7-13.03
8 марта - Театр-студия А. Гончарука, Омск «Звезда на небе голубом не знает обо мне» (Я.Пулинович; реж. А.Бабанова).
В этом городе живёт Николай Коляда, но я не вернусь сюда никогда.
Первый раз, кажется, мне даже что-то понравилось в спектакле по русской новой драме. Да. Кажется, что новая драма невозможна без социального контекста; я не знаю. Раньше ведь писали о чём? О благородных людях, возвышенных чувствах, глубоких страстях… а сейчас, как выразилась однажды Александрит - о жизни насекомых. Но, по-моему, без чего постановка новой драмы действительно невозможна, так это - без самоиронии. Иначе получается одно сплошное морализаторство и давление на жалость.
Но жалости обычно нет.
Даже не смотря на то, что спектакль был временами очень похож на школьную постановку, это всё равно было в каком-то смысле явление. Честно говоря, я искала в интернетах информацию о театре и так и не поняла, вся ли труппа - профессиональные артисты. Сам спектакль в высшей степени динамичный; здесь и сюжет про детдомовских девочек, и вечеринка в клубе, и историйки из жизни «золотой молодёжи». Главная линия о детдомовской отличнице по имени Аня (Юлия Овчаренко - очень красивая актриса, на мой взгляд, актриса), которая приезжает поступать в Екатеринбург. Затем она оканчивает филфак и становится аспиранткой, заводит роман с женатым преподавателем и, как одна из лучших, получает приглашение на стажировку в Америку. «Ещё вчера ты выпускник, сегодня студент, а завтра - преподаватель… отрывайся, пока молодой!». Когда к ней приезжает какой-то детдомовский товарищ и просит оставить на время пакет, она, естественно, соглашается. В пакете, разумеется, героин. Аню, разумеется, арестовывают. Она, разумеется, не виновата, но помогать ей некому; любовник-преподаватель может только сунуть в руку денег и сбежать (ну, он же мужчина); ботаник-сокурсник может только предлагать сдаться.
Тут, конечно, могла бы быть банальная история, но она сбегает через окно в отделении и становится беспризорницей; врёт всем, что ей 14, а не 23. Хотя говорила всегда, с самого начала: «Я никогда туда не вернусь».
Конечно, глупо было бы пересказывать содержание всего спектакля. Просто потом всё это оборачивается ещё и дорогой автостопом до Владивостока - там живёт бабушка Кристины, подруги Ани по несчастью. А потом будет два финала: либо обе погибают на дороге - либо только Кристина. А Ане остаётся только добраться и выдать себя за погибшую, таким образом обретая дом, бабушку и собаку.
Знаете, мне довелось как-то раз видеть детдомовских девочек, как раз 14-16 лет. И в спектакле всё как-то очень уж по-настоящему: манера речи эта, поведение, одежда… Язык такой живой, такой поток обычной современной речи, впрочем, весьма недурственно преподнесённый - эдакая «фишка» драматургии Пулинович. Впрочем, нужно ли этому всему удивляться? «Я бы хотела рассказать молодым людям историю, которую пережила сама в интернате № 9 г. Москва», - цитируют Анну Бабанову на сайте «Золотой Маски». Почитала интервью. «Я училась в интернате, и все это мне надоело. Когда мне было тринадцать, я уговорила свою подругу бежать. Захотелось просто нормальной еды, семьи, тепла человеческого... И побежали. Знала я только название деревни, и примерно-примерно какие города рядом с ней находятся». Знаете, я когда-то читала интервью с одной актрисой (с режиссёрским образованием, между прочим), так вот она говорила о том, что для того, чтобы достичь чего-то в творчестве по-настоящему, нужно в реальной жизни какую-то драму, переворот какой-то. Здесь это, кажется, имело место быть.
Нет, мне совсем-совсем не нравятся такие спектакли. Но именно в этом что-то зацепило. Может быть, надежда какая-то? Пусть даже такая нелепая надежда в этом втором финале, которого быть не может - а может быть только первый, первый и первый, потому что это жизнь, детка.
А ещё так странно: всех этих воспиталок-медичек-училок играют мужчины. Но это комичным совершенно не выглядит, а, наоборот, такие воспоминания из детства накатывают о мужеподобных бабах в бусах, химии и пошлейших расцветок платьях...
А может быть, ещё музыка. Наутилус, Снайперы, Агузарова - музыка школьных лет, с 13 до 15, да ещё мечты убежать туда, где нас не догонят.
10 марта - ГИТИС, курс Крымова и Каменьковича «Без солнца. Начало» (по первым двум актам пьесы «На дне» М.Горького; реж. Н.Назарова и Г.Назаров). Надо сказать, что последнее время эта мастерская меня всё более удивляет. Потому что во времена их третьего курса не виделось в них ничего, и было смутное чувство, что в спектаклях режиссёрская рука просто отсутствовала. В этом году у них вышло несколько премьер, из тех, что уже посмотрела я, ни одна не разочаровала.
Вообще, было очень забавно: я захожу только на проходную, ничего не говорю, а девушка с дредами уже вычёркивает мою фамилию. Так и осталось загадкой: ОТКУДА?!
Ну что ж, хватит лирических отступлений. Спектакль, до которого я смогла дойти лишь с четвёртого раза - да и тут чуть не опоздала.
Спектакль настоящий. Очень. Бесстрашный спектакль - вдруг показалось, что эти ребята не боятся играть весь этот излом, весь этот ужас. Тут уже не Горький получается, а совсем жизнь: никто не отказывается от повседневной манеры речи и даже некоторых слов, никто не изображает время. Таких обитателей ночлежки каждый день можно встретить возле метро. Знаете, тут некоторых видишь совсем с другой стороны. Конечно, Маша Смольникова - я просто ума не приложу, КАК можно так сыграть Актёра, это почти что через себя переступить, что она делает! Или, скажем, Ольга Дымская - извечная первая красавица; здесь - умирающая растрёпанная Анна в бесформенных свитерах и смазанной помаде.
Знаете, от этого спектакля выкручивает. Как-то вот внутри берёт так - и выкручивает. Страшно подумать, что играющие в нём так хорошо могут знать всю эту реальность низкого общества; страшно от всего происходящего, от человеческого малодушия в принципе и от того, что не знаешь, чистосердечна ли помощь и возможна ли чистосердечность в принципе. И так жалко. Всех! Ведь есть такие сцены, которые, возможно, могли бы быть смешными в иной ситуации. А тут - просто жалко.
Получается какой-то реализм а крайней степени. Не верить в происходящее нет оснований; напротив, такое сильное и стойкое ощущение того, что всё это вживую, а не игра вовсе. Вы знаете, от таких историй всё меньше и меньше веришь в лучшее; в лучшее в человеке в первую очередь. Лучшего в каком-то совершенно глубинном понимании. В способность измениться. В способность понять. В способность посочувствовать и протянуть руку. В способность просто прощать. Но хочется же верить, что есть ещё на свете странники, которые всё это сумеют. Хочется верить, не задумываясь о мотивациях.
Но - нельзя.
Когда я отсматривала дома съёмку, мне вдруг подумалось, что чёткость очертаний уже не имеет значения.
(с) я
12 марта - ГИТИС, курс Крымова и Каменьковича «Изобретение любви» (Т.Стоппард; реж. А.Кузмин-Тарасов).
«И если такова цена за поцелуй, то этот я приму последним от тебя» - посвящено, естественно, мальчику, но это несущественно, - кстати, любопытная поэма: vester вместо tuns…
Для меня в этом спектакле на первый план вышел именно текст Стоппарда. Текст высокой пробы: чтобы полностью понять его, нужно и пройти немало. Лично для меня Стоппард немыслим вне исторических контекстов, но ещё более - вне контекстов филологических. Как человек, знакомый с упоминаемыми произведениями, я получила немыслимое удовольствие от одних лишь бесед об античной поэзии. По сути, это тот случай, когда можно и не играть особо, просто текст - !!!
Впрочем, актёры хороши. Программки мне не досталось, но был какой-то совсем неизвестный мальчик в роли Оскара Уайльда (ума не приложу, кто такой и как его зовут, сейчас пытаюсь найти на фотографиях с других спектаклей и тоже никак - впрочем, кажется, он был в «Уроке французского»). Зато рассмотрела, наконец, Воздвиженского (хотя он и в «Без солнца» был примечателен, но здесь всё-таки главная роль).
Вообще, понравилась и сама режиссура - видна школа Каменьковича (в хорошем смысле слова - по стилистике спектакль очень напомнил «Самое важное», да и сама суть, кажется, в некоторых местах проходит по касательной). Покамест я занимаюсь благородным делом: читаю пьесу и, оказывается, в ней появляются и другие знаковые для литературы личности.
Главный герой - Альфред Хаусмен (в России принято писать ХаусмАн) - «Поэт и учёный, так мне передали. - Это, я думаю, про меня. - Вы за обоих? - Боюсь, что так. - Описание как будто на двоих». Всё, что происходит на сцене - его воспоминания о земной жизни в то время, как он самое путешествует в лодке Харона. Упражнения в латыни и греческом. Путешествие на лодке в Аид с друзьями. Воспоминания об оксфордских годах - Боже! почему у нас на журфаке всё не так? И почему не с кем здесь даже обсудить Проперция и Катулла по одной лишь причине, что античка была сдана вот уже четыре семестра как? Встреча с самим собой в юности. Мысли об этих бездарных переводчиках Проперция. Полный провал на выпускных экзаменах - хотя Хаус шёл на высший балл…
«Дай мне тысячу поцелуев, а затем еще сто! Потом еще тысячу, потом вторую сотню!»
За всем этим изящным диспутом даже как-то забываешь, при чём тут, собственно, любовь. Любовь к чему? К кому? На сцене не появляется ни одной женщины (ну… Мускара в роли полицейского и профессора не в счёт!). «Ее имя должно совпадать по размеру с Лесбией. Вся любовная лирика Катулла написана Лесбии или про нее. Vivamus, тeа Lesbia, atqueamemus… - А по-английски? Девушки, которые целуются, латыни не знают». Только в самом финале, в лодке Хаусмен объясняется в любви своему другу. Как Тезей и Пирифий.
«Гомосексуалисты? Кто в ответе за это варварство? Это наполовину латынь, наполовину греческий!»
Я не знаю, как расценить таковой финал. Как стремление к античному идеалу любви-дружбы? Соратничеству? Или как своего рода манифест викторианства?
Но, разумеется, я могу его понять. Искать в человеке красоту, в знании - силу, в словах - вдохновение.
На пятнадцатой минуте спектакля попросили не снимать, поэтому - что есть.
(с) я
В этом городе живёт Николай Коляда, но я не вернусь сюда никогда.
Первый раз, кажется, мне даже что-то понравилось в спектакле по русской новой драме. Да. Кажется, что новая драма невозможна без социального контекста; я не знаю. Раньше ведь писали о чём? О благородных людях, возвышенных чувствах, глубоких страстях… а сейчас, как выразилась однажды Александрит - о жизни насекомых. Но, по-моему, без чего постановка новой драмы действительно невозможна, так это - без самоиронии. Иначе получается одно сплошное морализаторство и давление на жалость.
Но жалости обычно нет.
Даже не смотря на то, что спектакль был временами очень похож на школьную постановку, это всё равно было в каком-то смысле явление. Честно говоря, я искала в интернетах информацию о театре и так и не поняла, вся ли труппа - профессиональные артисты. Сам спектакль в высшей степени динамичный; здесь и сюжет про детдомовских девочек, и вечеринка в клубе, и историйки из жизни «золотой молодёжи». Главная линия о детдомовской отличнице по имени Аня (Юлия Овчаренко - очень красивая актриса, на мой взгляд, актриса), которая приезжает поступать в Екатеринбург. Затем она оканчивает филфак и становится аспиранткой, заводит роман с женатым преподавателем и, как одна из лучших, получает приглашение на стажировку в Америку. «Ещё вчера ты выпускник, сегодня студент, а завтра - преподаватель… отрывайся, пока молодой!». Когда к ней приезжает какой-то детдомовский товарищ и просит оставить на время пакет, она, естественно, соглашается. В пакете, разумеется, героин. Аню, разумеется, арестовывают. Она, разумеется, не виновата, но помогать ей некому; любовник-преподаватель может только сунуть в руку денег и сбежать (ну, он же мужчина); ботаник-сокурсник может только предлагать сдаться.
Тут, конечно, могла бы быть банальная история, но она сбегает через окно в отделении и становится беспризорницей; врёт всем, что ей 14, а не 23. Хотя говорила всегда, с самого начала: «Я никогда туда не вернусь».
Конечно, глупо было бы пересказывать содержание всего спектакля. Просто потом всё это оборачивается ещё и дорогой автостопом до Владивостока - там живёт бабушка Кристины, подруги Ани по несчастью. А потом будет два финала: либо обе погибают на дороге - либо только Кристина. А Ане остаётся только добраться и выдать себя за погибшую, таким образом обретая дом, бабушку и собаку.
Знаете, мне довелось как-то раз видеть детдомовских девочек, как раз 14-16 лет. И в спектакле всё как-то очень уж по-настоящему: манера речи эта, поведение, одежда… Язык такой живой, такой поток обычной современной речи, впрочем, весьма недурственно преподнесённый - эдакая «фишка» драматургии Пулинович. Впрочем, нужно ли этому всему удивляться? «Я бы хотела рассказать молодым людям историю, которую пережила сама в интернате № 9 г. Москва», - цитируют Анну Бабанову на сайте «Золотой Маски». Почитала интервью. «Я училась в интернате, и все это мне надоело. Когда мне было тринадцать, я уговорила свою подругу бежать. Захотелось просто нормальной еды, семьи, тепла человеческого... И побежали. Знала я только название деревни, и примерно-примерно какие города рядом с ней находятся». Знаете, я когда-то читала интервью с одной актрисой (с режиссёрским образованием, между прочим), так вот она говорила о том, что для того, чтобы достичь чего-то в творчестве по-настоящему, нужно в реальной жизни какую-то драму, переворот какой-то. Здесь это, кажется, имело место быть.
Нет, мне совсем-совсем не нравятся такие спектакли. Но именно в этом что-то зацепило. Может быть, надежда какая-то? Пусть даже такая нелепая надежда в этом втором финале, которого быть не может - а может быть только первый, первый и первый, потому что это жизнь, детка.
А ещё так странно: всех этих воспиталок-медичек-училок играют мужчины. Но это комичным совершенно не выглядит, а, наоборот, такие воспоминания из детства накатывают о мужеподобных бабах в бусах, химии и пошлейших расцветок платьях...
А может быть, ещё музыка. Наутилус, Снайперы, Агузарова - музыка школьных лет, с 13 до 15, да ещё мечты убежать туда, где нас не догонят.
10 марта - ГИТИС, курс Крымова и Каменьковича «Без солнца. Начало» (по первым двум актам пьесы «На дне» М.Горького; реж. Н.Назарова и Г.Назаров). Надо сказать, что последнее время эта мастерская меня всё более удивляет. Потому что во времена их третьего курса не виделось в них ничего, и было смутное чувство, что в спектаклях режиссёрская рука просто отсутствовала. В этом году у них вышло несколько премьер, из тех, что уже посмотрела я, ни одна не разочаровала.
Вообще, было очень забавно: я захожу только на проходную, ничего не говорю, а девушка с дредами уже вычёркивает мою фамилию. Так и осталось загадкой: ОТКУДА?!
Ну что ж, хватит лирических отступлений. Спектакль, до которого я смогла дойти лишь с четвёртого раза - да и тут чуть не опоздала.
Спектакль настоящий. Очень. Бесстрашный спектакль - вдруг показалось, что эти ребята не боятся играть весь этот излом, весь этот ужас. Тут уже не Горький получается, а совсем жизнь: никто не отказывается от повседневной манеры речи и даже некоторых слов, никто не изображает время. Таких обитателей ночлежки каждый день можно встретить возле метро. Знаете, тут некоторых видишь совсем с другой стороны. Конечно, Маша Смольникова - я просто ума не приложу, КАК можно так сыграть Актёра, это почти что через себя переступить, что она делает! Или, скажем, Ольга Дымская - извечная первая красавица; здесь - умирающая растрёпанная Анна в бесформенных свитерах и смазанной помаде.
Знаете, от этого спектакля выкручивает. Как-то вот внутри берёт так - и выкручивает. Страшно подумать, что играющие в нём так хорошо могут знать всю эту реальность низкого общества; страшно от всего происходящего, от человеческого малодушия в принципе и от того, что не знаешь, чистосердечна ли помощь и возможна ли чистосердечность в принципе. И так жалко. Всех! Ведь есть такие сцены, которые, возможно, могли бы быть смешными в иной ситуации. А тут - просто жалко.
Получается какой-то реализм а крайней степени. Не верить в происходящее нет оснований; напротив, такое сильное и стойкое ощущение того, что всё это вживую, а не игра вовсе. Вы знаете, от таких историй всё меньше и меньше веришь в лучшее; в лучшее в человеке в первую очередь. Лучшего в каком-то совершенно глубинном понимании. В способность измениться. В способность понять. В способность посочувствовать и протянуть руку. В способность просто прощать. Но хочется же верить, что есть ещё на свете странники, которые всё это сумеют. Хочется верить, не задумываясь о мотивациях.
Но - нельзя.
Когда я отсматривала дома съёмку, мне вдруг подумалось, что чёткость очертаний уже не имеет значения.
(с) я
12 марта - ГИТИС, курс Крымова и Каменьковича «Изобретение любви» (Т.Стоппард; реж. А.Кузмин-Тарасов).
«И если такова цена за поцелуй, то этот я приму последним от тебя» - посвящено, естественно, мальчику, но это несущественно, - кстати, любопытная поэма: vester вместо tuns…
Для меня в этом спектакле на первый план вышел именно текст Стоппарда. Текст высокой пробы: чтобы полностью понять его, нужно и пройти немало. Лично для меня Стоппард немыслим вне исторических контекстов, но ещё более - вне контекстов филологических. Как человек, знакомый с упоминаемыми произведениями, я получила немыслимое удовольствие от одних лишь бесед об античной поэзии. По сути, это тот случай, когда можно и не играть особо, просто текст - !!!
Впрочем, актёры хороши. Программки мне не досталось, но был какой-то совсем неизвестный мальчик в роли Оскара Уайльда (ума не приложу, кто такой и как его зовут, сейчас пытаюсь найти на фотографиях с других спектаклей и тоже никак - впрочем, кажется, он был в «Уроке французского»). Зато рассмотрела, наконец, Воздвиженского (хотя он и в «Без солнца» был примечателен, но здесь всё-таки главная роль).
Вообще, понравилась и сама режиссура - видна школа Каменьковича (в хорошем смысле слова - по стилистике спектакль очень напомнил «Самое важное», да и сама суть, кажется, в некоторых местах проходит по касательной). Покамест я занимаюсь благородным делом: читаю пьесу и, оказывается, в ней появляются и другие знаковые для литературы личности.
Главный герой - Альфред Хаусмен (в России принято писать ХаусмАн) - «Поэт и учёный, так мне передали. - Это, я думаю, про меня. - Вы за обоих? - Боюсь, что так. - Описание как будто на двоих». Всё, что происходит на сцене - его воспоминания о земной жизни в то время, как он самое путешествует в лодке Харона. Упражнения в латыни и греческом. Путешествие на лодке в Аид с друзьями. Воспоминания об оксфордских годах - Боже! почему у нас на журфаке всё не так? И почему не с кем здесь даже обсудить Проперция и Катулла по одной лишь причине, что античка была сдана вот уже четыре семестра как? Встреча с самим собой в юности. Мысли об этих бездарных переводчиках Проперция. Полный провал на выпускных экзаменах - хотя Хаус шёл на высший балл…
«Дай мне тысячу поцелуев, а затем еще сто! Потом еще тысячу, потом вторую сотню!»
За всем этим изящным диспутом даже как-то забываешь, при чём тут, собственно, любовь. Любовь к чему? К кому? На сцене не появляется ни одной женщины (ну… Мускара в роли полицейского и профессора не в счёт!). «Ее имя должно совпадать по размеру с Лесбией. Вся любовная лирика Катулла написана Лесбии или про нее. Vivamus, тeа Lesbia, atqueamemus… - А по-английски? Девушки, которые целуются, латыни не знают». Только в самом финале, в лодке Хаусмен объясняется в любви своему другу. Как Тезей и Пирифий.
«Гомосексуалисты? Кто в ответе за это варварство? Это наполовину латынь, наполовину греческий!»
Я не знаю, как расценить таковой финал. Как стремление к античному идеалу любви-дружбы? Соратничеству? Или как своего рода манифест викторианства?
Но, разумеется, я могу его понять. Искать в человеке красоту, в знании - силу, в словах - вдохновение.
На пятнадцатой минуте спектакля попросили не снимать, поэтому - что есть.
(с) я