просто песня)
Оригинал взят у biobalast в Временно не работаю
Мама приехала и сказала «Ну здравствуй, безработная».
При слове безработный у меня всплывают две картинки, независимо друг от друга. Плюгавый мужичонка без исподнего и полиуретановая женщина марсианской красоты с ногами и жемчугами. Инь, так сказать, и сестра его янь.
Я же воплощение третьего вида: гомункулус неприкаянный. Потому что работала я последние двадцать лет (ну почти двадцать, ладна, ладна), что я и отдохнуть не могу?
Оказалось не могу. Ежели надо мной не нависает кот, ребенок, будильник, штраф за опоздание, точка ответственности в гипоталамусе, нужное подчеркнуть, то встаю я с кровати медленно, как трехпалый ленивец. Да я вообще все делаю медленно.
Вот например вчера я проснулась, сделала зарядку, откушала кофий, села на пять минуточек проверить почту и провалилась в пространственно временной континуум. Через два часа пришел коммивояжер с какой-то хренью, заказанной мною из инторнетов этих ваших богомерзких, испуганно вскрикнул, уронил бандероль о землю и удрал. Внутренне содрогнувшись я посмотрела в зеркало и пожала плечами: ну четыре бигуди слева, ну один глаз накрашен, ну второй покраснел, ну футболка с Кобейном (о мадонна где я его взяла) шиворот навыворот, ну угги, ну летом… Я вообще в зеркалах утром не отражаюсь: тетенька с разными глазами отражается, а я нет. Не повод, я считаю, напраслину на безработную женщину возводить.
А тем временем, в нашем герцогстве отгремел день защиты детей. Подвыпившие дети сладко ругались во дворе под дождем на такую тему, что королева снова в восхищении. Мальчик с электрогитарой убеждал девочку в голубом, что два самых идиотских слова по звучанию это «шторы» и «рольмопсы», с чем я абсолютно согласна. Пока не пришла грозовая туча и не смыла этот митинг прямо в Темзу Днепр. Лето вступило в свои права, если у кого-то язык поворачивается назвать эту комариную мрякоть летом. По теории буддистов в прошлой жизни я была симпатичным работящим осликом, вот что я думаю…
А еще я была маленьким симпатичным пионэром. Лет ннадцать назад, вот таким же дождливым июнем, я загремела в инфекционку прямо из пионерлагеря. Маменька впервые отправила восьмилетнюю дочерь одну. Мне сложили гигантский чемодан производства дружественной страны индии со следующим содержанием: 21 пара трусов (на всю смену), столько же гольфиков, четыре бруска детского мыла и там по-мелочи, костюм спортивный трикотажный «олимпийка», три платьишка, пяльцы и книги: девочке же нужно чем-то заниматься! Если бы мама могла, она запихнула бы в чемодан пианино. Но до книг дело не дошло, через неделю я отведала из кубка, то есть из чьей-то трехлитровой банки, моченых помидоров и принялась помирать.
На другом конце пионерлагеря местное бандформирование из четырех хулиганов тоже маялись желудочно. Они ночью обнесли кладовую с продуктами и случайно съели приманку для малярийных комаров. Так, извилистой волею судеб, наши пути пересеклись.
В больницу попали четыре танкиста и собака хулигана и я. За несколько дней мне открылся чарующий мир дна общества. Я научилась звучно выражаться, играть в сифа и секу. Долгими летними вечерами мы с хулиганами делились жизненным опытом: я рассказывала о там как космические корабли бороздят и про миграцию китов, а хулиганы про «в одном чорном, чорном городе» и «как вырубить человека с двух ударов». А самый главный хулиган Капустин знал самую страшную в мире историю « про Чорную финку (финка - это финский нож, ежели кто не)» Знал, но не рассказывал, говорил «рано еще». Я пробовала подкупить Капустина мамиными печеньками, даже читала ему вслух Сказки народов мира. Капустин ел, с удовольствием слушал -целый культурный пласт прошел мимо него, но был неумолим. Пока не появилась судьбоносная старшая медсестра, с телосложением олимпийца-дискометателя и банального йетти.
Она появилось, потому что у Капустина анализы оказались так себе. «Куришь?» - прогрохотала женщина-йетти. «А чо такое?» - нахально окактусился Капустин. «Щас увидишь, малыш», - сказала сестра, твердым как скальпель голосом, и ухмыльнулась - «еще один анализ и лечиться».
Лечиться Капустин ассоциировал с приемом ацетилсалициловой кислоты трижды в день, а анализы - с забором мочи и крови, фигня для юного хулигана. Но не тут-то было. В инфекционке людям с подозрением на язву желудка делали анализы, несовместимые с нормальной гендерной ориентацией. То есть вставляли металлический прибор, похожий на пистолет с лампочкой на конце, туда, откуда котам температуру измеряют.
Мы, конечно, этого не видели, зато мы слышали. Из процедурной эхо доносило крики, многократно пополнившие мой словарный запас. Через пять минут после выноса тела Капустина из процедурной, я под каким-то предлогом заглянула в снежно-белый хрустящий кабинет. У окна стояла старшая медицинская сестра с металлическим предметом похожим на пистолет, наперевес.
- Что это? - пискнула я голосом Little Red Riding Hood (и одернула платьице)
- А, девочка - задумчиво сказала великанша, - это мы Капустину анализ делали. Ректально. - И покрутила движением Клинта Иствуда пистолет в правой руке.
Я мамой клянус, что до сего момента не знала, что такое «ректально». Но мгновенно догадалась. Вот какое лицо было у женщин-горы.
А вечером оглушительно расстроенный Капустин, собрал нашу шайку и наконец-то рассказал голосом неживого мальчика «Про Чорную финку». В миниатюре Капустина фигурировали мёртвые дети, золотые фиксы, гробы на колесиках и эксгумированный Гитлер. Два раза я падала в обморок, ходила в туалет в сопровождении шайки - страшно было несусветно - и проснулась с таким «изменившимся» лицом, что главврач на обходе посоветовал оставить эту девочку на дозаправку. С тех пор я много смотрела страшных фильмов, но все мимо. Даже азиатский режиссер ужасных ужасов Пак Чхан ук подкачал. Чорную финку еще никто не переплюнул.
На третий день после выписки папенька зашел в детскую и, вместо традиционного мимими в куклы, услышал «освободите мои плавники, я хочу выпить еще!» Папа недоверчиво поднял бровь, а дочь продолжала играть: «триста акул тебе в задницу!» Папенька, который мечтал о наследнике, который восемь лет называл меня "эй ты", а после празднования дня ВМФ "здравствуй, сынок", повлажнел глазами и неуверенно сообщил:
- Ну этта, доча, идем я тебя в преферанс научу. Что ли.
« Начинается отделка щенка под капитана», внезапно вспомнилось мне. Но вслух я произнесла:
- Кальмарьи кишки - сказала я. Ну или сказала что-то не менее величавое. И папа научил меня пользоваться логарифмической линейкой, решать графические уравнения с помощью матриц и про «мизера ходят парами и пиши разборчиво, крокодил».
Люблю тебя, па.
Посоветуйте мне настоящих разнузданных фильмов ужасов, что ли. А то перепады настроения, это так гадко. Это так здорово. Это так гадко.
Мама приехала и сказала «Ну здравствуй, безработная».
При слове безработный у меня всплывают две картинки, независимо друг от друга. Плюгавый мужичонка без исподнего и полиуретановая женщина марсианской красоты с ногами и жемчугами. Инь, так сказать, и сестра его янь.
Я же воплощение третьего вида: гомункулус неприкаянный. Потому что работала я последние двадцать лет (ну почти двадцать, ладна, ладна), что я и отдохнуть не могу?
Оказалось не могу. Ежели надо мной не нависает кот, ребенок, будильник, штраф за опоздание, точка ответственности в гипоталамусе, нужное подчеркнуть, то встаю я с кровати медленно, как трехпалый ленивец. Да я вообще все делаю медленно.
Вот например вчера я проснулась, сделала зарядку, откушала кофий, села на пять минуточек проверить почту и провалилась в пространственно временной континуум. Через два часа пришел коммивояжер с какой-то хренью, заказанной мною из инторнетов этих ваших богомерзких, испуганно вскрикнул, уронил бандероль о землю и удрал. Внутренне содрогнувшись я посмотрела в зеркало и пожала плечами: ну четыре бигуди слева, ну один глаз накрашен, ну второй покраснел, ну футболка с Кобейном (о мадонна где я его взяла) шиворот навыворот, ну угги, ну летом… Я вообще в зеркалах утром не отражаюсь: тетенька с разными глазами отражается, а я нет. Не повод, я считаю, напраслину на безработную женщину возводить.
А тем временем, в нашем герцогстве отгремел день защиты детей. Подвыпившие дети сладко ругались во дворе под дождем на такую тему, что королева снова в восхищении. Мальчик с электрогитарой убеждал девочку в голубом, что два самых идиотских слова по звучанию это «шторы» и «рольмопсы», с чем я абсолютно согласна. Пока не пришла грозовая туча и не смыла этот митинг прямо в Темзу Днепр. Лето вступило в свои права, если у кого-то язык поворачивается назвать эту комариную мрякоть летом. По теории буддистов в прошлой жизни я была симпатичным работящим осликом, вот что я думаю…
А еще я была маленьким симпатичным пионэром. Лет ннадцать назад, вот таким же дождливым июнем, я загремела в инфекционку прямо из пионерлагеря. Маменька впервые отправила восьмилетнюю дочерь одну. Мне сложили гигантский чемодан производства дружественной страны индии со следующим содержанием: 21 пара трусов (на всю смену), столько же гольфиков, четыре бруска детского мыла и там по-мелочи, костюм спортивный трикотажный «олимпийка», три платьишка, пяльцы и книги: девочке же нужно чем-то заниматься! Если бы мама могла, она запихнула бы в чемодан пианино. Но до книг дело не дошло, через неделю я отведала из кубка, то есть из чьей-то трехлитровой банки, моченых помидоров и принялась помирать.
На другом конце пионерлагеря местное бандформирование из четырех хулиганов тоже маялись желудочно. Они ночью обнесли кладовую с продуктами и случайно съели приманку для малярийных комаров. Так, извилистой волею судеб, наши пути пересеклись.
В больницу попали четыре танкиста и собака хулигана и я. За несколько дней мне открылся чарующий мир дна общества. Я научилась звучно выражаться, играть в сифа и секу. Долгими летними вечерами мы с хулиганами делились жизненным опытом: я рассказывала о там как космические корабли бороздят и про миграцию китов, а хулиганы про «в одном чорном, чорном городе» и «как вырубить человека с двух ударов». А самый главный хулиган Капустин знал самую страшную в мире историю « про Чорную финку (финка - это финский нож, ежели кто не)» Знал, но не рассказывал, говорил «рано еще». Я пробовала подкупить Капустина мамиными печеньками, даже читала ему вслух Сказки народов мира. Капустин ел, с удовольствием слушал -целый культурный пласт прошел мимо него, но был неумолим. Пока не появилась судьбоносная старшая медсестра, с телосложением олимпийца-дискометателя и банального йетти.
Она появилось, потому что у Капустина анализы оказались так себе. «Куришь?» - прогрохотала женщина-йетти. «А чо такое?» - нахально окактусился Капустин. «Щас увидишь, малыш», - сказала сестра, твердым как скальпель голосом, и ухмыльнулась - «еще один анализ и лечиться».
Лечиться Капустин ассоциировал с приемом ацетилсалициловой кислоты трижды в день, а анализы - с забором мочи и крови, фигня для юного хулигана. Но не тут-то было. В инфекционке людям с подозрением на язву желудка делали анализы, несовместимые с нормальной гендерной ориентацией. То есть вставляли металлический прибор, похожий на пистолет с лампочкой на конце, туда, откуда котам температуру измеряют.
Мы, конечно, этого не видели, зато мы слышали. Из процедурной эхо доносило крики, многократно пополнившие мой словарный запас. Через пять минут после выноса тела Капустина из процедурной, я под каким-то предлогом заглянула в снежно-белый хрустящий кабинет. У окна стояла старшая медицинская сестра с металлическим предметом похожим на пистолет, наперевес.
- Что это? - пискнула я голосом Little Red Riding Hood (и одернула платьице)
- А, девочка - задумчиво сказала великанша, - это мы Капустину анализ делали. Ректально. - И покрутила движением Клинта Иствуда пистолет в правой руке.
Я мамой клянус, что до сего момента не знала, что такое «ректально». Но мгновенно догадалась. Вот какое лицо было у женщин-горы.
А вечером оглушительно расстроенный Капустин, собрал нашу шайку и наконец-то рассказал голосом неживого мальчика «Про Чорную финку». В миниатюре Капустина фигурировали мёртвые дети, золотые фиксы, гробы на колесиках и эксгумированный Гитлер. Два раза я падала в обморок, ходила в туалет в сопровождении шайки - страшно было несусветно - и проснулась с таким «изменившимся» лицом, что главврач на обходе посоветовал оставить эту девочку на дозаправку. С тех пор я много смотрела страшных фильмов, но все мимо. Даже азиатский режиссер ужасных ужасов Пак Чхан ук подкачал. Чорную финку еще никто не переплюнул.
На третий день после выписки папенька зашел в детскую и, вместо традиционного мимими в куклы, услышал «освободите мои плавники, я хочу выпить еще!» Папа недоверчиво поднял бровь, а дочь продолжала играть: «триста акул тебе в задницу!» Папенька, который мечтал о наследнике, который восемь лет называл меня "эй ты", а после празднования дня ВМФ "здравствуй, сынок", повлажнел глазами и неуверенно сообщил:
- Ну этта, доча, идем я тебя в преферанс научу. Что ли.
« Начинается отделка щенка под капитана», внезапно вспомнилось мне. Но вслух я произнесла:
- Кальмарьи кишки - сказала я. Ну или сказала что-то не менее величавое. И папа научил меня пользоваться логарифмической линейкой, решать графические уравнения с помощью матриц и про «мизера ходят парами и пиши разборчиво, крокодил».
Люблю тебя, па.
Посоветуйте мне настоящих разнузданных фильмов ужасов, что ли. А то перепады настроения, это так гадко. Это так здорово. Это так гадко.