Ходила к дочери на Шаббат. Утром были в синагоге, и сегодняшняя проповедь раввина Гамбуга Шломо Быстрицки открыла мне нечто новое.
Все знают историю о суде царя Шломо. На суд царя пришли две женщины, у которых накануне родилось по ребёнку. Ночью один из мальчиков умер, и его мать, убитая горем, подложила трупик второй женщине, её ребёнка забрав себе. Утром, проснувшись, вторая стала требовать живого ребёнка, но обманщица заявила, что она никого не меняла.
Решение царя и исход суда нет нужды повторять - они общеизвестны. Но рав обратил внимание на деталь, о которой я не знала раньше.
Первая женщина (как выяснилось впоследствии, истинная мать) говорит: «Мой ребенок живой, а её мёртвый». То есть на первом месте для неё то, что её ребёнок жив - это для неё самое важное.
Вторая же говорит: «Нет, это её ребёнок мёртвый, а мой живой!» На первом месте для неё то, что ребёнок другой женщины мёртвый. Это ей важнее. А уж потом то, что её - живой.
Для меня это было открытием.
Как тут не вспомнить Голду Меир?
«Мир на Ближнем Востоке наступит тогда, когда арабы будут любить своих детей сильнее, чем они ненавидят евреев».
Для кого на первом месте любовь, а для кого ненависть? Корни-то вон как глубоко...
И когда начинает звучать Ми Ше-берах
за солдат Армии Обороны Израиля, и я вслед за кантором, поющим молитву на иврите, повторяю её по книге по-русски, слёзы, которые посылает мне в это время Вс-вышний - знак того, что Он нас слышит.