(no subject)
Этот мир состоит из любви. Каждый из нас - кристалл. Нас гранят родители, Школа, испытания. Кто-то мутен, кто-то сияет. Но все мы так или иначе пропускаем сквозь себя любовь - и когда кто-то смотрит с любовью на нас, сами искримся светом.
Любовь делает все очень простым. Просто и прощать - не однокоренные ли слова.
Я смотрю вокруг и вижу острые грани кристаллов. Вижу людей, поранившихся о собственные чувства. Они тянут друг другу сквозь черную пустоту космоса (все, что между людьми - это такой космос) окровавленные ладони. Встречаться очень больно, не встретиться еще больнее. А самое плохое - это встретиться с самим собой, с зеркалом вместо другого и думать, что так оно и надо.
Я не могу смеяться над теми, кто страдает от неразделенной любви. Я не могу презирать тех, кто чужую любовь отвергает.
Я сочувствую тем, кто хотел бы, да не может взять от окружающих ту любовь, которую они способны ему дать. Я не могу осудить того, кто, как я, к примеру, алкает всеобщей любви. И я жалею тех, кто бежит от любви в долг или в служение.
Все это - лишь наши окровавленные ладони, бессильно протянутые друг другу в надежде на чудо.
Все это лишь система раздробленных зеркал, тех самых сказочных осколков в сердцах и в глазах, что мешает увидеть мир таким, каков он есть.
Просто чудеса бывают, действительно бывают, и бывает то самое исцеление любовью, над которым в нашей стране принято снисходительно смеяться. Но когда-то именно любовь исцелила мир и искупила грех. Она была всесокрушительна, потому что ничего не хотела для себя.
Счастливая вина, принесшая нас в реальность и реальность в нас.
Разрушившая мир иллюзий - и продолжающая его разрушать.
Мы все должны увидеть друг друга по ту сторону Эдема, чтобы в него вернуться. Таков, видимо, замысел.
Раствориться в ком-то - это страстно желать отказаться от Божьего дара, от свободы. Но не зарастить внутреннюю пустоту ничем кроме собственной плоти и крови. Никто и никогда не сделает нас частью целого - мы уже родились и отделены от матери. А также от Бога - фактом рождения. Возлюбленные не возлюблены, если мы хотим утопить в них свою душу. Они для нас лишь омуты, в которых мы ищем забвения, сна.
Погрузиться в ночь, как порою, опустив голову, погружаешься в мысли, -
вот так быть всем существом, погруженным в ночь. Вокруг тебя спят люди.
Маленькая комедия, невинный самообман, будто они спят в домах, на прочных
кроватях, под прочной крышей, вытянувшись или поджав колени на матрацах, под
простынями, под одеялами; а на самом деле все они оказались вместе, как были
некогда вместе, и потом опять, в пустынной местности, в лагере под открытым
небом, неисчислимое множество людей, целая армия, целый народ, - над ними
холодное небо, под ними холодная земля, они спят там, где стояли, ничком,
положив голову на локоть, спокойно дыша. А ты бодрствуешь, ты один из
стражей и, чтобы увидеть другого, размахиваешь горящей головешкой, взятой из
кучи хвороста рядом с тобой. Отчего же ты бодрствуешь? Но ведь сказано, что
кто-то должен быть на страже. Бодрствовать кто-то должен.
Ф. Кафка
Любовь делает все очень простым. Просто и прощать - не однокоренные ли слова.
Я смотрю вокруг и вижу острые грани кристаллов. Вижу людей, поранившихся о собственные чувства. Они тянут друг другу сквозь черную пустоту космоса (все, что между людьми - это такой космос) окровавленные ладони. Встречаться очень больно, не встретиться еще больнее. А самое плохое - это встретиться с самим собой, с зеркалом вместо другого и думать, что так оно и надо.
Я не могу смеяться над теми, кто страдает от неразделенной любви. Я не могу презирать тех, кто чужую любовь отвергает.
Я сочувствую тем, кто хотел бы, да не может взять от окружающих ту любовь, которую они способны ему дать. Я не могу осудить того, кто, как я, к примеру, алкает всеобщей любви. И я жалею тех, кто бежит от любви в долг или в служение.
Все это - лишь наши окровавленные ладони, бессильно протянутые друг другу в надежде на чудо.
Все это лишь система раздробленных зеркал, тех самых сказочных осколков в сердцах и в глазах, что мешает увидеть мир таким, каков он есть.
Просто чудеса бывают, действительно бывают, и бывает то самое исцеление любовью, над которым в нашей стране принято снисходительно смеяться. Но когда-то именно любовь исцелила мир и искупила грех. Она была всесокрушительна, потому что ничего не хотела для себя.
Счастливая вина, принесшая нас в реальность и реальность в нас.
Разрушившая мир иллюзий - и продолжающая его разрушать.
Мы все должны увидеть друг друга по ту сторону Эдема, чтобы в него вернуться. Таков, видимо, замысел.
Раствориться в ком-то - это страстно желать отказаться от Божьего дара, от свободы. Но не зарастить внутреннюю пустоту ничем кроме собственной плоти и крови. Никто и никогда не сделает нас частью целого - мы уже родились и отделены от матери. А также от Бога - фактом рождения. Возлюбленные не возлюблены, если мы хотим утопить в них свою душу. Они для нас лишь омуты, в которых мы ищем забвения, сна.
Погрузиться в ночь, как порою, опустив голову, погружаешься в мысли, -
вот так быть всем существом, погруженным в ночь. Вокруг тебя спят люди.
Маленькая комедия, невинный самообман, будто они спят в домах, на прочных
кроватях, под прочной крышей, вытянувшись или поджав колени на матрацах, под
простынями, под одеялами; а на самом деле все они оказались вместе, как были
некогда вместе, и потом опять, в пустынной местности, в лагере под открытым
небом, неисчислимое множество людей, целая армия, целый народ, - над ними
холодное небо, под ними холодная земля, они спят там, где стояли, ничком,
положив голову на локоть, спокойно дыша. А ты бодрствуешь, ты один из
стражей и, чтобы увидеть другого, размахиваешь горящей головешкой, взятой из
кучи хвороста рядом с тобой. Отчего же ты бодрствуешь? Но ведь сказано, что
кто-то должен быть на страже. Бодрствовать кто-то должен.
Ф. Кафка