***
И вот когда горчайшее приходит:
Мы сознаем, что не могли б вместить
То прошлое в границы нашей жизни,
И нам оно почти что так же чуждо,
Как нашему соседу по квартире,
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас - и даже
Всё к лучшему...©
А.А.
Анечку привезли домой умирать. Жизнерадостный солнечный ребенок одиннадцати лет, превратившийся за какие-то три месяца в подобие собственной тени. Дом замер в безмолвном ожидании смерти. Анечка уходила как то не по-детски тихо - ни слез, ни стонов, ни жалоб и даже элементарных просьб - уходила тихо, покорно принимая эту страшную реальность как данность и безысходность.
Раннее июльское солнце 92-ого вместе с ворвавшимся в распахнутое окно ветром, наполнили дом утренней свежестью и светом, и какой-то особенной долгожданной, как казалось, потерянной уже надеждой. Анечка впервые за две недели пребывания вне стен госпиталя попросила завтрак. Все как то сразу оживились, засуетились, забегали, совершенно забыв, что ребенок вот уже как месяц не имеет возможности есть обычную пищу, что из всех ее органов чудом и наперекор страшной болезни работают сердце, легкие и мозг, что из всей еды ей доступна только внутривенно глюкоза, но как же сильна вера в чудо, когда никакой другой веры не осталось...
Через два часа Аня впала в кому. Через семь она ушла. Ушла тихо, не приходя в себя.
Мама Анечки - Жанна, в одно мгновение из сильной молодой цветущей женщины превратилась в серое бесполое существо, постарев на вечность и казалось, что и вовсе она сама умерла в тот момент, когда ушла Аня, оставив вместо себя оболочку - тело, которое еще ходит, говорит, дышит, и обречено на жизнь без всяких прав на все удовольствия этой жизни, коими наделяется душа в момент рождения. Право и обязанность быть счастливым - единственные данные нам природой, которыми мы зачастую от непонимания и незнания так глупо и бессовестно пренебрегаем.
Лечащий доктор Анечки посоветовал нам обратиться к психологу, а чтоб совсем наверняка отвести Жанну к психоаналитику. И рассказал, что у него есть такой человечек, который еще с советских времен, да к тому же не дорого, и вообще там на западе, каждый уважающий себя человек имеет привычку еженедельно пару часов посвящать психоанализу в кабинете, что у нас в стране буквально за психоаналитиками будущее.
После скоротечной болезни девочки в семье практически не осталось денег, лечение было очень дорогим и на психоаналитика Жанне буквально собирали всем миром. Сеансы проходили два раза в неделю и не приносили хоть сколь заметного улучшения состояния.
Тогда в начале девяностых - на стыке двух эпох нам в голову не пришло откуда вдруг могли взяться профессионалы психоаналитики... Советское наследие психиатрии, как в целом вся наука, билось в предсмертной агонии, всячески пытаясь хоть как то продержаться, психология как наука отсутствовала и первые, не самые здоровые ее ростки лишь пробивались на благодатной почве повсеместного хаоса и неразберихи, как прорастали здесь же бесконечные секты, эзотерические салоны, гадалки, экстрасенсы и народные целители.
Жанна высыхала на глазах, безвольно и безучастно повинуясь любым нашим рекомендациям и попыткам вывести ее из этого кошмара...Психоаналитик был отменен по причине совершенной своей несостоятельности. Ничего другого как обратиться к экстрасенсам и целителям мы не могли придумать, и понеслись вереницы гадалок, магов всех мастей, деревенских бабок и потомственных колдуний, на тот момент все мы готовы были хоть к черту, хоть богу, лишь бы вернуть Жанну к жизни.
Мы прекрасно осознавали, что никакого особого исцеления не произойдет от всяких заряженных вод и наговоренных амулетов, но вера в то, что это тоже своего рода психотерапия, что Жанна хотя бы с ними начинала говорить, начинала плакать, что эти целители и бабки дают призрачную надежду на хоть какой то результат - здесь и сейчас, без гарантий на будущее, давали нам силы. Что-то происходило, несомненно, были просветы, были какие то искры пусть не желания жить, но что-то схожее с интересом к этой жизни.
Были какие-то сумасшедшие всплески панического страха или вдруг какой-то бытовой активности, и на тот период любая реакция Жанны, казалась нам неимоверным продвижением в излечении, потому как почти два месяца после смерти Анечки Жанна вообще не проявляла никаких эмоций, она перестала разговаривать, перестала следить за собой, перестала ходить на работу, она практически не спала, часами разгуливая приведением по ночному дому, или же наоборот совсем не вставала с постели днями.
Анечка была единственным, желанным ребенком Жанны. Усыновленная в два месяца от рождения, девочка стала для Жанны смыслом и самой жизнью.
Жанна отравилась. Ушла так же тихо - ночью, как и ее маленькая девочка. За окном выпал первый снег, накрывая пушистым ковром до времени...до весны...