теперь я сама
В 2006 году Папа Римский посетил лагерь смерти в польском Освенциме. "Его реакция на увиденное, по словам свидетелей, была очень личной. Он пешком обошел весь мемориал, отказавшись от автомобиля, и в конце обратился к небесам: "А где ты был, Господи?".
Одной из самых пронзительных религиозных сцен в кинематографе XX века для меня навсегда останется сцена из "La Notte di San Lorenzo" братьев Тавиани.
Жителей маленького тосканского городка нацисты согнали в подвал дома, приказав на следующий день всем укрыться в церкви (минировали здания перед приходом американцев) и пригрозив, что ослушников ждет расстрел. Ночью между узниками разгорается спор: бежать или довериться, поступить как было сказано. Горожане делятся на две группы: одна покидает подвал и в темноте старается уйти как можно дальше от погони, другая - на рассвете бредет к собору.
У священника в храме - тепло на глазах: все как встарь, как во времена первоапостольского братства... Люди из узелков крошат хлеб для причастия, у кого-то находится бутылка вина... Звучит орган и "Ave Maria!"... Церковь - укрытие и приют, вера - последнее за что может уцепится отчаявшийся человек... Прихожане растроганы. На их лицах - переживания, которые многие никогда не испытывали. Даже дети притихли и глотали облатки причастия вперемежку со слезами.
Камера делает круг по церковным витражам и выносит зрителя на площадь перед собором. Немцы со "шмайссерами" и фаши в черных рубашках закрывают двери храма.
Раздается взрыв.
Ударная волна открывает створки, валит дым... Звук уходит, наступает гулкая тишина... Спустя минуту-две в дверном проеме появляется человек с оторванной рукой. Он не кричит, прислоняется к стене, оседает... Шатаясь, выходят другие: окровавленные, оглушенные, оцепеневшие от болевого шока...
Мальчики-служки под руки выводят священника. Одновременно с ними на паперти оказывается женщина, прижимающая к груди мертвую дочь. Священник вырывается, подбегает к женщине, помогая ей нести девочку. Оба, обезумев, молча смотрят на тело, переводят взгляд на друг друга, делают шаги вниз, ступенька за ступенькой... Этот долгий взгляд словами не описать.
Сойдя на площадь, женщина - без надрыва, без упрека, без ненависти, спокойным, но твердым голосом произносит:
- Стойте. Оставьте меня. Я сама. Теперь я сама.
Одной из самых пронзительных религиозных сцен в кинематографе XX века для меня навсегда останется сцена из "La Notte di San Lorenzo" братьев Тавиани.
Жителей маленького тосканского городка нацисты согнали в подвал дома, приказав на следующий день всем укрыться в церкви (минировали здания перед приходом американцев) и пригрозив, что ослушников ждет расстрел. Ночью между узниками разгорается спор: бежать или довериться, поступить как было сказано. Горожане делятся на две группы: одна покидает подвал и в темноте старается уйти как можно дальше от погони, другая - на рассвете бредет к собору.
У священника в храме - тепло на глазах: все как встарь, как во времена первоапостольского братства... Люди из узелков крошат хлеб для причастия, у кого-то находится бутылка вина... Звучит орган и "Ave Maria!"... Церковь - укрытие и приют, вера - последнее за что может уцепится отчаявшийся человек... Прихожане растроганы. На их лицах - переживания, которые многие никогда не испытывали. Даже дети притихли и глотали облатки причастия вперемежку со слезами.
Камера делает круг по церковным витражам и выносит зрителя на площадь перед собором. Немцы со "шмайссерами" и фаши в черных рубашках закрывают двери храма.
Раздается взрыв.
Ударная волна открывает створки, валит дым... Звук уходит, наступает гулкая тишина... Спустя минуту-две в дверном проеме появляется человек с оторванной рукой. Он не кричит, прислоняется к стене, оседает... Шатаясь, выходят другие: окровавленные, оглушенные, оцепеневшие от болевого шока...
Мальчики-служки под руки выводят священника. Одновременно с ними на паперти оказывается женщина, прижимающая к груди мертвую дочь. Священник вырывается, подбегает к женщине, помогая ей нести девочку. Оба, обезумев, молча смотрят на тело, переводят взгляд на друг друга, делают шаги вниз, ступенька за ступенькой... Этот долгий взгляд словами не описать.
Сойдя на площадь, женщина - без надрыва, без упрека, без ненависти, спокойным, но твердым голосом произносит:
- Стойте. Оставьте меня. Я сама. Теперь я сама.