), которые описывали всевозможные ужасы. Плюс женский фольклор. Да, вы разве не знаете, что когда собираются молодые женщины, то разговор может свернуть на "женскую инициацию" - как кто рожала, со всеми подробностями. Так "старшие" неосознанно готовят и одновременно пугают "младших" (в смысле соответствующего опыта). Я не знаю, ведут ли такие разговоры сейчас: ведь есть Интернет, можно повисеть на форумах и позадавать вопросы не только "старшим по опыту", но даже врачам. А во дни моей молодости - только устная традиция. Нет, врачам в женской консультации можно было задавать вопросы. Более того, в коридорах, за отсутствием красочных буклетов, висели всякие плакаты и стенгазеты с различной информацией. Но врачи и в те времена имели очередь пациенток перед дверьми, и им было некогда вдаваться в твои подробности, а информация в плакатах не всегда была та, что нужна именно тебе. Так что фольклор, тематический нарратив!
Особую ценность имела фольклорная передача тех женщин, в чьей семье был хоть один врач. А если этот врач был гинекологом, то рейтинг такой рассказчицы взлетал до небес. Выше мог быть только рейтинг самого врача, который, точнее, которая могла поделиться неформальными подробностями и дать советы, какие нигде больше нельзя было услышать. У моей подружки была одноклассница и тоже её подружка. И вот у этой подружки Тани мама была а)акушером-гинекологом и б) одно время заведовала, если не ошибаюсь, родильным отделением. Таня имела высочаяший авторитет среди подруг и знакомых, когда речь заходила о женском здоровье. Таня транслировала Знание!
В наше родильное отделение я дважды сходила задолго до родов. Дело в том, что беременность у меня, как я уже писала, случилась от философии, поэтому меня отправили на ультразвуковую диагностику, или УЗД, чтобы "исключить опухоль". Аппарат УЗД имелся тогда только в больнице, туда я и отправилась. Первый раз я попала, как уже было сказано в посте по ссылке, на доктора Юдина с его студентами, а потом меня ещё раз туда отправили через месяц, и тогда меня смотрели две женщины, которые узрели даже пульсацию будущего сердца ребёнка. Когда я после первого осмотра вышла из больничного корпуса, держа двумя пальчиками шёлковое платье на отлёте от живота, который был намазан каким-то маслом и очень плохо вытерт потом (салфетки были в дефиците, и никто мне не сказал, что надо прихватить свои), навстречу мне попался К., друг мужа. Зачем он таскался в больницу, я не помню, а он про меня быстренько пустил слух, что я ходила на аборт.
О своих родинах я уже немного писала - тыц и тыц. Но там мало про сам быт роддома.
Зимой 1985 года собственно родильное отделение было на ремонте по поводу искоренения в нём обнаруженного золотистого стафилококка или ещё какой-то гадости. И поэтому роженицы лежали в левом крыле гинекологического отделения, а собственно "гинекологички" - в правом. Палата "на сохранении" была ровно посередине. Она была большая - коек на десять или двенадцать. И лежали там с разными сроками. Меня за двое суток до родов туда отправила Ольга Фёдоровна Клементьева - сейчас она, оказывается, уже маститая, а тогда была юной девочкой-слётком - интерном, наверное? Она заменяла ушедшую в отпуск Юлию Николаевну Гулей, врача старого и опытного. По мнению Ольги Фёдорвны я уже "перехаживала". Ей не хотелось брать ответственность за чужую пациентку, которую она не наблюдала и не знала, чего ожидать, поэтому она настояла на моей госпитализации. Мол, если не разродитесь ближайшие трое суток, будут уже стимулировать. Стимуляции мне не хотелось, но с её позицией я была согласна. Действительно, она совсем меня не знала и не вела мою беременность.
Так вот я и провела два дня и две ночи в палате "сохраняемых", а на третью ночь процесс пошёл. Восстанавливая в памяти события тех дней, я никак не могу вспомнить, что именно из одежды женщинам позволялось иметь с собой. Кажется, халаты всё-таки были свои. Также надлежало явиться со своими тапочками - непременно кожаными, в таких очень любили ходить деревенские старушки на базаре и цыганки. Кожаные тапочки можно было мыть и дезинфицировать, вот почему требовали именно их. Конверсионных пластиковых или резиновых шлёпанцев тогда ещё не было, точнее, их было слишком мало в продаже, так что в них никого в мою смену не было.
Категорически запрещалось проносить в палаты (причём не только гинекологического или родильного отделения) вязание. Вернее, как объяснила мне одна медсестра, вязать-то можно, но только из хлопка или синтетики. А из шерсти нельзя. Почему? Нет, про аллергию тогда не говорили - аллергиков было заметно меньше. Просто некоторые приносили нестиранную деревенскую шерсть, и вязаное изделие могло стать источником инфекции. А вот вышивать было можно. Моя соседка по палате "сохранниц" что-то сосредоточенно вышивала крестиком в небольших круглых пяльцах. Ну а в родильной палате уж и вышивок никаких не предполагалось. Боялись и иголок (приносят младенцев, а тут иголки - вдруг какая вопьётся?), боялись пыли, которая может оказаться на нитках. Книги и периодика тоже были запрещены - "неизвестно, кто их руками хватал, какая на них грязь, а у вас тут дети".
В общем, чем стерильней, тем лучше. Делалось всё, чтобы минимизировать риск эпидемий среди детей - ведь не было никаких совместных палат, младенцев привозили только кормить четыре раза в день - и увозили.
Продолжение
Large Visitor Map