Продолжаем разбирать мифы о сексуальном насилии и сегодня у нас Миф №3.
Честно говоря, этот миф редко входит во все классические подборки мифов и стереотипов о сексуальном насилии, но я решила его всё-таки разобрать, т.к. с одной стороны, его апологетом в какой-то мере была некогда и я сама, с другой - он чрезвычайно актуален в нашем всё более глобальном и мобильном мире.
Итак, Миф №3: Насильниками чаще являются мигранты, "лица кавказской национальности", которые, в следствие своего менталитета, представлений, правил или религии намного чаще насилуют русских (или других "чужих" женщин), но при этом уважают своих.
[Обратный миф, иногда транслируемый борцами с ксенофобией: "По официальной статистике "лицами кавказской национальности" насилие совершается менее чем в 4% случаев (реже, чем насилие со стороны сотрудников правоохранительных органов!)".
Во-первых, этот миф - так же как и миф, что насильник чаще всего подозрительной внешности, бомж, асоциальный элемент, одиноко преследующий на улицах, подразумевает опять же защитное: "Я сразу же узнаю насильника. Среди моих друзей и знакомых нет насильников, они все приличные люди". Однако, по статистике известных случаев насилия, во всех странах - хотя с сильно разнящимся процентом, но неизменно - более половины потерпевших были ранее знакомы с насильником и доверяли ему.
А вот относительно национальных факторов в сексуальном насилии давайте разберем подробнее.
Для начала нам важно помнить, что любая имеющаяся статистика насилия - это не статистика его реального количества, а статистика заявляемости. То есть, большей или меньшей степени, в зависимости от того, кому они становятся известны, но все становящиеся известными случаи насилия - это всего лишь вершина айсберга. И то, ЧТО становится известно, тоже сильно зависит от конъюнктуры общества.
Если сравнить статистику США и Таджикистана, например, то появится ощущение, что в университетах США творится военный масштаб насилия, а в Таджикистане тишь, мир и свободная от насилия территория. Однако, думаю, вполне понятно, что речь идет лишь о том, насколько тема выносится, обсуждается и осознается обществом.
То есть, мы имеем дело с тем, на кого больше заявляют.
Правоохранительные органы нередко участвуют в подогревании этого мифа, на основании имеющейся у них статистики заявлений.
Году примерно в 2000 в Финляндии было проведено исследование на тему, почему мигранты составляют такой запредельный процент обвиняемых в изнасилованиях против коренного населения.
Выяснилось, что при совершении насилия мигрантом пострадавшие были намного чаще готовы заявить об этом в полицию.
Почему? Очень просто.
1. Много более половины общего числа случаев насилия, которые становятся известны кому бы то ни было (а не правоохранительной системе), это насилие, совершенное знакомыми, на работе, учебе, членами семьи, партнерами, т.е. лицами, с которыми пострадавших связывают какие-то взаимоотношения и которые имеют возможность оказывать давление, запугивать и использовать эмоциональный шантаж.Это именно та категория, на которую с наименьшей вероятностью заявляют. Мигранты намного реже попадают в эту категорию.
2. Люди, заявившие на незнакомца и/или мигранта как насильника, могут рассчитывать на куда большую степень внимания со стороны правоохранительных органов и сочувствия со стороны окружающих, ведь именно насилие незнакомцем на улице и насилие мигрантов вписывается в стереотип, живущий в общественном сознании, что такое "настоящее изнасилование", и в этом случае жертва в наименьшей степени сталкивается с давлением, обвинениями в провоцировании и вероятность наказания преступника намного выше. Также мигранты нередко довольно бесправны и не имеют особых средств устроить кампанию в свою защиту (в отличие от огромного числа весьма "благополучных", влиятельных и уважаемых в обществе насильников).
3. Никем пока не отмененный менталитет "свои-чужие", т.е. целый ряд ментальных установок, мешающих пострадавшим заявлять на людей одной с ними группы населения так же как они заявляют на попрание их прав чужими.
При этом, даже в правоохранительной статистике случаи насилия незнакомцами составляют - как упоминалось в разборе мифа №1 - 15-20%, - и это при намного более высокой заявляемости этой категории. То есть, можно предположить, что их в реальности намного меньший процент из общего числа. Мигранты доминируют в категории нападений на улице, но сама эта категория - в меньшинстве.
Много ли среди наших друзей мигрантов и людей иной культуры и менталитета? Насколько хорошо мы знаем их жизнь и нравы "изнутри"? Насколько нюансы этих нравов вообще известны сообществу даже внутри их социума/диаспор?
Прожив определенное время на Кавказе и имея контакт с многими представителями кавказской молодежной (и немолодежной) тусовки в Москве и СПб, я могу сказать, что уровень насилия среди той же кавказской молодежи запредельный. Я неготова сравнивать его с различными слоями и группами некавказского населения, скажу лишь, что его там чрезвычайно много. Как и абсолютная почти норма насилие в семьях мигрантов из Центральной Азии, т.е. не то, что оно там обязательно, а то, что оно никого не удивляет и не возмущает. Однако, из всего числа донесенных до моего, например, сведения историй насилия, мне пока не удалось уговорить почти никого из девушек из Центральной Азии или Кавказа (с последним несколько лучше) заявить в правоохранительные органы. Про мужчин я уже даже не говорю. И это при том, что от рассказываемых ими историй просто дыбом встают волосы... на спине. Поддержки от окружающих либо своей семьи пострадавший также почти никогда не получают.
Объяснения традиционные: позор личный и для семьи, потеря репутации, остракизм, невозможность выйти замуж, найти партнера, сохранить уважение в обществе, уязвимость к дальнейшей виктимизации вследствие клейма "испорченности", и "отец/брат пойдет мстить и его либо убьют, либо посадят".
Наконец, просто уровень сексуального воспитания. Одна из самых больших проблем, с которой сталкиваются кризисные центры и правозащитники в наименее развитых регионах: это отсутствие просвещение, непонимание сути насилия и неумение его артикулировать, о чём подробно рассказывала адвокат прав женщин и детей в Чеченской республике Инна Айрапетян.
Но! Это делает их по сути идеальными жертвами. Ведь для насильника, как уже говорилось, самое главное - собственная безопасность и безнаказанность. Издеваться над тем, кто заведомо будет молчать, никому не скажет, кто не умеет постоять за себя - святое дело.
Когда я занималась ещё исследованиями ситуации в Чечне в начале 90х, во время и после Второй войны, меня очень интересовал много муссировавшийся в обществе вопрос о издевательствах над русскими, в частности, насилием над русскими девушками и женщинами, в дудаевском хаосе. Я собирала по крупицам истории живших в то время в беспокойной республике, и выяснилось, что более половины историй, про которые мне рассказывали знакомые, друзья, соседи пострадавших, были о похищавшихся чеченских девушках, которые были целью насильников. Откуда же сложилось впечатление, что шла прицельная охота на русских? Ну, русские открыто говорили о пережитом ими ужасе, рассказывали о кошмарном опыте беззащитности перед насилием и беззаконии. В случае нападения на чеченскую девушку, если её возвращали живой, семья просто увозила её подальше от чужих глаз и молвы, либо девушка куда-то пропадала. Не стоит и говорить, что никуда семьи пострадавших чеченок не заявляли почти никогда.
Очень многие громкие дела, о которых мы слышим, где в насилии над местными женщинами обвиняются мигранты, или где в насилии над пусть и местной, но "инородной", русской девушкой обвиняются местные гопники, как было в прогремевшем деле о групповом изнасиловании в Южной Осетии, может создаться впечатление, что насильники прицельно ищут "чужих", однако, в реальности за ними, как правило, тянется длиннейший шлейф преступлений против своих соплеменниц, которые крайне редко кому-то когда-то расскажут об этом. Более того, среди женщин в самих диаспорах или национальных республиках существует мнение, что, например, русских трогать ещё боятся, потому что они нередко более прогрессивны, более образованы, зачастую обладают более статусным положением в обществе, и очень вероятно пойдут в полицию или прокуратуру; а своих - безопаснее: её собственная семьи или спрячет подальше или убьет скорее, если откроет рот.
Вопрос не в том, что на чужих больше нападают. Вопрос в том, что чужие больше готовы сообщать об этом, жаловаться. И снова: глядя на статистику зарегистрированного насилия, мы смотрим лишь на статистику готовности о нём сообщать.
И, пожалуй, говоря об этнических аспектах насилия, миграции, и "заговоре молчания", мне бы хотелось, хоть и без календарного повода, попросить, давайте мы лишний раз помянем
мою покойную подругу Самиру Беллил - человека, ставшего символом того, как один прошедший ад может просто решиться и однажды сломать стену молчания, создавшую этот ад для многих поколений.