https://www.facebook.com/notes/александр-запольскис/вперед-к-победе-неофеодализма/1414589368648087/Вперед, к победе неофеодализма!
Александр Запольскис 12 июля 2017 г.
Происходящее на планете сегодня почему-то принято считать эпохой конца идеологии. Об этом даже пишут
неплохие статьи, при этом же прямо путая ее отсутствие у концепции свободного рынка с гос пропагандой, приписываемой тоталитаризму. Хотя на самом деле имеет место быть процесс, пройденный Человечеством неоднократно. Точно также развалился Древний Рим. Тем же путем прошла Византия и Великая Римская империя германского духа. Кстати, древний Китай хаживал этой тропой тоже.
Просто когда что-то строится, процесс идет более-менее в предсказуемом ключе. По крайней мере - в представлении строителей и их планов. В то время как крушение конструкции в виду накопления в ней критических ошибок всегда происходит почти хаотично. Эту самую неопределенность все сейчас и ощущают, по ходу выяснив, что капитализм в чистом виде столь же нежизнеспособен, как чистый коммунизм/социализм. Проблема лишь в том, что "капиталистическая ракета" не взлетит - уже очевидно, а вот куда и как она упадет - еще не понятно решительно никому.
Глобализм провалился. Не потому, что он был плох сам по себе, причиной явился очевидный системный перекос в вопросе - зачем. Зачем строился капитализм - было понятно. По крайней мере, на взгляд феодального общества. Идея прав и личных свобод - это все от туда, из времен, когда личные возможности и будущее человека определялось прежде всего знатностью рода. И даже будь ты трижды богат, но если род твой недостаточно знатен, путь наверх, тем более к кормилу государственной власти, тебе закрыт напрочь. В любом раскладе у наследственной аристократии прав по любому будет больше твоего. Точно также свой ответ на основополагающий вопрос имелся у коммунизма. В деталях он был другим, но по сути тоже говорил о будущем мире, в котором жить станет лучше, чем в текущем. За счет более справедливого перераспределения результата труда.
А вот глобализм, он вообще зачем? Чтобы в любую страну летать, ездить или плавать без виз? Чтобы в любой точке мира был один и тот же набор продуктов из пармезана, пармской ветчины и суши, и чтобы все это везде фотографировалось на один и тот же айфон? Чтобы местный уровень жизни выражать через стандартный гамбургер? И все? Пока перечисленное было "впервые и вновь" оно казалось безусловным достижением. Сидишь в шезлонге на пляже Тайланда, по скайпу проводишь совещание с партнерами из Австралии, Джибути, Норвегии и Аляски, обсуждаешь бизнес интернет-портала, который физически как бы вообще нигде, но приносит вполне ощутимые деньги. Круто. Вот только оказалось, что все это лишь обертка, под которой содержимое тоже коричневое, но это не шоколад.
Под видом мира глобальной свободы корпорации попытались скинуть с себя ярмо государства. Он был нужен исключительно чтобы вести бизнес там, где доходы выше, а числиться там, где налоги ниже, желательно - чтобы вообще без налогов. А все эти социальные обязательства, в обмен на исполнение которых общество согласно мириться с доминированием государства, чтобы корпораций не касалось. А еще чтобы извлекаемая прибыль оставалась только в корпоративном кармане, с минимальным перераспределением в пользу какого-то там общества или какой-то там общей инфраструктуры.
Правда, впоследствии выяснилось, что много денег, как ни странно, не сделали корпорации богаче. И дело даже не в том, что сами деньги утратили функцию накопления богатства. Мы уже как-то привыкли и не возмущаемся тем, что рубль, доллар, юань или любая другая денежка в мире, скажем, 20 лет назад "стоили" сильно иначе, чем сегодня, хотя это одна из фундаментальных причин кризиса капитализма в целом. Куда важнее, что числящихся на бухгалтерских балансах капиталы в реальности не существуют.
Вот, например, хвасталась одна компания с надкусанным яблоком на логотипе превосходством своей капитализации над Газпромом. Потом выходит в СМИ глупая истеричная статья, ее акции мигом подешевели. Раз, и сумма, превосходящая ВВП всей Восточной Европы, без остатка испарилась. Куда? А никуда. Просто теперь за ее акции на бирже стали давать меньше денег. И это не единственный случай. Аналогичные истории регулярно случаются со всеми большими компаниями мира. Чтобы этому как-то противостоять, все они стремятся капиталы куда-нибудь "вложить". В результате, вместо полезной деятельности и улучшения жизни общества в целом, прибыль перекачивается на фондовую биржу и оседает в ценах уже давно ничем не обеспеченных бумаг.
Тут то оказывается, что цена - штука безразмерная, никакого верхнего предела в принципе не имеющая. Так что, чем больше у корпораций становится денег, тем больше взлетают биржевые котировки, напрочь эти деньги связывая и из полезной экономической деятельности изымая. Чем крупнее корпорации, тем обширнее поляна, с которой они утилизируют прибыль. Глобальный мир означает, что процесс сей должен был стать общепланетарным.
Таковым он и стал. Вот только оказалось, что расходы на глобализм со стороны общества, значительно превышают его от глобализма доходы. Сколько пришлось заплатить - понятно. Цены растут. Средний класс разрушается. Безработица увеличивается. Вместо свободы заниматься чем угодно обостряется территориальная конкуренция. Что-то типа - если ты - Греция, то занимайся только туризмом, как и турки с египтянами. Если ты Франция - значит сельское хозяйство, как и поляки с их яблоками. Некоторым, вроде Германии, - отводится роль промпроизводства. И так далее. И ни шагу в сторону. А кому в этой системе не хватило места, - марш с дороги на обочину жизни. И хоть сдохните там, глобализм ваши проблемы не волнуют.
Однако выяснилось, что "не вписавшихся в рынок", точнее, в глобализм, оказалось слишком много. А получателей выгоды - слишком мало, менее 0,5% общества. Остальным 99,5% общества, на вопрос, - зачем, - глобализм предлагал единственный ответ: чтобы просто больше жрать. К тому же еще и безбожно обманывая при этом. Не то что больше, даже просто жрать в этой системе предполагалось далеко не всем. Потому глобализм и "не взлетел".
Так что в этом смысле формально можно сказать, что мы находимся сейчас в периоде конца эпохи идеологии. Идеологии глобализма. Но не идеологии вообще. Просто в виду очевидного банкротства идеи одного общего безграничного мира размером на всю планету, как это всегда в подобных случаях бывало, начался откат к предыдущей ступени мироустройства - совокупности национальных территорий. Национальных, в смысле общественно-государственных.
Это вовсе не значит, что национальные государства однозначно лучше. Тем более, что сейчас они основаны на той же капиталистической модели экономики, а значит содержат в себе те же фундаментальные проблемы, которые привели к краху глобалистов. С той лишь разницей, что извлекается в налоги и уходит в социальные программы заметно больше получаемой корпорациями прибыли. Но больше - вовсе не означает достаточно. Впрочем, даже если забирать всю прибыль, фундаментальные проблемы это не устранит, зато других, не менее сложных, добавит. Именно потому происходящее не выливается в возрождение социализма. Как показал исторический опыт, с точки зрения фундаментальных проблем, социализм никаких однозначных преимуществ для общества в целом не дает. Сиюминутно "отобрать и поделить" - да, а в долгосрочной перспективе, увы, нет.
Так вот, нынешнее положение заключается в том, что потребность в каком-то новом варианте глобального смысла есть, а самого варианта пока, к сожалению, нет. Возникла идейная пустота, которая в конечном счете и выливается в ощущение отсутствия какой-либо идеологии вообще. Отсюда, кстати, и все эти метания с попытками заполнить вакуум религией, имеющие тот же эффект, как и ностальгия по коммунизму.
Чем все закончится? Неофеодализмом, как единственной устойчивой общественно-политической формацией, на которой нисходящий тренд распада глобализма имеет шанс остановиться. И это будет еще лучшим итогом для всех. Потому что альтернативы еще хуже.
http://www.profile.ru/economics/item/103224-konets-epokhi-globalizatsiiКонец эпохи глобализации
Как политика, экономика и цифровые технологии меняют открытость мира и всемирную торговлю
Александр Юнг 20.01.2016
Колебания на фондовом рынке Китая влияют на все мировые индексы Фото: Photoshot/Vostock Photo
Экономический подъем Китая замедлился, Бразилия погружается в рецессию, международная торговля почти не растет. Глобализация скоро останется в прошлом? Нет, она продолжается, но выходит на новый уровень, становится цифровой и незримой. Таким образом, она не сбавляет оборотов, но гонка происходит в другой среде, на место мировых океанов приходят вычислительные центры.
О том, как обстоят дела в мировой экономике, можно судить по одному заводу в промышленном поясе Сан-Паулу. Здесь Mercedes-Benz do Brasil производит коммерческие автомобили. Однако никто за ними не приезжает. Тысячи новехоньких грузовиков, тягачей и шасси для автобусов всех цветов и модификаций стоят на территории плотными рядами, бампер к бамперу; ими забиты все внутренние дороги. Здесь скапливается продукция, выпущенная за последние пять месяцев, - тонны мертвого капитала. «Уже 2014 год был плохим, но 2015‑й стал настоящей трагедией», - вздыхает 51‑летний Вальтер Санчес. Санчес работает в концерне с 1988 года, будучи членом производственного совета, он сумел войти в наблюдательный совет концерна Daimler. Теперь 7-8 раз в год летает в Штутгарт, чтобы присутствовать на заседаниях, свободно говорит по-немецки.
Санчес помнит те фантастические времена, когда бразильские шахты утоляли сырьевой голод Китая, скупавшего железную руду и медь; когда по всей стране строились новые автомобильные и железные дороги, электростанции, и рабочие Mercedes-Benz do Brasil занимались сборкой грузовиков, которые были востребованы. Бум остался в прошлом, пришли трудные времена. Рынок грузовых автомобилей и автобусов в Бразилии сократился почти на 50%. Бразильский Mercedes перешел на одну смену и ввел сокращенный рабочий день. «Никто не захочет инвестировать, пока не станет понятно, в каком направлении будет развиваться рынок», - опасается Санчес. Профсоюзные функционеры, предприниматели и политики в стране пребывают в растерянности; впрочем, неуверенность в завтрашнем дне также нарастает в Китае, Германии и других ключевых для мировой экономики странах. На этот раз речь идет не об обычном спаде, а о чем-то большем: проблемы имеют хронический характер.
На пороге новой эпохи
Последние четыре года мировая торговля росла существенно медленнее, чем в предшествующие 30 лет. Если раньше ежегодный прирост ее объемов, как правило, составлял не менее 7%, то теперь он едва достигает 2%. Если раньше можно было не сомневаться, что объем мировой торговли будет увеличиваться примерно в два раза быстрее, чем ВВП Германии, то сегодня рост мировой торговли и немецкой экономики в лучшем случае совпадает.
Поначалу это вызывало у экспертов скорее недоумение, сегодня - тревогу. Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) считает, что потеря динамики «внушает большие опасения». Главу Всемирной торговой организации (ВТО) Роберта Купмана беспокоит существенное замедление роста мировой экономики: «Может показаться, что приводной ремень двигателя глобального роста ослаб».
События последнего времени проливают свет на то, насколько непрочным является положение в мире и как быстро могут быть поставлены под вопрос казавшиеся незыблемыми достижения свободной торговли. Во многих странах Европы на границах снова устанавливают шлагбаумы, чтобы управлять потоком мигрантов. Массовые казни в Саудовской Аравии вызвали переполох в арабском мире. Обвал котировок на китайских биржах в начале 2016 года тянет ко дну и немецкие активы.
Германия, экспортная держава, заметно страдает от последствий такой турбулентности. Почти каждое четвертое рабочее место в стране зависит от мировой экономики. Перспективы немецкой производственной площадки ухудшаются, некоторые говорят о «пике торговли», о том, что мировая торговля будто бы преодолела исторический апогей. «Мы живем в переходную эпоху», - говорит гамбургский экономист и эксперт по мировой торговле Томас Штраубхаар. 58‑летний Штраубхаар взял неоплачиваемый отпуск на год и отправился посмотреть мир. Он был в США, в Бразилии, в Мексике, многое увидел, поговорил со многими людьми. По природе Штраубхаар - большой оптимист, однако поездка подействовала на него отрезвляюще.
Нередко он сталкивался с глубоким недоверием к идее открытых рынков, причины которого он может понять. В отличие от прежних времен, Штраубхаар больше не верит, что глобализация идет на благо всем людям, помогая преодолеть разрыв между бедными и богатыми: «Индустриальные державы не смогли претворить это свое обещание в жизнь».
Конечно, миллионы граждан сумели воспользоваться новыми возможностями, пополнили средний класс. «Я по-прежнему убежден в позитивном эффекте глобализации», - подчеркивает экономист, но не в том, что ее плодами автоматически сможет воспользоваться каждый.
А ведь именно этого ждали все еще в 90‑е годы, после окончания холодной войны: тогда была вера, будто достаточно просто открыть границы и устранить препоны для товаропотоков, чтобы обеспечить массам благосостояние. Китайцы и индийцы, русские и прибалты влились в глобальную рыночную экономику, а это миллиарды дополнительных как работников, так и потребителей.
Новый мировой порядок дал западным компаниям уникальный шанс: они перенесли часть своих производственных мощностей в страны с низкой себестоимостью, расходы на заработную плату и транспортировку не играли практически никакой роли.
Вместе с тем новые многомиллиардные рынки таили гигантский потенциал: потребители там жадно скупали почти все западное, начиная с детских подгузников и заканчивая BMW. Мирные дивиденды принесли двойную выгоду экономике Запада.
Четверть века спустя от тогдашнего очарования осталось немного. Эффект ослабевает, стремительный рост в прошлом. Турбоглобализация застопорилась.
Во всем мире мультинациональные концерны вынуждены констатировать, что их доходы упали. На протяжении 30 лет они пользовались «на удивление благоприятным климатом», анализируют консультанты McKinsey, прибыли компаний росли по сравнению с экономикой опережающими темпами. «Эта удивительная эпоха подходит к концу», - предупреждают эксперты. И еще: астрономический рост прибылей прошлых лет может «раствориться в воздухе».
Производственные площадки в Азии обходятся дороже, экономики становятся более зрелыми, соответствующие страны освобождаются от роли дешевых производителей и обращают больше внимания на внутреннюю конъюнктуру. Этот процесс сопряжен с определенными проблемами, как показывает пример Гуандуна - индустриальной провинции, где некогда начиналось китайское экспортное чудо.
Прощание с экспортной моделью
В одном из цехов Xucai Toy Factory, фабрики по производству игрушек, расположенной в Дунгуане, вот уже год стоят и пылятся 150 детских электромобилей для парков аттракционов. Шасси разрисованы мордашками Гуфи и Микки-Мауса, эта партия предназначалась для одного парка развлечений в Ливии. Все было готово, на музыкальные карты даже успели записать магрибские детские песни, однако владелец фабрики 41‑летний Джан Ченуй так и не дождался своих клиентов из объятой гражданской войной страны.
Пока Джан не хочет искать нового покупателя на эту партию, тем более что ливиец внес какую-то предоплату. Но если однажды машинки придется выставить на продажу, то, «вероятнее всего, их купят китайцы, а не кто-то еще». Раньше 70% своих игрушек он отгружал за границу, сегодня доля экспорта сократилась до 10%. Зато объем продаж внутри страны возрос в три раза. «И такое произошло не только со мной», - говорит Джан.
Китайская экономика переживает тяжелую трансформацию. На протяжении десятилетий мотором экономического роста оставался экспорт, однако теперь руководство меняет курс. Пекин пытается стимулировать внутренний спрос, наращивает инвестиции в сферу услуг и технологии, а также в маркетинг отечественной продукции.
И правда, популярность национальных брендов в КНР растет. В 2014 году объемы их продаж увеличились на 10%, в то время как импорт вырос всего на 3%. Пекинская фирма Xiaomi предлагает сегодня столь же эффектные смартфоны, как и южнокорейский Samsung. А новая дамская сумочка вполне имеет право быть сделанной в Китае: фабрика кожаных товаров Junda в Дунгуане выпускает около 200 000 сумок в год, почти все они до сих пор поставлялись на экспорт. «Теперь это меняется», - говорит директор Не Тайли. У китайского рынка еще остается большой потенциал, убежден Не, ведь год от года покупательская способность населения растет: «Я вижу это по зарплатам, которые плачу сам». На момент основания фирмы в 2003 году простой рабочий зарабатывал 300 юаней в месяц, что составляло около 29 евро. «Сегодня я вряд ли кого-то найду меньше чем за 4000 юаней», - говорит он.
Падение цен из-за перепроизводства
Что касается потребительских товаров, таких как сумки или смартфоны, расставание с глобальным рынком возможно без особых проблем. А вот тяжелая промышленность КНР оказалась в ловушке. За многие годы она накопила колоссальные избыточные мощности.
В 2014 году Китай выплавил в семь раз больше стали, чем в 2001‑м. Экономика страны достигла той точки, когда всего больше, чем требуется: портовых терминалов, аэропортов, городов, построенных в чистом поле. Производители стали не могут сбыть свои болванки, в результате с трудностями также сталкиваются их поставщики на другом конце света, у Амазонки.
Там, близ бразильского города Карахас, находится крупнейшее в мире месторождение железной руды, известное под аббревиатурой S11D, которую присвоил своему многомиллиардному детищу сырьевой концерн Vale. В проекте задействованы 10 000 рабочих; чтобы защитить шею и лицо от красной пыли, они используют ткань. Под ногами лежат 4,2 млрд тонн чистой железной руды, вопрос лишь в том, кому сегодня вообще нужны эти полезные ископаемые.
Vale «приходит с холодным пивом на вечеринку, которая уже отгремела», - иронизирует бразильский журнал Exame. Всего несколько лет назад концерн заказал для китайских месторождений собственный флот судов класса Valemax - это самые большие в мире балкеры: длина 362 м, мощность двигателей 37 000 л. с. Сегодня 11 из этих гигантских сухогрузов уже снова выставлены на продажу.
Морские перевозки - надежный индикатор ослабления глобализации. Бременский институт экономики морских перевозок и логистики ежемесячно учитывает грузооборот в 81 порту планеты. В последние 12 месяцев в этой статистике отмечалась тенденция к снижению. По мнению экономистов, это говорит о «чрезвычайном ослаблении мировой торговли». Крупные судоходные компании уже отменили часть рейсов между Европой и Азией. Объем грузоперевозок сократился, тарифы на перевозку по соответствующим маршрутам всего за полгода снизились вдвое.
Такое падение цен обнажает проблемы, с которыми бьются Бразилия, Индонезия, ЮАР и все остальные крупные сырьевые страны. Они инвестировали в проекты по добыче природных ресурсов миллиарды, вынуждены обслуживать гигантские долги, как правило, в долларах США, однако не могут сбыть руду, медь или каучук, тем более по ценам, заложенным в калькуляции. Избыточные мощности приводят к снижению цен по всему миру. Если пять лет назад тонна железной руды стоила 180 долларов, то сегодня за нее не получить и сорока.
Потеря открытости
Конкуренция принимает брутальные формы, что не остается без последствий и для Германии. Треть мирового производства стали приходится на Китай; немецкие концерны это тревожит. Президент межотраслевого объединения производителей стали Ханс Юрген Керкхофф обвиняет китайцев в «экстенсивном демпинге» и призывает Еврокомиссию защитить отрасль.
В наступившем году конфликт может дополнительно обостриться, если Китай действительно получит так называемый статус рыночной экономики. Это категория торгового права, осложняющая антидемпинговые разбирательства, наподобие тех, что были в недавнее время инициированы ЕС в отношении китайских производителей солнечных батарей. В таком случае, по словам Керкхоффа, защитить европейских производителей от недобросовестного импорта будет практически невозможно.
В последнее время в мировой торговле снова усилились протекционистские тенденции. Правительства выделяют субсидии, создают таможенные барьеры или вводят квоты, ограничивающие объемы импорта. В университете Санкт-Галлена ученые дотошно учитывают каждый подобный инцидент. За первые десять месяцев 2015 года их было зарегистрировано 538, в два с лишним раза больше, чем в 2009 году.
Мир теряет открытость. Люди, товары, капитал - ничто больше не перемещается так свободно и беспрепятственно, как раньше. Как следствие, мир становится менее безопасным. «Если товары не пересекают границ, то это сделают солдаты», - констатировал еще в XIX веке французский экономист Фредерик Бастиа. Террор и насилие, стремление к национальному доминированию и религиозная нетерпимость способствуют появлению атмосферы страха, который, в свою очередь, парализует мировую экономику и товарооборот: участники международной торговли как бы занимают круговую оборону.
Россия изолировалась от Запада. ИГ и «Аль-Каида» лишают Ближний Восток и Северную Африку экономического потенциала. Бразилия, судя по всему, навечно останется страной будущего, но не настоящего. США получают независимость от импорта энергоносителей. Наконец, Европа глубоко расколота на доноров и реципиентов, на друзей беженцев и тех, кто относится к ним враждебно. «Отгораживаться в XXI веке - это не вариант», - убеждает партнеров по Европе федеральный канцлер Германии Ангела Меркель.
Политическая разобщенность мира усиливается параллельно с технологической интеграцией. Данные легко и беспрепятственно циркулируют вокруг земного шара. Однако формирование цифровой инфраструктуры отнюдь не способствует развитию международной торговли; напротив, дигитализация может привести к обмельчанию глобальных товарных потоков. Получить представление о том, какие силы участвуют в данном процессе, можно в Центре воздушных грузовых перевозок UPS в Луисвилле, штат Кентукки.
3D-принтер как тормоз торговли
Там стоят сто 3D-принтеров, выдающих продукцию 24 часа в сутки. Клиенты, такие компании как GE Aviation или Whirlpool, направляют UPS пакеты данных, выбирают материал и спецификации, после чего высокотехнологичная техника берется за дело и слой за слоем изготавливает требуемые детали.
Благодаря таким 3D-принтерам концерны смогут производить все, что нужно, там, где им это удобно; необходимость возить продукцию с другого конца света отпадает. А значит, данная технология может представлять экзистенциальную угрозу для индустрии логистики.
Экспедиторские компании переходят в наступление: они сами налаживают новый бизнес, не дожидаясь, пока другие сориентируются и поставят крест на их прежней бизнес-модели. В настоящий момент соответствующие возможности прощупывают UPS, FedEx, DHL и TNT. Никто из них не хочет повторить судьбу Kodak, фотоконцерна, попавшего под каток дигитализации.
Если 3D-печать действительно станет широко применяемым методом производства, она может похоронить глобальные цепочки создания добавленной стоимости. Ведь в таком случае компании перестанут изготавливать свою продукцию из отдельных деталей, которые закупаются в странах с низким уровнем заработной платы и на доставку которых через океан уходят недели. Впредь они будут производить их из цельного куска материала прямо на месте - это касается и протезов тазобедренного сустава, лопастей для турбин, имплантатов. Уже сегодня некоторые стоматологи «вытачивают» мосты или коронки на основании цифровых данных в стенах собственной практики, вместо того чтобы размещать заказы в Восточной Европе или Китае.
Даже Adidas - воплощение глобализации - изучает альтернативу массовому производству на Дальнем Востоке. Концепция, которая в настоящий момент проходит испытания, получила название Futurecraft: в магазине с ноги клиента снимают мерки, после чего 3D-принтер производит обувь с учетом индивидуальных особенностей стопы.
Таким образом, технический прогресс становится препятствием для глобальной торговли. Потребности в морских контейнеровозах, портовых терминалах и экспедиторах сокращаются. Земля в определенном смысле съеживается.
Ларри Финк, возглавляющий крупнейшую в мире управляющую компанию Blackrock, считает, что торговля может и вовсе прекратиться. Чем интенсивнее будут использоваться робототехника и компьютеры, пишет Финк в Harvard Business Review, тем больше компании станут производить внутри страны. «Если такое смещение окажется достаточно масштабным, мировая торговля может обрушиться», - предупреждает он. Так что же, глобализации конец? Ответ на этот вопрос дает динамика развития музыкальной индустрии. Раньше отрасль печатала компакт-диски, доставляла альбомы во все уголки света и продавала их в специализированных магазинах. Сегодня пользователи загружают отдельные композиции на свои жесткие диски или подписываются на стриминговые сервисы. Теперь музыкальная продукция больше не перевозится в контейнерах через океаны, потоки данных со скоростью молнии находят потребителя в любой точке планеты без какого-либо таможенного контроля.