Кровная месть по-советски
Оригинал взят у pteroalex в Кровная месть по-советски
В году, наверное, 1970, после фиаско на экзамене по математике на химфаке МГУ и совсем неудачного похода в студенты "керосинки" (для тех, кто не знает, так "в простонародье" именовался Московский Институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина), занесло меня в лабораторный корпус МГУ - служил я там недолго, дожидаясь призыва в ряды Советской Армии, лаборантом в лаборатории полимеров.
В те времена лабораторной посуды в промышленных масштабах ни у нас, ни за бугром не производил никто, и большая часть нестандартых стеклянных приборов изготовлялась в собстственной стеклодувной мастерской "лабкорпуса". Я как лаборант отвечал за такие приборы - их сохранность и своевременное пополнение. Посему был я у стеклодувов завсегдатаем. За несколько месяцев присмотревшись к работе мастеров, начал я пробовать некоторые простейшие стеклянные аппаратики делать сам - не хотелось ждать довольно долгой, муторной очереди. Горжусь, что через два месяца таких попыток меня по совместительству зачислили на полставки к стеклодувам и после простенького экзамена присвоили второй разряд стеклодува!
Пили мужики-стеклодувы интеллигентно, но всерьёз, и я, признаюсь, тоже к этому делу пристрастился, хотя меня в этом процессе привлекали больше рассказики-побасенки этой братии.
Был в этой компании один очень неординарный человек. Мало того, что он был непревзойдённым мастером стеклодувного дела, пользовался он в этом полузакрытом цехе непререкаемым авторитетом.
Ерофеич (по паспоту он был Ерофей Павлович - как Хабаров) действительно был удивительным стариком - мне, 19-летнему оболтусу, он, естественно, стариком казался, хотя было ему тогда чуть больше 50.
Удивительно, даже потрясающе, интеллигентный, эрудированный, как Британская энциклопедия, мягкий и деликатный человек - он у всех абсолютно, особенно у женской половины, сотрудников лабораторного корпуса вызывал тёплые чувства, больше, чем просто симпатии.
Однажды на стеклодувных посиделках в отсутствие Ерофеича - он хворал тогда - рассказали мне его историю...
Года за два-три до моего появления в тех стенах был Ерофей Павлович доктором наук, заведующим лаборатории молекулярной физики. Ему прочили блестящую научную карьеру - он был одним из первоткрывателей какого-то революционного метода создания новых материалов, вот-вот должен был стать одним из самых молодых физиков-академиков.
Но случилась беда - его дочь, новоиспечённую студентку биофака МГУ, на первой для неё студенческой вечеринке изнасиловали четверо упившихся до скотского состояния однокурсников. Был суд над насильниками, но девушка, не выдержав публичного разбирательства дела, от обвинений отказалась, заявление отозвала, а потом с третьей попытки покончила жизнь самоубийством. Ублюдки остались на свободе и даже продолжали своё обучение в Университете...
Ерофей Павлович почернел и высох от горя, хотя и без того был по-спортивному худощав.
Через пару месяцев после смерти девушки участников преступления одного за другим кто-то начал подвергать экзекуции - им из охотничьего ружья, заряженного картечью, методично отстреливали детородные органы. Один, второй, третий насильник были кем-то жестоко наказаны. После третьей ружейной кастрации Ерофея Павловича арестовали. Началось следствие, в ходе которого выяснилось, что было у него охотничье ружьё такого же калибра, что клялся он в узком кругу, мол, насильников накажет...
Дело дошло до суда. Ерофея Павловича исключили из партии - бытовало тогда неписаннное, незыблемое правило, почти закон, согласно которому член КПСС подсудимым быть не может. Суд, как ни странно, подсудимого оправдал - ни орудия экзекуции, ни свидетелей не обнаружилось. Обвинение зиждилось исключительно на косвенных уликах.
Говорили потом, что Ерофеичу якобы помог в этом справедливом деле возмездия фронтовой товарищ, который служил в следственных органах. Они вместе прошли всю войну в дивизионной разведке - ушли на фронт добровольцами с первого курса МГУ.
После суда нашего героя, разумеется, в партии не восстановили, с должности завлаба изгнали, но оставили в стеклодувном цехе, где я с ним и познакомился.
Я потом, прознав в деталях его историю, теребил сослуживцев распроссами - меня интересовало, прежде всего, отношение людей к такому самосуду, их моральная оценка такого поступка. Интересно, что женская половина лабораторного корпуса практически поголовно безоговорочно одобряла деяние Ерофеича, его именовали не иначе как - настоящий мужчина! А мужская часть разделилась - кто-то осуждал...
Мне он тогда казался самым настоящим героем. Надо сказать, что со временем моя оценка не изменилась - я по-прежнему считаю, что наказание преступника должно быть неотвратимым! Если он избежал правосудия, его обязательно нужно покарать иными доступными средствами.
Через полгода я ушёл в армию, а потом, уже после дембеля, случайно узнал, что четвёртый насильник погиб при странных обстоятельствах за год до окончания Университета.
А нынче где-то на южных окраинах России казаки сетуют, что их насилуют "даги"...
В году, наверное, 1970, после фиаско на экзамене по математике на химфаке МГУ и совсем неудачного похода в студенты "керосинки" (для тех, кто не знает, так "в простонародье" именовался Московский Институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина), занесло меня в лабораторный корпус МГУ - служил я там недолго, дожидаясь призыва в ряды Советской Армии, лаборантом в лаборатории полимеров.
В те времена лабораторной посуды в промышленных масштабах ни у нас, ни за бугром не производил никто, и большая часть нестандартых стеклянных приборов изготовлялась в собстственной стеклодувной мастерской "лабкорпуса". Я как лаборант отвечал за такие приборы - их сохранность и своевременное пополнение. Посему был я у стеклодувов завсегдатаем. За несколько месяцев присмотревшись к работе мастеров, начал я пробовать некоторые простейшие стеклянные аппаратики делать сам - не хотелось ждать довольно долгой, муторной очереди. Горжусь, что через два месяца таких попыток меня по совместительству зачислили на полставки к стеклодувам и после простенького экзамена присвоили второй разряд стеклодува!
Пили мужики-стеклодувы интеллигентно, но всерьёз, и я, признаюсь, тоже к этому делу пристрастился, хотя меня в этом процессе привлекали больше рассказики-побасенки этой братии.
Был в этой компании один очень неординарный человек. Мало того, что он был непревзойдённым мастером стеклодувного дела, пользовался он в этом полузакрытом цехе непререкаемым авторитетом.
Ерофеич (по паспоту он был Ерофей Павлович - как Хабаров) действительно был удивительным стариком - мне, 19-летнему оболтусу, он, естественно, стариком казался, хотя было ему тогда чуть больше 50.
Удивительно, даже потрясающе, интеллигентный, эрудированный, как Британская энциклопедия, мягкий и деликатный человек - он у всех абсолютно, особенно у женской половины, сотрудников лабораторного корпуса вызывал тёплые чувства, больше, чем просто симпатии.
Однажды на стеклодувных посиделках в отсутствие Ерофеича - он хворал тогда - рассказали мне его историю...
Года за два-три до моего появления в тех стенах был Ерофей Павлович доктором наук, заведующим лаборатории молекулярной физики. Ему прочили блестящую научную карьеру - он был одним из первоткрывателей какого-то революционного метода создания новых материалов, вот-вот должен был стать одним из самых молодых физиков-академиков.
Но случилась беда - его дочь, новоиспечённую студентку биофака МГУ, на первой для неё студенческой вечеринке изнасиловали четверо упившихся до скотского состояния однокурсников. Был суд над насильниками, но девушка, не выдержав публичного разбирательства дела, от обвинений отказалась, заявление отозвала, а потом с третьей попытки покончила жизнь самоубийством. Ублюдки остались на свободе и даже продолжали своё обучение в Университете...
Ерофей Павлович почернел и высох от горя, хотя и без того был по-спортивному худощав.
Через пару месяцев после смерти девушки участников преступления одного за другим кто-то начал подвергать экзекуции - им из охотничьего ружья, заряженного картечью, методично отстреливали детородные органы. Один, второй, третий насильник были кем-то жестоко наказаны. После третьей ружейной кастрации Ерофея Павловича арестовали. Началось следствие, в ходе которого выяснилось, что было у него охотничье ружьё такого же калибра, что клялся он в узком кругу, мол, насильников накажет...
Дело дошло до суда. Ерофея Павловича исключили из партии - бытовало тогда неписаннное, незыблемое правило, почти закон, согласно которому член КПСС подсудимым быть не может. Суд, как ни странно, подсудимого оправдал - ни орудия экзекуции, ни свидетелей не обнаружилось. Обвинение зиждилось исключительно на косвенных уликах.
Говорили потом, что Ерофеичу якобы помог в этом справедливом деле возмездия фронтовой товарищ, который служил в следственных органах. Они вместе прошли всю войну в дивизионной разведке - ушли на фронт добровольцами с первого курса МГУ.
После суда нашего героя, разумеется, в партии не восстановили, с должности завлаба изгнали, но оставили в стеклодувном цехе, где я с ним и познакомился.
Я потом, прознав в деталях его историю, теребил сослуживцев распроссами - меня интересовало, прежде всего, отношение людей к такому самосуду, их моральная оценка такого поступка. Интересно, что женская половина лабораторного корпуса практически поголовно безоговорочно одобряла деяние Ерофеича, его именовали не иначе как - настоящий мужчина! А мужская часть разделилась - кто-то осуждал...
Мне он тогда казался самым настоящим героем. Надо сказать, что со временем моя оценка не изменилась - я по-прежнему считаю, что наказание преступника должно быть неотвратимым! Если он избежал правосудия, его обязательно нужно покарать иными доступными средствами.
Через полгода я ушёл в армию, а потом, уже после дембеля, случайно узнал, что четвёртый насильник погиб при странных обстоятельствах за год до окончания Университета.
А нынче где-то на южных окраинах России казаки сетуют, что их насилуют "даги"...