авторы и акторы: j'accuse
" Полагаю, что Вы согласитесь со мною, экспертное, академическое сообщество должно заниматься наукой и просвещением, а не пополнять ряды гражданских активистов. На мой взгляд, было бы абсурдно и крайне непредусмотрительно со стороны властей подталкивать к протестным выступлениям молодых интеллектуалов" - Татьяна Косинова, письмо к губернатору Матвиенко (grazie
danis_g). Написано деликатно и "с напором", но похоже, что открытые письма, заявления, обращения к властям чем дальше, тем больше напоминают детскую игру в испорченный телефон. "Там" занято. Нет смысла тратить время на " автоответчика Викторова". Сценарий смены адресата и просьбы о солидарных действиях коллег и общественности постепенно переходит из рубрики "нежелательные риски" в разряд "графика работ". Не исключено, что группы поддержки от такого разворота событий сильно поредеют. "Друзья познаются в беде", но это не самая приятная форма познания. Лучше, что называется, априорно...
" До сих пор ЕУ последовательно придерживался правил игры, в рамках которых оптимизм продиктован явной нелепостью закрытия ЕУ и невыгодностью этого закрытия городу и миру, а на сцене главными героями выступают пожарные, пафос которых прочитывается давно знакомым образом, как борьба лучшего с хорошим. Где хорошим выступает ЕУ, а еще лучшим - пожаробезопасный ЕУ /.../ Только такая постановка этой пьесы, с соблюдением упомянутых правил, оставляла (и пока еще, до конца этой недели, оставляет) надежду разрешить ситуацию с минимальными потерями, в частности, для лица участников. Такое разрешение - новая лицензия, а затем отмена судебного решения - позволит всем участникам процесса выйти победителями: пожарным продемонстрировать заботу о правопорядке и пожаробезопасности, научно-учебным властям продемонстрировать заботу об университете и готовность оперативно разрешать спорные вопросы и идти навстречу, а ЕУ подтвердить свой законопослушный статус и отмежеваться от политических интерпретаций ситуации /.../ Однако представление затянулось - хотя и явно близится к развязке. Наброшены удавки и контрольные удавки, узлы на них подтянуты и приведены в готовность. Если исполнители (и ведущий режиссер этой драматической импровизации) не сумеют подойти к катарсической коде уже в ближайшие дни (типа "милость торжествует", или же просто: веревки оказываются прогнившими, и оттого повешение - неудачным, и милость торжествует все равно), то и зрители, вовлеченные в эту игру, и персонажи, и даже кукловоды будут вынуждены отбросить условности" - via
ethnomet.
И без оффлайновой искры возгорается нешуточное онлайновое пламя. Раньше интеллектуалы "итало-французского типа", в разных пропорциях сочетающие доблести академического ученого, публичного мыслителя, медиатического персонажа, политического и гражданского активиста, журналиста-фриланс и т.д., были в России штучным изделением, порождаемым соответствующим кругом чтения (социология знания, история искусств через призму групповых стратегий признания и проч.) и опытом пребывания в "западной" интеллектуальной среде (стажировки, пост доки и др.)... Ныне же, похоже, их будет продуцировать и собственно российский профессиональный контекст.
См. что я год назад сумбурно наговаривал в "Правозащитный карасс в Ювенильном море (эссе о молодежных практиках, близких идеологии прав и достоинства человека)" (гл. IX "Земля в иллюминаторе"):
"Стратегия независимого интеллектуала (социального критика, вольного философа, публициста и др.) по-прежнему проблематична, несмотря на то, что пульс реальной интеллектуальной жизни заметно сместился за пределы академической среды и чаще всего бьется в редакциях журналов, крупных издательств, аналитических центрах. Иные "кухни" доросли до "салонов", но не дошли до "рынка" и "площадей". В стране есть гуманитарные кафедры и вузы мирового класса (РГГУ, Европейский университет, "Шанинка", ВШЭ и др.), есть интеллектуальные журналы и издательства, есть "взлетные площадки" для встреч молодых лидеров и интеллектуалов с ведущими аналитиками и экспертами мирового сообщества (Московская школа политических исследований, "Банные чтения", проводимые издательством НЛО, ежегодные научные конференции и др.)… Есть действующие программы академических обменов (программы фондов Фулбрайта, Форда, TAСIS, Гумбольт-института и др.) и фестивальные площадки (Новый европейский фестиваль NET и др.)… Почему так рыхло, маловлиятельно и маргинализировано то поле, которое они генерируют? Почему научная, театральная, кинематографическая, музыкальная среда десятилетия спустя после распада СССР остается "интравертной и пассивной", "не желающей принимать участие в решении социальных и политических проблем общества"? Какие проблемы страны в состоянии решить ученые или деятели искусства, если они не в состоянии изменить свою собственную, по их же признаниям, не слишком завидную участь?".
И еще: "Талантливая на экране, бумаге, холсте и партитуре российская гуманитарная интеллигенция по-прежнему фантастически, обезоруживающе бездарна по части институционального обеспечения своей собственной деятельности (защита прав сотрудников, разрешение текущих проблем "спора факультетов" и перманентного конфликта интересов студентов, аспирантов, ученых, преподавателей и администрации вузов, прозрачные правила конкуренции в борьбе за ресурсы, статусные и символические позиции). За годы советской власти, взявшей менеджмент культуры по крыло неусыпной партийной заботы, полностью атрофировались "мышцы", отвечающие не за изготовление шедевра, а за его серийное производство, публикацию, внедрение в жизнь. Монополия государства в сфере образования, культуры и науки была поколеблена в 1990-х. Сейчас наблюдается обратный процесс. Благо академические и образовательные институты сохранили централизованную и жестко иерархическую структуру (коммерческие вузы в целях выживания также идут в русле этой тенденции), ориентируются не столько на производство, сколько на воспроизводство знания, тоскуют в отсутствии внятного заказа на государственную идеологию. Если в Москве и Питере государственные вузы, НИИ, музеи, галереи, издательства, библиотеки откровенно проигрывают в борьбе за внимание публики новым культурным институциям (по части производства нового или "модного" знания), то в провинции за эти годы фактически ничего не изменилось (если не считать "роста котировок" традиционных религий и постепенное распространение практики совмещения преподавательской и специализированной активности у юристов, банковских служащих и др.). Молодым гуманитариям не остается ничего другого, кроме как идти на поклон к консервативной и сервильной научной, художественной, медиа-бюрократии".
Параметры встречи: "Речь ведь не о "сезонном наборе" молодых интеллектуалов на "проектные" работы по защите и продвижению прав, свобод, достоинства человека, а о системных, доверительных, к общим целям стянутых отношениях. Как и правозащитники, молодые интеллектуалы объективно заинтересованы в развитии нейтральной публичной сферы (в противовес государственной, коммерческой и частной), в расширении мыслящего слоя и образовании защищенных позиций для социальной критики, инновативных художественных практик, независимых ис(рас-)следований. Вряд ли их искренне возбуждает перспектива всю жизнь писать тексты ради улучшения статусных позиций внутри феодально устроенной "Академии". Вряд ли их устроит роль помыкаемого и бесправного сервисного слоя (придворные шуты, визири, рассказчики сказок на элитную ночь в гламурных журналах). И уж тем более сомнительна радость от амплуа "прослойки", переводящей "классам-экс-гегемонам" чего от них хочет просвещенная бюрократия, депутат с мандатом или Большой Брат с автоматом. Правозащитное сообщество заинтересовано в появлении гуманитариата, решившего творить свой мир по гамбургскому счету. Никаких предварительных условий, "аннексий и контрибуций" по-брестски тут быть не может. В отличие от партий, номенклатуры, академического сообщества (точнее, его менеджеров) и распорядителей культурных фондов, правозащитникам на фиг не нужны присяги на верность и превращения себя в рупор (идеи, эстетической программы, институции и др.). Идеология прав человека никак не регламентирует содержание и векторы гуманитарного творчества. Она предполагает инакомыслие и стремление к лучшему миру ценностью самой по себе, вне зависимости от того, каким политическим, научным, эстетическим, богословским течениям оно релевантно".
Пожелание: "Вряд ли следует ожидать от гуманитариата прямого, постоянного участия в повседневной работе правозащитных НПО или выражения публичной солидарности с практикой и судьбой гражданских движений. Однако если этот слой интеллектуалов реализует себя в своем непосредственном качестве - образца мысли, прямохождения, цивилизованности, памяти, если ему удастся возобновить диалог с личностью, минуя ангажированность последней различными эгоистическими социальными ансамблями (масса, нация, корпорация и др.), то вызванные этим "атмосферные явления" в состоянии изменить общий климат в стране, облегчить взаимопонимание между правозащитной активностью профессионалов гражданского влияния, неформальной деятельностью граждан, чьи права или интересы оказались нарушены или ущемлены и обществом в целом. Чтобы это произошло, одних только интеллектуальных компетенций (эрудиции, методологии, дара речи и др.) недостаточно. Бессмертная Фаина Георгиевна Раневская из всех, сказанных ей комплиментов, до самой смерти выделяла один, сделанный шофером-таксистом: "Молодец, Фаина, ни разу не сговнялась!". "Быть бессмертным", не опустить планку, следовать гуманитарному призванию сейчас не менее сложно. Нельзя этого требовать. Нельзя этого не ждать".
danis_g). Написано деликатно и "с напором", но похоже, что открытые письма, заявления, обращения к властям чем дальше, тем больше напоминают детскую игру в испорченный телефон. "Там" занято. Нет смысла тратить время на " автоответчика Викторова". Сценарий смены адресата и просьбы о солидарных действиях коллег и общественности постепенно переходит из рубрики "нежелательные риски" в разряд "графика работ". Не исключено, что группы поддержки от такого разворота событий сильно поредеют. "Друзья познаются в беде", но это не самая приятная форма познания. Лучше, что называется, априорно...
" До сих пор ЕУ последовательно придерживался правил игры, в рамках которых оптимизм продиктован явной нелепостью закрытия ЕУ и невыгодностью этого закрытия городу и миру, а на сцене главными героями выступают пожарные, пафос которых прочитывается давно знакомым образом, как борьба лучшего с хорошим. Где хорошим выступает ЕУ, а еще лучшим - пожаробезопасный ЕУ /.../ Только такая постановка этой пьесы, с соблюдением упомянутых правил, оставляла (и пока еще, до конца этой недели, оставляет) надежду разрешить ситуацию с минимальными потерями, в частности, для лица участников. Такое разрешение - новая лицензия, а затем отмена судебного решения - позволит всем участникам процесса выйти победителями: пожарным продемонстрировать заботу о правопорядке и пожаробезопасности, научно-учебным властям продемонстрировать заботу об университете и готовность оперативно разрешать спорные вопросы и идти навстречу, а ЕУ подтвердить свой законопослушный статус и отмежеваться от политических интерпретаций ситуации /.../ Однако представление затянулось - хотя и явно близится к развязке. Наброшены удавки и контрольные удавки, узлы на них подтянуты и приведены в готовность. Если исполнители (и ведущий режиссер этой драматической импровизации) не сумеют подойти к катарсической коде уже в ближайшие дни (типа "милость торжествует", или же просто: веревки оказываются прогнившими, и оттого повешение - неудачным, и милость торжествует все равно), то и зрители, вовлеченные в эту игру, и персонажи, и даже кукловоды будут вынуждены отбросить условности" - via
ethnomet.
И без оффлайновой искры возгорается нешуточное онлайновое пламя. Раньше интеллектуалы "итало-французского типа", в разных пропорциях сочетающие доблести академического ученого, публичного мыслителя, медиатического персонажа, политического и гражданского активиста, журналиста-фриланс и т.д., были в России штучным изделением, порождаемым соответствующим кругом чтения (социология знания, история искусств через призму групповых стратегий признания и проч.) и опытом пребывания в "западной" интеллектуальной среде (стажировки, пост доки и др.)... Ныне же, похоже, их будет продуцировать и собственно российский профессиональный контекст.
См. что я год назад сумбурно наговаривал в "Правозащитный карасс в Ювенильном море (эссе о молодежных практиках, близких идеологии прав и достоинства человека)" (гл. IX "Земля в иллюминаторе"):
"Стратегия независимого интеллектуала (социального критика, вольного философа, публициста и др.) по-прежнему проблематична, несмотря на то, что пульс реальной интеллектуальной жизни заметно сместился за пределы академической среды и чаще всего бьется в редакциях журналов, крупных издательств, аналитических центрах. Иные "кухни" доросли до "салонов", но не дошли до "рынка" и "площадей". В стране есть гуманитарные кафедры и вузы мирового класса (РГГУ, Европейский университет, "Шанинка", ВШЭ и др.), есть интеллектуальные журналы и издательства, есть "взлетные площадки" для встреч молодых лидеров и интеллектуалов с ведущими аналитиками и экспертами мирового сообщества (Московская школа политических исследований, "Банные чтения", проводимые издательством НЛО, ежегодные научные конференции и др.)… Есть действующие программы академических обменов (программы фондов Фулбрайта, Форда, TAСIS, Гумбольт-института и др.) и фестивальные площадки (Новый европейский фестиваль NET и др.)… Почему так рыхло, маловлиятельно и маргинализировано то поле, которое они генерируют? Почему научная, театральная, кинематографическая, музыкальная среда десятилетия спустя после распада СССР остается "интравертной и пассивной", "не желающей принимать участие в решении социальных и политических проблем общества"? Какие проблемы страны в состоянии решить ученые или деятели искусства, если они не в состоянии изменить свою собственную, по их же признаниям, не слишком завидную участь?".
И еще: "Талантливая на экране, бумаге, холсте и партитуре российская гуманитарная интеллигенция по-прежнему фантастически, обезоруживающе бездарна по части институционального обеспечения своей собственной деятельности (защита прав сотрудников, разрешение текущих проблем "спора факультетов" и перманентного конфликта интересов студентов, аспирантов, ученых, преподавателей и администрации вузов, прозрачные правила конкуренции в борьбе за ресурсы, статусные и символические позиции). За годы советской власти, взявшей менеджмент культуры по крыло неусыпной партийной заботы, полностью атрофировались "мышцы", отвечающие не за изготовление шедевра, а за его серийное производство, публикацию, внедрение в жизнь. Монополия государства в сфере образования, культуры и науки была поколеблена в 1990-х. Сейчас наблюдается обратный процесс. Благо академические и образовательные институты сохранили централизованную и жестко иерархическую структуру (коммерческие вузы в целях выживания также идут в русле этой тенденции), ориентируются не столько на производство, сколько на воспроизводство знания, тоскуют в отсутствии внятного заказа на государственную идеологию. Если в Москве и Питере государственные вузы, НИИ, музеи, галереи, издательства, библиотеки откровенно проигрывают в борьбе за внимание публики новым культурным институциям (по части производства нового или "модного" знания), то в провинции за эти годы фактически ничего не изменилось (если не считать "роста котировок" традиционных религий и постепенное распространение практики совмещения преподавательской и специализированной активности у юристов, банковских служащих и др.). Молодым гуманитариям не остается ничего другого, кроме как идти на поклон к консервативной и сервильной научной, художественной, медиа-бюрократии".
Параметры встречи: "Речь ведь не о "сезонном наборе" молодых интеллектуалов на "проектные" работы по защите и продвижению прав, свобод, достоинства человека, а о системных, доверительных, к общим целям стянутых отношениях. Как и правозащитники, молодые интеллектуалы объективно заинтересованы в развитии нейтральной публичной сферы (в противовес государственной, коммерческой и частной), в расширении мыслящего слоя и образовании защищенных позиций для социальной критики, инновативных художественных практик, независимых ис(рас-)следований. Вряд ли их искренне возбуждает перспектива всю жизнь писать тексты ради улучшения статусных позиций внутри феодально устроенной "Академии". Вряд ли их устроит роль помыкаемого и бесправного сервисного слоя (придворные шуты, визири, рассказчики сказок на элитную ночь в гламурных журналах). И уж тем более сомнительна радость от амплуа "прослойки", переводящей "классам-экс-гегемонам" чего от них хочет просвещенная бюрократия, депутат с мандатом или Большой Брат с автоматом. Правозащитное сообщество заинтересовано в появлении гуманитариата, решившего творить свой мир по гамбургскому счету. Никаких предварительных условий, "аннексий и контрибуций" по-брестски тут быть не может. В отличие от партий, номенклатуры, академического сообщества (точнее, его менеджеров) и распорядителей культурных фондов, правозащитникам на фиг не нужны присяги на верность и превращения себя в рупор (идеи, эстетической программы, институции и др.). Идеология прав человека никак не регламентирует содержание и векторы гуманитарного творчества. Она предполагает инакомыслие и стремление к лучшему миру ценностью самой по себе, вне зависимости от того, каким политическим, научным, эстетическим, богословским течениям оно релевантно".
Пожелание: "Вряд ли следует ожидать от гуманитариата прямого, постоянного участия в повседневной работе правозащитных НПО или выражения публичной солидарности с практикой и судьбой гражданских движений. Однако если этот слой интеллектуалов реализует себя в своем непосредственном качестве - образца мысли, прямохождения, цивилизованности, памяти, если ему удастся возобновить диалог с личностью, минуя ангажированность последней различными эгоистическими социальными ансамблями (масса, нация, корпорация и др.), то вызванные этим "атмосферные явления" в состоянии изменить общий климат в стране, облегчить взаимопонимание между правозащитной активностью профессионалов гражданского влияния, неформальной деятельностью граждан, чьи права или интересы оказались нарушены или ущемлены и обществом в целом. Чтобы это произошло, одних только интеллектуальных компетенций (эрудиции, методологии, дара речи и др.) недостаточно. Бессмертная Фаина Георгиевна Раневская из всех, сказанных ей комплиментов, до самой смерти выделяла один, сделанный шофером-таксистом: "Молодец, Фаина, ни разу не сговнялась!". "Быть бессмертным", не опустить планку, следовать гуманитарному призванию сейчас не менее сложно. Нельзя этого требовать. Нельзя этого не ждать".