Тартуские трудовики
по знаковым системам продолжают секретные разработки собственной модели Большого взрыва. Есть серьезные опасения, что уже в скором времени будет сооружен Семиотический Коллайдер по эскизам Юрмиха (прим.: "Юрмих" - подрывник, автор экстремистской брошюры "Культура и взрыв", обвинялся в разглашении гос.тайны бинарных структур и оголтелой пропаганде тернарности; многие подельники по сей день на свободе).
Последствия выпуска персональных портативных смыслогенераторов могут стать столь же роковыми для судеб суверенных демократий, как и развитие альтернативной энергетики - для нефтегазового сектора.
Во избежание семи-диверсий и прочих эксцессов необходимо срочно ужесточить антиэкстремистское законодательство, заключить международный договор о нераспространении семиотического вооружения и принудить Эстонию немедля приостановить испытания в Тарту.
Нижеследующие цитаты считать прямой крамолой и никогда не класть рядом с раскаленным социальным контекстом:
Коварный выпад против холизма и вертикальной субординации:
"Передача информации внутри «структуры без памяти» действительно гарантирует высокую степень идентичности. Если мы представим себе передающего и принимающего с одинаковыми кодами и полностью лишенными памяти, то понимание между ними будет идеальным, но ценность передаваемой информации минимальной, а сама информация - строго ограниченной. Такая система не сможет выполнять всех разнообразных функций, которые исторически возлагаются на язык. Можно сказать, что идеально одинаковые передающий и принимающий хорошо будут понимать друг друга, но им не о чем будет говорить. Идеалом такой информации действительно окажется передача команд. Модель идеального понимания неприменима даже к внутреннему общению человека с самим собой, ибо в этом последнем случае подразумевается перенесение напряженного диалога внутрь одной личности. По словам гётевского Фауста, -
Zwei Seelen wohnen, ach, in meinen Brust! Die eine will sich von der andern trennen.
В нормальном человеческом общении и, более того, в нормальном функционировании языка заложено предположение об исходной неидентичности говорящего и слушающего".
+ + +
Проповедь эвристической ценности оппозиции и инакомыслия:
"Ценность диалога оказывается связанной не с той пересекающейся частью, а с передачей информации между непересекающимися частями. Это ставит нас лицом к лицу с неразрешимым противоречием: мы заинтересованы в общении именно с той сферой, которая затрудняет общение, а в пределе - делает его невозможным. Более того, чем труднее и неадекватнее перевод одной непересекающейся части пространства на язык другой, тем более ценным в информационном и социальном отношении становится факт этого парадоксального общения. Можно сказать, что перевод непереводимого оказывается носителем информации высокой ценности".
+ + +
Разоблачение имитационных стратегий ручной общественности, скрытая реклама "Ренессанс Капитала", призыв к минированию традиционных культурных механизмов:
"Таким образом, возникает проблема подлинного взрыва и имитации взрыва как формы антивзрывной структуры. Таково отношение между Печориным и Грушницким, между Лермонтовым и Мартыновым. Так же строится и критика, которой Белинский подвергает Марлинского. Взаимное обвинение, которое предъявляют друг другу люди взрыва и постепеновцы, - оригинальничанье и пошлость. Застой, установившийся в русском обществе после разгрома декабристов, в условиях цензурных репрессий, гибели Пушкина, добровольной самоизоляции Баратынского, породил волну мнимого новаторства. Именно те писатели, которые наиболее связаны были с пошлостью вкусов среднего читателя, имитировали бурное новаторство. Пошлость стилизовала себя под оригинальность. Печать такой автомаскировки лежит на поздних фильмах Эйзенштейна. Однако в сложных вторичных моделях обвинители обмениваются шпагами, как Гамлет и Лаэрт, и тогда возникает изощренное:
Быть знаменитым некрасиво.
Пастернак, по сути, развивает пушкинское представление о поэтичности обыденного и в высоком смысле неизменного.
Если отказаться от оценок, то перед нами - две стороны одного процесса, взаимно необходимые и постоянно сменяющие друг друга в единстве динамического развития. Противоречивая сложность исторического процесса последовательно активизирует то ту, то другую форму. В настоящий момент европейская цивилизация (включая Америку и Россию) переживает период генеральной дискредитации самой идеи взрыва. Человечество пережило в XVIII-XX вв. период, который можно описать как реализацию метафоры: социокультурные процессы оказались под влиянием образа взрыва не как философского понятия, а в его вульгарном соотнесении с взрывом пороха, динамита или атомного ядра. Взрыв как явление физики, лишь метафорически переносимое на другие процессы, отождествился для современного человека с идеями разрушения и сделался символом деструктивности. Но если бы в основе наших представлений сегодняшнего дня лежали такие ассоциации, как эпохи великих открытий. Ренессанс или вообще искусство, то понятие взрыва напоминало бы нам скорее такие явления, как рождение нового живого существа, или любое другое творческое преобразование структуры жизни".
Иллюстрация из журнала про " Кровавый культ Лотмана с человеческим лицом и человеческими жертвоприношениями".
- Взять бы этого Лотмана да за такие доказательства года на три в Соловки!
- Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут.