14.03.16. Заметка от издания "Свободная Пресса".
"Законом Савченко" - по политзаключенным. Автор «Свободной Прессы» Андрей Дмитриев - о том, как процессы над политзаключенными внутри Украины и косвенно, и прямо связаны с судом над наводчицей из «Айдара». Чем чаще зашкаливает информационная шумиха по делу Савченко, тем реже прогрессивное человечество обращает внимание на украинские суды над инакомыслящими. Я не видел ни одной петиции, подписанной членами Русского ПЕН-центра в защиту одесских журналистов Елены Глищинской и Артема Бузилы, арестованных почти год назад. Но зато заявление в поддержку Савченко от имени группы членов Русского ПЕН-центра, имеется. Причем, когда в числе подписавших есть уроженка Одессы, - это очень наглядная «картинка с выставки» сегодняшних либеральных нравов и принципов.
Судьба беременной одесской журналистки, брошенной в тюрьму, поэтессу О. Ильницкую не волнует? Члену писательской правозащитной организации ведь более свойственно выступать военным или судебным экспертом, не правда ли? По каким критериям прозаик М. Вишневецкая, уроженка Харькова, выбирает, кто из заключенных граждан Украины достоин ее правозащитной подписи? Почему именно наводчица Савченко, а не те землячки-харьковчанки, которых арестовывали за листовку, которым подбрасывали гранату при обыске?..
Писатель Владимир Сергиенко высказал свое мнение на сайте ПЕНа: «Мне кажется, что руководство Русского ПЕН-центра просто обязано еще раз обратиться к организаторам сбора подписей под различными петициями, не отражающими официальную точку зрения нашей организации. Обратиться с настоятельным требованием прекратить использование аббревиатуры Русского ПЕН центра в подобных целях…
Все это является свидетельством того, как с помощью массированного распространения специально подготовленной по форме и содержанию информации происходит манипуляция общественным сознанием, т. е. перенос частного факта в сферу общего, в систему. Свидетельством того, как нашу писательскую правозащитную организацию снова втягивают в политические игры».
На самом деле, я апеллирую к коллегам из ПЕН-центра не для того, чтоб их как-то уязвить. И тем более не для того, чтоб увидеть в сети очередную порцию площадной брани в свой адрес от журналиста Пархоменко или какого-нибудь «потомка кукловодов». Я уже привык к тому, что как только задаю нашим властителям дум неудобные вопросы, тут же раздаются вопли: «Позор! Погром! Донос!» А мне неинтересна истерика. Мне хотелось бы показать упомянутой выше писательнице, автору замечательной прозы о Харькове, настоящих политзаключенных в ее родном городе.
Хотя бы потому, что здесь всё меньше журналистов, которые освещали бы эти процессы. На судах по делу Спартака Головачёва, чемпиона Украины по фридайвингу, я периодически вижу испанку Маргариту, представительницу ОБСЕ. Но неужели прозаику Марине Вишневецкой не интересны нетипические харьковчане в нетипических обстоятельствах?
Прошло почти четыре месяца после того, как Спартак Головачёв произнес на суде последнее слово. Родные и близкие надеялись, что в ноябре 2015 года «цирковое представление имени Антона Геращенко», наконец, будет прекращено: прозвучит оправдательный приговор. Основания для таких надежд были: за полтора года обвинение не предоставило доказательств вины Головачёва; никто из милиционеров-свидетелей не указал на Спартака как участника массовых беспорядков.
Но прокурор Бухан сделал «финт ушами». Заявил о привлечении новых свидетелей для доказательства вины Головачёва. При этом Дмитрий Пигорев и Валерий Калугин, проходившие по одному делу со Спартаком, были выпущены под домашний арест (обвинение просило для них пятилетние условные сроки, в то время как Спартаку светит более жесткое наказание: пять лет лишения свободы). Последовало продление судебного процесса, несмотря на то, что его участники уже произнесли последние слова. Примечательно, что пока шли прения, со стороны обвинения не прозвучало ни одного намека на необходимость привлечения новых свидетелей.
Однако прошло четыре месяца, а заявленные свидетели-милиционеры ни на одном судебном заседании так и не появились. За это время Дмитрий Пигорев, вышедший из СИЗО под домашний арест, угодил в туберкулезный диспансер. В его отсутствие судебные заседания несколько раз переносились… 10 марта Пигорев появился в суде. Но загадочных свидетелей, убывших по месту службы, опять никто не увидел.
Спартак Головачёв заявил о том, что сегодня нет тех рисков, которыми ранее объяснялась невозможность смягчить ему меру пресечения: «Прокурор четыре месяца не может доставить свидетелей в суд. Как я могу (в случае изменения меры пресечения на домашний арест) давить на свидетелей, если их даже прокурор не в состоянии найти?!" Но эти доводы не помешали судье в очередной раз продлить меру пресечения - содержание под стражей - на два месяца. Таким образом, процесс - после последнего слова обвиняемых! - затянулся, как минимум, на полгода. А двухлетие своего ареста (1 мая) Спартак гарантированно встретит в СИЗО.
Пока ожидали судью из совещательной комнаты, Головачёв успел поделиться новостями. Рассказал, что первый заместитель начальника колонии душевно поинтересовался у него: «Когда ты уже себе вены вскроешь?» Дескать, надоел, одно беспокойство…
Ощущение такое, что и суду, и обвинению выгодно затянуть процесс до 1 ноября. В этот день будет ровно два с половиной года, как Спартак находится в СИЗО. А обвинение просит для него пять лет лишения свободы. Стало быть, с ноября Головачёв подпадает под действие пресловутого «закона Савченко», которым один год, проведенный в СИЗО во время судебного разбирательства, приравнивается к двум годам тюремного срока.
Парадокс заключается в том, что «закон Савченко» играет на руку реальным преступникам, осужденным по делу, - поскольку «половинит» их сроки. Но при этом люди, арестованные по сфабрикованным или сомнительным обвинениям, рискуют попасть в такой «межеумочный период», когда обвинение и суд будут искусственно подводить их под действие «закона Савченко». То есть, невинно севшим этот закон только добавляет страданий. Стороне обвинения он помогает частично справиться с задачей, даже провалив доказательную базу: достаточно затянуть суд до нужного предела. Судье же «закон Савченко» позволяет не брать на себя ответственность за приговор: есть возможность «пропетлять», и власть не прогневив, и вроде бы не засадив невиновного в тюрьму…
Но человеку, поддающемуся искушению использовать этот казус для сохранения репутации или выполнения поставленной задачи, не стоит забывать, что Божий Суд не имеет ничего общего с «законом Савченко». Да и политзаключенный Спартак Головачёв, не бравший в руки оружия, никого не убивший и не избивший, не имеет ничего общего с «политзаключенной» Надеждой Савченко, которую обвиняют в военном преступлении. Савченко, скачущая по скамейке и тычущая средний палец суду, - перекошенное лицо той части украинского мира, для которой убийство мирных жителей перестало быть страшным грехом.
Да и российских «прогрессивных человеков» уже не смущают такие заявления подсудимой: «И как бы ни верещали здесь мирные жители Донбасса, потерпевшие и сепаратисты, что убивают только их…». А добродушно улыбающийся Спартак Головачёв, читающий в СИЗО «Несвятые святые» архимандрита Тихона (Шевкунова) и «Воспоминания» Сергея Фуделя, - лицо того русского мира Украины, которого вроде и не существует для «прогрессивного человечества".
Судьба беременной одесской журналистки, брошенной в тюрьму, поэтессу О. Ильницкую не волнует? Члену писательской правозащитной организации ведь более свойственно выступать военным или судебным экспертом, не правда ли? По каким критериям прозаик М. Вишневецкая, уроженка Харькова, выбирает, кто из заключенных граждан Украины достоин ее правозащитной подписи? Почему именно наводчица Савченко, а не те землячки-харьковчанки, которых арестовывали за листовку, которым подбрасывали гранату при обыске?..
Писатель Владимир Сергиенко высказал свое мнение на сайте ПЕНа: «Мне кажется, что руководство Русского ПЕН-центра просто обязано еще раз обратиться к организаторам сбора подписей под различными петициями, не отражающими официальную точку зрения нашей организации. Обратиться с настоятельным требованием прекратить использование аббревиатуры Русского ПЕН центра в подобных целях…
Все это является свидетельством того, как с помощью массированного распространения специально подготовленной по форме и содержанию информации происходит манипуляция общественным сознанием, т. е. перенос частного факта в сферу общего, в систему. Свидетельством того, как нашу писательскую правозащитную организацию снова втягивают в политические игры».
На самом деле, я апеллирую к коллегам из ПЕН-центра не для того, чтоб их как-то уязвить. И тем более не для того, чтоб увидеть в сети очередную порцию площадной брани в свой адрес от журналиста Пархоменко или какого-нибудь «потомка кукловодов». Я уже привык к тому, что как только задаю нашим властителям дум неудобные вопросы, тут же раздаются вопли: «Позор! Погром! Донос!» А мне неинтересна истерика. Мне хотелось бы показать упомянутой выше писательнице, автору замечательной прозы о Харькове, настоящих политзаключенных в ее родном городе.
Хотя бы потому, что здесь всё меньше журналистов, которые освещали бы эти процессы. На судах по делу Спартака Головачёва, чемпиона Украины по фридайвингу, я периодически вижу испанку Маргариту, представительницу ОБСЕ. Но неужели прозаику Марине Вишневецкой не интересны нетипические харьковчане в нетипических обстоятельствах?
Прошло почти четыре месяца после того, как Спартак Головачёв произнес на суде последнее слово. Родные и близкие надеялись, что в ноябре 2015 года «цирковое представление имени Антона Геращенко», наконец, будет прекращено: прозвучит оправдательный приговор. Основания для таких надежд были: за полтора года обвинение не предоставило доказательств вины Головачёва; никто из милиционеров-свидетелей не указал на Спартака как участника массовых беспорядков.
Но прокурор Бухан сделал «финт ушами». Заявил о привлечении новых свидетелей для доказательства вины Головачёва. При этом Дмитрий Пигорев и Валерий Калугин, проходившие по одному делу со Спартаком, были выпущены под домашний арест (обвинение просило для них пятилетние условные сроки, в то время как Спартаку светит более жесткое наказание: пять лет лишения свободы). Последовало продление судебного процесса, несмотря на то, что его участники уже произнесли последние слова. Примечательно, что пока шли прения, со стороны обвинения не прозвучало ни одного намека на необходимость привлечения новых свидетелей.
Однако прошло четыре месяца, а заявленные свидетели-милиционеры ни на одном судебном заседании так и не появились. За это время Дмитрий Пигорев, вышедший из СИЗО под домашний арест, угодил в туберкулезный диспансер. В его отсутствие судебные заседания несколько раз переносились… 10 марта Пигорев появился в суде. Но загадочных свидетелей, убывших по месту службы, опять никто не увидел.
Спартак Головачёв заявил о том, что сегодня нет тех рисков, которыми ранее объяснялась невозможность смягчить ему меру пресечения: «Прокурор четыре месяца не может доставить свидетелей в суд. Как я могу (в случае изменения меры пресечения на домашний арест) давить на свидетелей, если их даже прокурор не в состоянии найти?!" Но эти доводы не помешали судье в очередной раз продлить меру пресечения - содержание под стражей - на два месяца. Таким образом, процесс - после последнего слова обвиняемых! - затянулся, как минимум, на полгода. А двухлетие своего ареста (1 мая) Спартак гарантированно встретит в СИЗО.
Пока ожидали судью из совещательной комнаты, Головачёв успел поделиться новостями. Рассказал, что первый заместитель начальника колонии душевно поинтересовался у него: «Когда ты уже себе вены вскроешь?» Дескать, надоел, одно беспокойство…
Ощущение такое, что и суду, и обвинению выгодно затянуть процесс до 1 ноября. В этот день будет ровно два с половиной года, как Спартак находится в СИЗО. А обвинение просит для него пять лет лишения свободы. Стало быть, с ноября Головачёв подпадает под действие пресловутого «закона Савченко», которым один год, проведенный в СИЗО во время судебного разбирательства, приравнивается к двум годам тюремного срока.
Парадокс заключается в том, что «закон Савченко» играет на руку реальным преступникам, осужденным по делу, - поскольку «половинит» их сроки. Но при этом люди, арестованные по сфабрикованным или сомнительным обвинениям, рискуют попасть в такой «межеумочный период», когда обвинение и суд будут искусственно подводить их под действие «закона Савченко». То есть, невинно севшим этот закон только добавляет страданий. Стороне обвинения он помогает частично справиться с задачей, даже провалив доказательную базу: достаточно затянуть суд до нужного предела. Судье же «закон Савченко» позволяет не брать на себя ответственность за приговор: есть возможность «пропетлять», и власть не прогневив, и вроде бы не засадив невиновного в тюрьму…
Но человеку, поддающемуся искушению использовать этот казус для сохранения репутации или выполнения поставленной задачи, не стоит забывать, что Божий Суд не имеет ничего общего с «законом Савченко». Да и политзаключенный Спартак Головачёв, не бравший в руки оружия, никого не убивший и не избивший, не имеет ничего общего с «политзаключенной» Надеждой Савченко, которую обвиняют в военном преступлении. Савченко, скачущая по скамейке и тычущая средний палец суду, - перекошенное лицо той части украинского мира, для которой убийство мирных жителей перестало быть страшным грехом.
Да и российских «прогрессивных человеков» уже не смущают такие заявления подсудимой: «И как бы ни верещали здесь мирные жители Донбасса, потерпевшие и сепаратисты, что убивают только их…». А добродушно улыбающийся Спартак Головачёв, читающий в СИЗО «Несвятые святые» архимандрита Тихона (Шевкунова) и «Воспоминания» Сергея Фуделя, - лицо того русского мира Украины, которого вроде и не существует для «прогрессивного человечества".