"Оштинский погост" (2002 г., мои записки из серии "О друзьях, водке и рыбалке.." )
Пусть будет тут, раз судьба распорядилась обнаружить эти зарисовки на старой флешке. Только хочу предупредить, что в одном месте присутствует ненормативная лексика, ибо подходящего эвфемизма, описывающего суть ситуации, я подобрать не смог ...
ОШТИНСКИЙ ПОГОСТ
Несуразности начались ещё в Питере. Ночью, перед самым стартом на Онего, у меня в туалете прорвало трубу. Алка сказала: "Так! Пока не сделаете, в Ошту не поедите!" Серьёзность заявления не оставляла никаких сомнений и мы с Лю потопали к слесарям. За мгновенное устранение неисправности сантехники зарядили две тысячи полновесных российских рублей и я задумался. Деньги были большие и рыцари разводного ключа и вантуза были посланы… Через час приехала бригада, посмотрела на дырку, напомнила про две тысячи и сказала, что, мол, мы не жалеем соседей и из-за такой ничтожной суммы отключат весь стояк и надолго. Однако мы их послали опять, но уже отключать…
Здесь необходимо сделать маленькую ремарку - наш дом имел одну странность, которая всех (включая сантехников) постоянно изводила: система водоснабжения была устроена таким образом, что отключить только один стояк было невозможно, надо было отключать всех. Все триста пятьдесят квартир. Бригада была не наша и этого, видимо, не знала…
С утра мы с Альбой рванули в магазин, накупили всяких хомутов и прочей сантехнической дребедени, так как в свою безоговорочную победу ещё не верили. По пути назад раздался звонок Алки: "Слышь, Серый, они, того… приехали" - "И чё?" - " Через плечо! Тащат сварочный аппарат на восьмой этаж", - резанула супружница. "Гы…", - сказал Альба на подходе к дому, так как наш двор напоминал картину «Переход А.В.Суворова через Альпы» - по стене наверх тащили шланги, к лифтам перекатывали газовые баллоны, а у входа стоял сумрачный дядя в галстуке и руководил процессом. Народ пахал, смотреть было приятно и даже издалека было заметно, что все поголовно - и дядя, и бригадир, и сантехники, и даже сварочный аппарат, были вздрючены кем-то по полной программе. Видимо, триста сорок девять звонков, от немытых и непокакавших с утра соседей, сделали своё дело. Алка нас сразу зауважала, т.к. ночные попытки объяснить ей, что ситуация будет развиваться именно по такому сценарию, натыкались на полное неверие и бубнение только одной фразы: "Ну, смотрите! Ошты вам не видать!" Поднявшись наверх, я услышал голос бригадира: "Тэкс… будем тут всё ломать, мне не подобраться к трубе". "Сурово, но справедливо...", подумалось мне. Бригадир имел право на маленькую месть и надо было мириться. Два пузыря водки, совмещённые с политбеседой на тему "Нельзя ничего ломать, забижать старушку и беззащитную женщину, когда пять больших дядь уедут на рыбалку, иначе всем тут будет ... ну, короче, плохо...", сгладили конфликт окончательно. Бригадир заверил, что "да мы... да бля... да пока не сделаем..."
И мы уехали...
Ошта осенью. Зимой здесь не менее красиво...
Ошта со стороны Онего...
Фото с сайта http://basik.ru
На Мурманке, за Синявино, у знака "30" радар показал 74 км/час. Гаишник начал ныть: "Сергей Анатолич, это многовато, тем более за тобой москвичи летели, вон за поворотом ссут…" Я облокотился на капот и поведал ему печальную историю про трубу, сантехников, жену, рыбалку, Онего и тоскливую жысть. Гаишник вытер слезу, взял всего лишь сто рублей и помахал нам вслед носовым платком. Про слёзы и платок нагло вру, про сто рублей - чистейшая правда. Через четыре часа, в полнейшей темноте подъехали к Мишкиному дому, намереваясь очищать двор от снега для стоянки машин, открыли ворота и нервно улыбнулись - двор был чист! Как было приятно, что нас тут любят и ждут всегда. После первой, "водительской", расслабленные мускулы захотели покоя и в баню. "Эх, щас бы веником…", - сказал Лю и мы налили ещё по одной, мечтательно вздохнув…
И тут пришла тётя Валя. Чмоки-чмоки, объятия, радость от встречи, знакомство с московскими пацанами, которых она сразу и безоговорочно полюбила, прервались фразой: "Ой, чё это я! Забыла же, баня стоплена, простынет, того и гляди. Идите..." Бани есть всякие, но деревенская баня по-чёрному не сравнится ни с чем. Малиновые камни переливались в парилке, из чёрных от копоти стен тянуло дымком, веники пахли лесом и берёзовыми почками, а мы поняли, что отдых будет великолепный. Первый пар так шарахнул по ушам Лю и Альбы, что они мгновенно умчались из парилки. Мы же с Мишкой, злорадно ухмыльнулись и пересилив себя, остались сидеть на полке. Аборигены чай, не хухры-мухры, положена держать фасон! На этом издевательства над москалями закончились и мы стали париться, как положено - с истомой, полной потерей ощущения времени и пространства, с ласковым парком и снежными ваннами…
От бани до дома Карповых метров тридцать, а мы их шли минут пятнадцать. Глядеть вокруг было завораживающе. Мы, городские жители, уже забыли какова она Рождественская ночь, когда на улице -35, Луна светит как Солнце, всё переливается волшебным сказочным светом, а вся деревня, с горящими окошками, напоминает огромную ёлку. Сон сморил рано, но не всех, а только разомлевшего от пара, водки и свидания с малой Родиной Мишку и нас с Лю, крутивших баранку. Яклич с Альбой, вопреки заверениям в лояльности, потихоньку свалили в ресторацию. Оштинская ресторация очень похожа на обычную столовку. Она и есть столовка до семи вечера, а вот потом она уже Ресторация. Пирожок здесь стоит 2 рубля 14 копеек, салат - три, стопка водки - шестнадцать. Цены радовали, но, как и в любом другом аналогичном заведении, в Оштинской ресторации легко могут дать в табло, если расслабишься на секунду. Альба про это знал, но был спокоен - Яклич имел все нужные пароли. Как только к ним подходил какой-нибудь подвыпивший оштинец, годов до 30-ти от роду, причём явно не облобызать, Яклич сурово спрашивал: "Чьих будешь?" На вопрос патриарха обычно отвечали с вызовом и нагло, что-то типа: "Марков я!" - "А Коля Марков, что за почтой живёт, тебе кто?", - нимало не смущаясь баритонил Яклич. И услышав уже более скромное - "Дядей...", по-барски развалясь и налив юнцу стопку, говорил: "Передай ему привет от Александрова и Климшина, приехали мы, пусть в гости заходит". Яклич, скажу я вам, хоть и не является коренным оштинцем, знает там всех - и Силиных, и Лукиных, и Арифметиковых, и Филюшкиных, и Быкачей ... Короче всех, более или менее значимых, личностей Оштинского погоста. Вот так развлекаясь и выпивая, заодно просадив в ресторации баснословную (для этих мест) сумму рублей в триста и дождавшись закрытия заведения, хлопцы под утро пошли баиньки. Спали долго... С утра, не громче мышки, зашуршала тётя Валя, растопила настоящую русскую печку, по сравнению с которой самый лучший английский камин - жалкий тепловентилятор, и я, в очередной раз, подумал "Боже, как хорошо..." Завтракали чинно и не торопясь вручали привезённые подарки, ворочали шкварки в яишне, принимали вино. Кто не знает, на северах водку зовут вином. Почему - не знаю, да и ни кто там не знает, но думаю, так хитрые вологчане, карелы, вепсы и архангелогородцы, во время поста слегка обжуливают Бога. Ведь водку в пост пить нельзя, а вино можно. Вот они и пьют, как бы вино...
Завтрак завтраком, но у московских друганов свербело в заднице попасть на Онего и мы пошли заводить машину Лёхи. Машина послала нас туда же, куда мы совсем недавно послали слесарей. Но нас не послал сосед Семён, который три часа мужественно грел двигатель лампами, таскал машину на верёвке и в конце-концов её завёл. Однако на Онего ехать было уже поздно и мы пошли на речку Ошту, которая течёт через деревню Ошта. Вернее пошли Лю, Альба, Яклич и Санька Карпов, а мы с Мишкой, доделав важные дела, т.е. допив початую бутылку, потащились за ними, по пути посещая различных уважаемых людей деревни. Вышедши из последнего двора, волоча за собой в мешке полтора десятка толстенных налимов, мы содрогнулись - навстречу нам шли четыре Деда Мороза. Особенно был похож на него Альба, с ледобуром в руке, и в капюшоне (или «-ёне», не помню как правильно), покрытым слоем инея и слегка синий от холода. Но нам с Мишкой было уже не холодно, в руках были зажаты десять налимьих донок и в глазах горело желание их поставить прям здесь - почти посредине деревни. Но оно тут же погасло, как только мы узнали, что у пацанов с собой есть и, причём, почти полная. Я взялся разливать... Потёр глаза... Потряс бутылкой... Потом головой... Она не текла! Вернее текла, но так, как течёт сопля по подбородку уснувшего алкаша. Бля, её ничем оттуда было не выковырнуть! Пришлось отогревать дыханием. Отогрели... Выпили... Во мне проснулся дух рыболова и я, на правах знатока налимьей ловли, указал где бурить. Альба хмыкнул и с гидрологической точки зрения опроверг моё заявление - типа здесь мель, так как течение туда, коса здесь. Я убил его аргументом - "Саня, я тут все мели знаю!" Саня вздохнул и пошёл бурить… На этом ловля налимов закончилась, т.к. острые ножи ледобура через два оборота вонзились в речное дно. Не знаю как Саня, но мы с Мишкой не расстроились и пошли есть рыбу. Дома нас поджидал приятный сюрприз - в гости пришли Дядюшка и Тётушка, именно так их зовёт Мишка. Мгновенно накрылся стол, мы слетали в магазин, все налили и выпили "Нуууу, за мороз!", покушали, и бабки с дедами начали петь. Это был невообразимо - от частушек мы просто лежали от хохота, а после каждой песни, где "слова и музыка народные" хотелось ещё выпить, что мы и делали. Разогрев организм таким нехитрым способом, почти вся честная компания пошла кататься на санках...
Санки в Оште не обычные железные, а самодельные - из гнутой берёзы, перевитой лозой. Лю с первой попытки преодолел крутой спуск, подпрыгнул на небольшом трамплине и... на этом закончил выступление, так как один из передних его зубов не выдержал поцелуя с замёрзшим напрочь полозом санок. "Минус 300 баксов", - вздохнул Алёша и уселся на бережку наблюдать за тренировкой величайшего сноубордиста Ошты, Вытегры и Вознесенья! Сноубордом служила широченная лыжа "Тайга", а этим самым "Великим и Ужасным", был, собственно, я. Если кто-нибудь и когда-нибудь вам скажет, что на сноуборде кататься сложно, плюньте этому человеку в рожу и предложите съехать с горки просто на лыже с обычным ремешком, вместо крепления. Вот это сложно! Чего меня вштырило - не знаю, наверное, детские воспоминания, но я, проехал на этой лыже! Предварительных попыток было штук двести (честно!), но я проехал и заслужил невероятно бурные аплодисменты окружающих. Израненный Алёша орал громче всех, ибо понял, что я не уйду, не добившись результата, а он, сдуру, поклялся дождаться пока я съеду…
На восторженные крики публики пришёл даже Альба, который осваивал новую снасть для налимьей ловли, под названием "мотовка". Мотовка - этот палка, длиной метр, на конце которой закреплены большие крючки из проволоки. Конец с крючками ставится на дно речки, палка раскручивается между ладошек и затем поддёргивается вверх, багря налима, который подплывает посмотреть, чего это там крутится? Грубо и цинично, но очень необычно. Это и привлекло Альбу - он сверлил лунки, крутил палку, поддёргивал и «сасал» (так называют бесклёвье в определённых кругах питерских рыболовов). После двухчасового катания с горки к нему присоединились все члены концессии и тоже сасали. И вдруг на лёд вышел Мишка, видимо заскучавший в пустом доме, ведь с тётей Валей особо не выпьешь, а выпить ему было надо. Потратив 20 драгоценных минут своего времени на уговоры "Да бросьте вы эту херню и пошли... эта... в дом" он, видимо, понял, что надо сделать что-то неординарное и взял в руки снасть, потому что в этом момент оторвать нас от лунок могло только одно - пойманная рыба. Мы притихли, а Миша покрутил мотовку, как-то с особым вывертом постучал ей по дну и поддёрнул. Потом опять раскрутил, постучал, поддёрнул и тихо сказал: "Есть!" И тут, то ли его качнуло, то ли кто-то в суматохе его толкнул, но палка выскользнула из рук и начала погружаться в воду. Десять рук рванулись к ней, но первым был Михаил Палыч, так как у него в голове, молнией сверкнула мысль: "Утонет... начнут новую мотовку делать... время уйдёт… не выпьем вааще никогда!" И он её поймал, а затем, с напряжением, потянул вверх. Было видно, что и впрямь есть! Чёрная вода забурлила и из неё показалась... старая дырявая кастрюля. Мы смеялись? Нет, мы не смеялись. Мы валялись на льду, хватали ртами застывший воздух и беззвучно икали. Мишка смущённо улыбался и с надеждой смотрел на нас. Надежды его оправдались - мы пошли и с огромным удовольствием с ним выпили...
Следующим утром мороз отпустил. Глаза пацанов загорелись надеждой на удачную рыбалку, тем более, что вечером на деревенской площади, нам повстречался Васька Быкач, который сдал секретное форелевое место в километре от Мишкиного дома. Мальчишки, сполоснув перед завтраком рот парочкой стопарей и мигом собравшись, сдриснули к плотине. Плотина - это очень симпатичное место. Не знаю как зимой, но летом Леонидыч, в своих дорогущих вейдерсах и с нахлыстовой удочкой за штуку баксов, смотрелся там очень гармонично, т.к. эти добротные вещи только дополняли прекрасный вид стремнины, речной излучины и полуразрушенного моста. Но оставим на время рыбалку и перейдём в лето, которым я наслаждался в течении трёх последующих часов…
А лето было совсем рядом, тут прямо. У тёти Вали есть корова, которую она иначе как "Коровушка" никогда не называет. Коровушка зимой кушает сено, а сено стоит в стогах на лугу за огородами. Так вот это сено тётя Валя и попросила нас перетащить в сарай. На помощь нам пришли помянутый уже Васька и ещё один Мишкин одноклассник - Женька Силин, которого все почему-то называют Костей. Почему, ни кто уже не помнит, Костя и Костя... Командовал всеми Толька Карпов, специально с утра не опохмелённый, чтобы был злее и не сорвал важный процесс. Стог стоял, занесённый снегом. Обычный стог, таких в Оште сотня по всей деревне, но стоило Тольке скинуть брезент, которым он был заботливо укрыт, вытащить из него первую копёшку сена, как вокруг заблагоухало летним теплом и лугом. Оштинцы, привыкшие ко всему такому с детства, даже не дёрнулись и, подгоняемые страдающим от похмелья командиром, начали грузить сено на носилки. А я стоял и вдыхал... А оно пахло ещё сильнее... Вдыхал, а оно пахло... Вдруг, в глубине копёшки, мелькнула голубая точечка, маленькая-маленькая. Я взял её в руки, расправил лепестки и уткнулся носом в нежное сердце василька. И он пах так же, как пахли васильки в тот летний день, когда мы с единственным на всю Ошту заезжим банкиром, по прозванию Леонидыч, с граблями в руках ворошили это сено и метали стог. А потом пошёл ливень, а мы сидели, как два дурака, под смётанным стогом и гордились тем, что успели...
Однако, вернёмся на заснеженный лёд Ошты. А там всё было так - Яклич стоял посреди речки и непонимающим взглядом смотрел в баночку с мотылём. Нет, уже не с мотылём, а с чёрно-красной массой, которой он стал. Это был пиздец! Лёха с Сашкой всего своего мотыля извели вчера, а Яклич забыл своего в рыболовном ящике, а ящик стоял в сенях, а в сенях было -20 минимум, а при -20 минимум мотылю пиздец, а если мотылю пиздец, то это уже Полный Пиздец! На лица москвичей было страшно смотреть, так как даже они, с их природным оптимизмом, понимали - кроме как на мотыля форель тут ничем не поймаешь. И они стали ловить... Макали мормышку в эту кашу, давали ей замёрзнуть и опускали всё это в воду. И им не могло не повезти! Через два часа они взяли первую, потом ещё одну... Потом хариус, два раза дёрнувшись, застыл на льду. Ещё форель... Они её ловили по-настоящему, забыв, что припёрлись сюда, за тысячу вёрст, ради гигантского окуня и огромной щуки, а уж никак не ради маленькой форельки. К вечеру, уже по тому, как скрипел снег под их ногами, ступающими по лесенке в сенях и как они отбивали от снега ноги, мы с Мишкой поняли - пацанам попёрло! Баню мы им заботливо стопили заранее, они в ней просидели четыре часа и там тоже, наверное, говорили о том, как она клюнула сперва у Яклича, а Лёха побежал смотреть… а потом, кааак шарахнуло у Сашки-большого… а потом, Сашка-маленький забагрил хариуса за хвост… а в конце, Лю выдрачивал-выдрачивал и наконец-то выдрачил... Но мы всего этого не слышали, ибо умаянные сеном, воздухом и вином, уютно дрыхли с Мишкой у печки...
Уезжали мы на следующий день спокойные и почти не грустные. Только тётя Валя была грустная, плакала, махала платочком и крестила сначала Лёху с Сашкой, а затем и нас с Мишаней и Якличем. Дед Игорь целовал всех и тоже плакал. И Санька-маленький с Толькой были грустные, но не плакали. Они же оштинские мужики, а оштинские мужики только на кладбище плачут...
ОШТИНСКИЙ ПОГОСТ
Несуразности начались ещё в Питере. Ночью, перед самым стартом на Онего, у меня в туалете прорвало трубу. Алка сказала: "Так! Пока не сделаете, в Ошту не поедите!" Серьёзность заявления не оставляла никаких сомнений и мы с Лю потопали к слесарям. За мгновенное устранение неисправности сантехники зарядили две тысячи полновесных российских рублей и я задумался. Деньги были большие и рыцари разводного ключа и вантуза были посланы… Через час приехала бригада, посмотрела на дырку, напомнила про две тысячи и сказала, что, мол, мы не жалеем соседей и из-за такой ничтожной суммы отключат весь стояк и надолго. Однако мы их послали опять, но уже отключать…
Здесь необходимо сделать маленькую ремарку - наш дом имел одну странность, которая всех (включая сантехников) постоянно изводила: система водоснабжения была устроена таким образом, что отключить только один стояк было невозможно, надо было отключать всех. Все триста пятьдесят квартир. Бригада была не наша и этого, видимо, не знала…
С утра мы с Альбой рванули в магазин, накупили всяких хомутов и прочей сантехнической дребедени, так как в свою безоговорочную победу ещё не верили. По пути назад раздался звонок Алки: "Слышь, Серый, они, того… приехали" - "И чё?" - " Через плечо! Тащат сварочный аппарат на восьмой этаж", - резанула супружница. "Гы…", - сказал Альба на подходе к дому, так как наш двор напоминал картину «Переход А.В.Суворова через Альпы» - по стене наверх тащили шланги, к лифтам перекатывали газовые баллоны, а у входа стоял сумрачный дядя в галстуке и руководил процессом. Народ пахал, смотреть было приятно и даже издалека было заметно, что все поголовно - и дядя, и бригадир, и сантехники, и даже сварочный аппарат, были вздрючены кем-то по полной программе. Видимо, триста сорок девять звонков, от немытых и непокакавших с утра соседей, сделали своё дело. Алка нас сразу зауважала, т.к. ночные попытки объяснить ей, что ситуация будет развиваться именно по такому сценарию, натыкались на полное неверие и бубнение только одной фразы: "Ну, смотрите! Ошты вам не видать!" Поднявшись наверх, я услышал голос бригадира: "Тэкс… будем тут всё ломать, мне не подобраться к трубе". "Сурово, но справедливо...", подумалось мне. Бригадир имел право на маленькую месть и надо было мириться. Два пузыря водки, совмещённые с политбеседой на тему "Нельзя ничего ломать, забижать старушку и беззащитную женщину, когда пять больших дядь уедут на рыбалку, иначе всем тут будет ... ну, короче, плохо...", сгладили конфликт окончательно. Бригадир заверил, что "да мы... да бля... да пока не сделаем..."
И мы уехали...
Ошта осенью. Зимой здесь не менее красиво...
Ошта со стороны Онего...
Фото с сайта http://basik.ru
На Мурманке, за Синявино, у знака "30" радар показал 74 км/час. Гаишник начал ныть: "Сергей Анатолич, это многовато, тем более за тобой москвичи летели, вон за поворотом ссут…" Я облокотился на капот и поведал ему печальную историю про трубу, сантехников, жену, рыбалку, Онего и тоскливую жысть. Гаишник вытер слезу, взял всего лишь сто рублей и помахал нам вслед носовым платком. Про слёзы и платок нагло вру, про сто рублей - чистейшая правда. Через четыре часа, в полнейшей темноте подъехали к Мишкиному дому, намереваясь очищать двор от снега для стоянки машин, открыли ворота и нервно улыбнулись - двор был чист! Как было приятно, что нас тут любят и ждут всегда. После первой, "водительской", расслабленные мускулы захотели покоя и в баню. "Эх, щас бы веником…", - сказал Лю и мы налили ещё по одной, мечтательно вздохнув…
И тут пришла тётя Валя. Чмоки-чмоки, объятия, радость от встречи, знакомство с московскими пацанами, которых она сразу и безоговорочно полюбила, прервались фразой: "Ой, чё это я! Забыла же, баня стоплена, простынет, того и гляди. Идите..." Бани есть всякие, но деревенская баня по-чёрному не сравнится ни с чем. Малиновые камни переливались в парилке, из чёрных от копоти стен тянуло дымком, веники пахли лесом и берёзовыми почками, а мы поняли, что отдых будет великолепный. Первый пар так шарахнул по ушам Лю и Альбы, что они мгновенно умчались из парилки. Мы же с Мишкой, злорадно ухмыльнулись и пересилив себя, остались сидеть на полке. Аборигены чай, не хухры-мухры, положена держать фасон! На этом издевательства над москалями закончились и мы стали париться, как положено - с истомой, полной потерей ощущения времени и пространства, с ласковым парком и снежными ваннами…
От бани до дома Карповых метров тридцать, а мы их шли минут пятнадцать. Глядеть вокруг было завораживающе. Мы, городские жители, уже забыли какова она Рождественская ночь, когда на улице -35, Луна светит как Солнце, всё переливается волшебным сказочным светом, а вся деревня, с горящими окошками, напоминает огромную ёлку. Сон сморил рано, но не всех, а только разомлевшего от пара, водки и свидания с малой Родиной Мишку и нас с Лю, крутивших баранку. Яклич с Альбой, вопреки заверениям в лояльности, потихоньку свалили в ресторацию. Оштинская ресторация очень похожа на обычную столовку. Она и есть столовка до семи вечера, а вот потом она уже Ресторация. Пирожок здесь стоит 2 рубля 14 копеек, салат - три, стопка водки - шестнадцать. Цены радовали, но, как и в любом другом аналогичном заведении, в Оштинской ресторации легко могут дать в табло, если расслабишься на секунду. Альба про это знал, но был спокоен - Яклич имел все нужные пароли. Как только к ним подходил какой-нибудь подвыпивший оштинец, годов до 30-ти от роду, причём явно не облобызать, Яклич сурово спрашивал: "Чьих будешь?" На вопрос патриарха обычно отвечали с вызовом и нагло, что-то типа: "Марков я!" - "А Коля Марков, что за почтой живёт, тебе кто?", - нимало не смущаясь баритонил Яклич. И услышав уже более скромное - "Дядей...", по-барски развалясь и налив юнцу стопку, говорил: "Передай ему привет от Александрова и Климшина, приехали мы, пусть в гости заходит". Яклич, скажу я вам, хоть и не является коренным оштинцем, знает там всех - и Силиных, и Лукиных, и Арифметиковых, и Филюшкиных, и Быкачей ... Короче всех, более или менее значимых, личностей Оштинского погоста. Вот так развлекаясь и выпивая, заодно просадив в ресторации баснословную (для этих мест) сумму рублей в триста и дождавшись закрытия заведения, хлопцы под утро пошли баиньки. Спали долго... С утра, не громче мышки, зашуршала тётя Валя, растопила настоящую русскую печку, по сравнению с которой самый лучший английский камин - жалкий тепловентилятор, и я, в очередной раз, подумал "Боже, как хорошо..." Завтракали чинно и не торопясь вручали привезённые подарки, ворочали шкварки в яишне, принимали вино. Кто не знает, на северах водку зовут вином. Почему - не знаю, да и ни кто там не знает, но думаю, так хитрые вологчане, карелы, вепсы и архангелогородцы, во время поста слегка обжуливают Бога. Ведь водку в пост пить нельзя, а вино можно. Вот они и пьют, как бы вино...
Завтрак завтраком, но у московских друганов свербело в заднице попасть на Онего и мы пошли заводить машину Лёхи. Машина послала нас туда же, куда мы совсем недавно послали слесарей. Но нас не послал сосед Семён, который три часа мужественно грел двигатель лампами, таскал машину на верёвке и в конце-концов её завёл. Однако на Онего ехать было уже поздно и мы пошли на речку Ошту, которая течёт через деревню Ошта. Вернее пошли Лю, Альба, Яклич и Санька Карпов, а мы с Мишкой, доделав важные дела, т.е. допив початую бутылку, потащились за ними, по пути посещая различных уважаемых людей деревни. Вышедши из последнего двора, волоча за собой в мешке полтора десятка толстенных налимов, мы содрогнулись - навстречу нам шли четыре Деда Мороза. Особенно был похож на него Альба, с ледобуром в руке, и в капюшоне (или «-ёне», не помню как правильно), покрытым слоем инея и слегка синий от холода. Но нам с Мишкой было уже не холодно, в руках были зажаты десять налимьих донок и в глазах горело желание их поставить прям здесь - почти посредине деревни. Но оно тут же погасло, как только мы узнали, что у пацанов с собой есть и, причём, почти полная. Я взялся разливать... Потёр глаза... Потряс бутылкой... Потом головой... Она не текла! Вернее текла, но так, как течёт сопля по подбородку уснувшего алкаша. Бля, её ничем оттуда было не выковырнуть! Пришлось отогревать дыханием. Отогрели... Выпили... Во мне проснулся дух рыболова и я, на правах знатока налимьей ловли, указал где бурить. Альба хмыкнул и с гидрологической точки зрения опроверг моё заявление - типа здесь мель, так как течение туда, коса здесь. Я убил его аргументом - "Саня, я тут все мели знаю!" Саня вздохнул и пошёл бурить… На этом ловля налимов закончилась, т.к. острые ножи ледобура через два оборота вонзились в речное дно. Не знаю как Саня, но мы с Мишкой не расстроились и пошли есть рыбу. Дома нас поджидал приятный сюрприз - в гости пришли Дядюшка и Тётушка, именно так их зовёт Мишка. Мгновенно накрылся стол, мы слетали в магазин, все налили и выпили "Нуууу, за мороз!", покушали, и бабки с дедами начали петь. Это был невообразимо - от частушек мы просто лежали от хохота, а после каждой песни, где "слова и музыка народные" хотелось ещё выпить, что мы и делали. Разогрев организм таким нехитрым способом, почти вся честная компания пошла кататься на санках...
Санки в Оште не обычные железные, а самодельные - из гнутой берёзы, перевитой лозой. Лю с первой попытки преодолел крутой спуск, подпрыгнул на небольшом трамплине и... на этом закончил выступление, так как один из передних его зубов не выдержал поцелуя с замёрзшим напрочь полозом санок. "Минус 300 баксов", - вздохнул Алёша и уселся на бережку наблюдать за тренировкой величайшего сноубордиста Ошты, Вытегры и Вознесенья! Сноубордом служила широченная лыжа "Тайга", а этим самым "Великим и Ужасным", был, собственно, я. Если кто-нибудь и когда-нибудь вам скажет, что на сноуборде кататься сложно, плюньте этому человеку в рожу и предложите съехать с горки просто на лыже с обычным ремешком, вместо крепления. Вот это сложно! Чего меня вштырило - не знаю, наверное, детские воспоминания, но я, проехал на этой лыже! Предварительных попыток было штук двести (честно!), но я проехал и заслужил невероятно бурные аплодисменты окружающих. Израненный Алёша орал громче всех, ибо понял, что я не уйду, не добившись результата, а он, сдуру, поклялся дождаться пока я съеду…
На восторженные крики публики пришёл даже Альба, который осваивал новую снасть для налимьей ловли, под названием "мотовка". Мотовка - этот палка, длиной метр, на конце которой закреплены большие крючки из проволоки. Конец с крючками ставится на дно речки, палка раскручивается между ладошек и затем поддёргивается вверх, багря налима, который подплывает посмотреть, чего это там крутится? Грубо и цинично, но очень необычно. Это и привлекло Альбу - он сверлил лунки, крутил палку, поддёргивал и «сасал» (так называют бесклёвье в определённых кругах питерских рыболовов). После двухчасового катания с горки к нему присоединились все члены концессии и тоже сасали. И вдруг на лёд вышел Мишка, видимо заскучавший в пустом доме, ведь с тётей Валей особо не выпьешь, а выпить ему было надо. Потратив 20 драгоценных минут своего времени на уговоры "Да бросьте вы эту херню и пошли... эта... в дом" он, видимо, понял, что надо сделать что-то неординарное и взял в руки снасть, потому что в этом момент оторвать нас от лунок могло только одно - пойманная рыба. Мы притихли, а Миша покрутил мотовку, как-то с особым вывертом постучал ей по дну и поддёрнул. Потом опять раскрутил, постучал, поддёрнул и тихо сказал: "Есть!" И тут, то ли его качнуло, то ли кто-то в суматохе его толкнул, но палка выскользнула из рук и начала погружаться в воду. Десять рук рванулись к ней, но первым был Михаил Палыч, так как у него в голове, молнией сверкнула мысль: "Утонет... начнут новую мотовку делать... время уйдёт… не выпьем вааще никогда!" И он её поймал, а затем, с напряжением, потянул вверх. Было видно, что и впрямь есть! Чёрная вода забурлила и из неё показалась... старая дырявая кастрюля. Мы смеялись? Нет, мы не смеялись. Мы валялись на льду, хватали ртами застывший воздух и беззвучно икали. Мишка смущённо улыбался и с надеждой смотрел на нас. Надежды его оправдались - мы пошли и с огромным удовольствием с ним выпили...
Следующим утром мороз отпустил. Глаза пацанов загорелись надеждой на удачную рыбалку, тем более, что вечером на деревенской площади, нам повстречался Васька Быкач, который сдал секретное форелевое место в километре от Мишкиного дома. Мальчишки, сполоснув перед завтраком рот парочкой стопарей и мигом собравшись, сдриснули к плотине. Плотина - это очень симпатичное место. Не знаю как зимой, но летом Леонидыч, в своих дорогущих вейдерсах и с нахлыстовой удочкой за штуку баксов, смотрелся там очень гармонично, т.к. эти добротные вещи только дополняли прекрасный вид стремнины, речной излучины и полуразрушенного моста. Но оставим на время рыбалку и перейдём в лето, которым я наслаждался в течении трёх последующих часов…
А лето было совсем рядом, тут прямо. У тёти Вали есть корова, которую она иначе как "Коровушка" никогда не называет. Коровушка зимой кушает сено, а сено стоит в стогах на лугу за огородами. Так вот это сено тётя Валя и попросила нас перетащить в сарай. На помощь нам пришли помянутый уже Васька и ещё один Мишкин одноклассник - Женька Силин, которого все почему-то называют Костей. Почему, ни кто уже не помнит, Костя и Костя... Командовал всеми Толька Карпов, специально с утра не опохмелённый, чтобы был злее и не сорвал важный процесс. Стог стоял, занесённый снегом. Обычный стог, таких в Оште сотня по всей деревне, но стоило Тольке скинуть брезент, которым он был заботливо укрыт, вытащить из него первую копёшку сена, как вокруг заблагоухало летним теплом и лугом. Оштинцы, привыкшие ко всему такому с детства, даже не дёрнулись и, подгоняемые страдающим от похмелья командиром, начали грузить сено на носилки. А я стоял и вдыхал... А оно пахло ещё сильнее... Вдыхал, а оно пахло... Вдруг, в глубине копёшки, мелькнула голубая точечка, маленькая-маленькая. Я взял её в руки, расправил лепестки и уткнулся носом в нежное сердце василька. И он пах так же, как пахли васильки в тот летний день, когда мы с единственным на всю Ошту заезжим банкиром, по прозванию Леонидыч, с граблями в руках ворошили это сено и метали стог. А потом пошёл ливень, а мы сидели, как два дурака, под смётанным стогом и гордились тем, что успели...
Однако, вернёмся на заснеженный лёд Ошты. А там всё было так - Яклич стоял посреди речки и непонимающим взглядом смотрел в баночку с мотылём. Нет, уже не с мотылём, а с чёрно-красной массой, которой он стал. Это был пиздец! Лёха с Сашкой всего своего мотыля извели вчера, а Яклич забыл своего в рыболовном ящике, а ящик стоял в сенях, а в сенях было -20 минимум, а при -20 минимум мотылю пиздец, а если мотылю пиздец, то это уже Полный Пиздец! На лица москвичей было страшно смотреть, так как даже они, с их природным оптимизмом, понимали - кроме как на мотыля форель тут ничем не поймаешь. И они стали ловить... Макали мормышку в эту кашу, давали ей замёрзнуть и опускали всё это в воду. И им не могло не повезти! Через два часа они взяли первую, потом ещё одну... Потом хариус, два раза дёрнувшись, застыл на льду. Ещё форель... Они её ловили по-настоящему, забыв, что припёрлись сюда, за тысячу вёрст, ради гигантского окуня и огромной щуки, а уж никак не ради маленькой форельки. К вечеру, уже по тому, как скрипел снег под их ногами, ступающими по лесенке в сенях и как они отбивали от снега ноги, мы с Мишкой поняли - пацанам попёрло! Баню мы им заботливо стопили заранее, они в ней просидели четыре часа и там тоже, наверное, говорили о том, как она клюнула сперва у Яклича, а Лёха побежал смотреть… а потом, кааак шарахнуло у Сашки-большого… а потом, Сашка-маленький забагрил хариуса за хвост… а в конце, Лю выдрачивал-выдрачивал и наконец-то выдрачил... Но мы всего этого не слышали, ибо умаянные сеном, воздухом и вином, уютно дрыхли с Мишкой у печки...
Уезжали мы на следующий день спокойные и почти не грустные. Только тётя Валя была грустная, плакала, махала платочком и крестила сначала Лёху с Сашкой, а затем и нас с Мишаней и Якличем. Дед Игорь целовал всех и тоже плакал. И Санька-маленький с Толькой были грустные, но не плакали. Они же оштинские мужики, а оштинские мужики только на кладбище плачут...