про прорубь
В одиннадцать вечера подъехали к Нескучному саду. Купюра охраннику на шлагбауме - он объяснил нам, как ехать к проруби. Нужно было двигаться почти до самого конца аллеи, вдоль набережной, и потом вверх, к озеру. Мы не смогли заехать в гору, машина скользила, свистела колесами по ледяной корке, надежды затянуть ее ближе к пруду или хотя бы закогтиться прямо на холме не было. Мы оставили ее в засаде, рядом с разбитой статуей. Боялись, что придется раздеваться в темноте, но возле проруби стояла пара джипов. Они светили фарами прямо в квадратную дыру с черной водой.
Раздевались мы на открытом воздухе, стоя на обледеневших досках у края озера.
Вдруг стало очень тихо - холод добрался до моего тела, я сбросил последний предмет одежды, и шагнул к проруби. Я не слышал звуков, не чувствовал мороза, остывшие за секунду ступни мои не горели от снега. Понятия «тепло» и «холодно» встретились, выровнялись, и исчезли. И если какой-либо процесс и протекал у меня в туловище, осознание этого процесса не протекало в уме. Путь до проруби мне предстояло пройти вне тела.
Я опустился в воду до плеч. Спазм. Ко мне вернулся слух. С берега кричали - моя спутница: «Быстро!», какие-то люди: «Три раза! И креститься надо, парень!». Я окунулся с головой. В жилах запылал холод. Никакого духовного очищения со мной не происходило, вода слегка пахла гнилым и мягким. И ангелов никаких не было - нам подсвечивал фарами джип - по крайней мере, в той части застывшего мрака, куда дотянулись две светящиеся спицы.
Потом я выдергивал из проруби свою спутницу, растирал ее костистые коленки, она смеялась, мы бежали к машине. От ее волос парило. Я смотрел как она, избавляясь от мокрого белья, раздевалась догола на переднем сидении автомобиля, потом надевала колготки, вытягивая носочек в характерном балетном движении.
В лесу было тихо. На разбитой статуе искрился иней. Мы выехали за ограду, в кабинке проснулся охранник. Мы посигналили ему на прощанье, он махнул нам рукой, и тишина вернулась на свое место. Единственная тишина, которую нам удалось нарушить.
Раздевались мы на открытом воздухе, стоя на обледеневших досках у края озера.
Вдруг стало очень тихо - холод добрался до моего тела, я сбросил последний предмет одежды, и шагнул к проруби. Я не слышал звуков, не чувствовал мороза, остывшие за секунду ступни мои не горели от снега. Понятия «тепло» и «холодно» встретились, выровнялись, и исчезли. И если какой-либо процесс и протекал у меня в туловище, осознание этого процесса не протекало в уме. Путь до проруби мне предстояло пройти вне тела.
Я опустился в воду до плеч. Спазм. Ко мне вернулся слух. С берега кричали - моя спутница: «Быстро!», какие-то люди: «Три раза! И креститься надо, парень!». Я окунулся с головой. В жилах запылал холод. Никакого духовного очищения со мной не происходило, вода слегка пахла гнилым и мягким. И ангелов никаких не было - нам подсвечивал фарами джип - по крайней мере, в той части застывшего мрака, куда дотянулись две светящиеся спицы.
Потом я выдергивал из проруби свою спутницу, растирал ее костистые коленки, она смеялась, мы бежали к машине. От ее волос парило. Я смотрел как она, избавляясь от мокрого белья, раздевалась догола на переднем сидении автомобиля, потом надевала колготки, вытягивая носочек в характерном балетном движении.
В лесу было тихо. На разбитой статуе искрился иней. Мы выехали за ограду, в кабинке проснулся охранник. Мы посигналили ему на прощанье, он махнул нам рукой, и тишина вернулась на свое место. Единственная тишина, которую нам удалось нарушить.